Другая страна - Джеймс Болдуин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От этих страхов и фантазий он чувствовал себя полубольным. Если Ида любит его, тогда Эллис и весь этот сверкающий мир шоу-бизнеса не страшны. Если же нет, то с этим ничего нельзя поделать, и чем скорее кончится их роман, тем лучше. Но в душе Вивальдо понимал, что дело обстоит не так просто, что он играет сам с собой в прятки. Она могла любить его и все же – его передернуло от этой мысли, и он залпом допил рюмку – могла сейчас валяться на каком-нибудь кожаном диване, подмятая Эллисом, и стонать. Ее любовь к нему не могла умерить ее решимости стать известной певицей и заставить отказаться от карьеры, которая теперь, можно сказать, лежала перед ней на блюдечке. И пылкие уверения, что только он и его любовь дали ей силу и смелость, были, несомненно, искренними. Впрочем, они не радовали его, а, скорее, наводили на мысль, что теперь его роль закончена и он портит пьесу, отказываясь произнести свою заключительную реплику. Вивальдо покачал головой. Через полчаса, нет, через час, он зайдет в ресторан.
– Кэсс, дорогая, – услышал он свой голос, – как бы мне хотелось помочь тебе…
Она, улыбнувшись, коснулась его руки. Стрелки на часах словно застыли.
– Спасибо, – серьезно поблагодарила она. И прибавила: – Я не знаю, любит ли еще меня Ричард. Он не замечает меня больше… не видит. Не прикасается ко мне, – Кэсс подняла на Вивальдо глаза, из которых выкатились две крупные слезы и поползли вниз по щекам, она даже не попыталась утереть их, – не прикасается так давно, что я уже не помню, когда это было в последний раз. Сама я не привыкла приставать – не было необходимости. – Она утерла слезы тыльной стороной руки. – Я стала в доме кем-то вроде… вроде прислуги. Занимаюсь детьми, готовлю, оттираю унитазы, отвечаю на телефонные звонки, а он просто… не видит меня. Он всегда работает. Или ведет переговоры с… этим Эллисом, или своим литературным агентом, или еще с кем-нибудь из этих жутких типов. Терпеть их не могу, может, это злит Ричарда, но сердцу не прикажешь. – Она перевела дух, извлекла из сумки еще одну скомканную бумажную салфетку и вновь проделала с ней ту же процедуру. – Поначалу я вышучивала их, теперь прекратила, но, боюсь, поздно, это уже дела не меняет. Они все, конечно, очень занятые и важные персоны, но, ничего не могу с собой поделать, вся их деятельность кажется мне несерьезной. Ричард называет меня снобкой из Новой Англии и мужененавистницей – может, он и прав, но, клянусь, я к этому не стремлюсь, просто мне кажется, что Ричард стал хуже писать, а вот этого он мне простить не может. Что мне делать? Ума не приложу. – Она обхватила голову обеими руками и опустила глаза, из них снова заструились слезы. Вивальдо оглянулся. В этом сумрачном зале никто не обращал на них никакого внимания. А на часах было уже без четверти семь.
– А вы с Ричардом обсуждали ваши дела? – спросил он несколько некстати.
Она покачала головой.
– Нет. Просто ссорились. Мы, наверное, разучились разговаривать. Говорят, в каждом браке наступает такой момент, когда чувства уходят и супруги просто тянут вместе лямку, но с нами такого быть не может, это не то, слишком уж скоро. И я этого не хочу! – Она произнесла последние слова так яростно, что несколько человек повернули головы в их сторону.
Улыбаясь, он взял ее за руки.
– Успокойся, детка, успокойся. Давай-ка закажем тебе еще рюмочку.
– Хорошо бы. – В бокале у Кэсс была одна вода, но она все же допила. Вивальдо сделал знак рукой официанту, что они хотели бы все повторить.
– А Ричард знает, где ты?
– Нет… то есть да. Я сказала, что пригласила тебя выпить.
– Когда же он ждет тебя домой?
Она заколебалась.
– Не знаю. Еду я оставила в духовке. Ему сказала, что, если не вернусь к ужину, пусть накормит детей и поест сам. Он что-то хмыкнул и удалился в кабинет. – Она закурила, глядя перед собой отстраненным, полным отчаяния взглядом. Вивальдо догадывался, что она ему чего-то недоговаривает. – Не знаю, может, отправлюсь домой. А может быть, пойду в кино.
– Давай поужинаем вместе?
– Спасибо, но мне совсем не хочется есть. Кроме того… – Подошедший официант поставил перед ними рюмки. Кэсс подождала, пока он отойдет, и продолжала: – Понимаешь, Ричард ревнует меня к тебе.
– Ко мне? Почему именно ко мне?
– Потому что ты можешь стать настоящим писателем. А ему уже путь отрезан. И он знает это. В том-то вся трагедия. – Она произнесла этот смертельный приговор ледяным голосом, и тут Вивальдо впервые подумал, как, должно быть, тяжело Ричарду в его положении жить с такой женщиной, как Кэсс. – Да наплевать мне! Пусть даже читать разучится. – Она натужно улыбнулась и глотнула из рюмки.
– Тебе не наплевать, – сказал Вивальдо. – И с этим ты ничего не можешь поделать.
– Если бы он не умел читать, то мог бы выучиться. Я сама могла бы научить его. А вот кто он – писатель или нет, – мне действительно наплевать. Это амплуа он сам себе придумал. – Кэсс замолчала, скулы четче обозначились на ее худощавом лице. – Понимаешь, – заговорила она вновь, – он пятый сын плотника, польского иммигранта. Вот откуда все идет. Сто лет назад он продолжил бы отцовское дело и открыл скобяную лавку. А теперь должен стать писателем и поставлять Эллису продукцию для «мыльных опер». – Она гневно раздавила окурок. – И теперь между ним и этой бандой никакой разницы. – Кэсс тут же закурила новую сигарету. – Пойми меня правильно. Я ничего не имею против Эллиса и остальных персонажей. Типичные американцы, которые хотят выбиться в люди. Ричард тоже стал таким.
– И Ида, – вдруг сказал он.
– Ида?
– Думаю, она уже переговорила с Эллисом. У них на сегодня назначена встреча. Он обещал помочь ей… в карьере. – И
