Лестница в небо - Михаил Хазин

«В Пьемонте Карл–Альберт в 1831 году наследовал Карлу–Феликсу… Он сам определил свое положение, сказав герцогу Омальскому: "Я стою между кинжалом карбонария и иезуитской чашкой шоколадаг“» [Лависс, 1938, том 3, с. 516].

Тем не менее невозможность удержания власти, захваченной с помощью заговоров и восстаний, стала к началу 1830–х годов очевидной даже для самих карбонариев. Для победы нужна была сила, способная противостоять не отдельным монархам, а всей Австрийской империи; такая сила должна была опираться не на узкий круг заговорщиков, а на широкое движение под понятными каждому итальянцу лозунгами. Первым осознал этот факт молодой (26 лет) карбонарий Джузеппе Мадзини [404], эмигрировавший во Францию после очередного неудачного мятежа. В 1831 году он (вместе с другими такими же эмигрантами) создал «Молодую Италию» — организацию нового типа, главным лозунгом которой стало объединение Италии. Поскольку никакой династии обще- итальянских королей в природе не существовало, естественным продолжением этой идеи было требование республики — государственного строя, способного объединить страну и безо всяких королей. Третьим новшеством Мадзини стала открытая пропаганда своих идей — массовая печать (разумеется, за пределами Италии) и распространение (уже в самой Италии) листовок, брошюр и журналов [405]:

«…Мадзини… научил несколько поколений молодежи лепетать слово „республика"» [Кин, 1978, с. 56].

Благодаря новизне программы и личной активности Мадзини «Молодая Италия» привлекла в свои ряды значительное число бывших карбонариев [406]. Организация пустила корни по всей Европе; в апреле 1833 года капитан зашедшего в Таганрог торгового судна «Клоринда» познакомился там с итальянским эмигрантом Джованни Канео и вступил в «Молодую Италию», находясь на российской земле. Звали капитана Джузеппе Гарибальди [407], а уровень организационных способностей «Молодой Италии» можно оценить из дальнейших событий.

В ноябре 1833–го Гарибальди встретился в Женеве с самим Мадзини, а уже в феврале 1834–го принял участие в очередной попытке организовать революцию в Сардинии. Часть мадзинистов перешли границу между Францией и Савойей, намереваясь поднять население на восстание, другая, включавшая Гарибальди, проникла в Геную, чтобы поддержать местных заговорщиков. В Савойе дело закончилось перестрелкой с полицией (которую вызвало не пожелавшее восставать население) и отступлением обратно во Францию. В Генуе большая часть мадзинистов была арестована накануне планировавшегося восстания, Гарибальди сумел ускользнуть, но заочно был приговорен к смерти. В последующие годы аресты продолжились по всей Италии, и к 1836 году организация была полностью разгромлена.

Неспособность Мадзини [408] организовать практическую борьбу за власть стала очевидной даже его ближайшим сторонникам. Нужно было искать другие возможности, но потребовалось больше десяти лет, чтобы лежащая на поверхности идея обрела своих авторов. В 1843 году бывший «младоитальянец», а к тому моменту уже известный философ Винченцо Джоберти издал книгу «О нравственном и политическом первенстве итальянцев», в которой (помимо обоснования собственно «первенства») выдвинул идею объединения Италии под властью римского папы [409]. С этого момента «единая Италия» перестала означать то же самое, что и «республика», и к решению итальянской политической головоломки подключилась аристократия.

В 1845 году художник, писатель и политик Массимо Тапарел- ли, маркиз д’Азелио [410] отправился в путешествие по охваченной волнениями Романье (часть Папской области). Ознакомившись на конкретном примере с практикой мадзинистских восстаний, д’Азелио выработал альтернативную программу захвата власти [411], которую и доложил королю Сардинии при личной встрече. В следующем году программа была опубликована в виде памфлета «О последних волнениях в Романье», сделавшего автора знаменитым. Еще бы — на страницах памфлета подвергалась уничтожающей критике мадзинистская тактика заговоров и восстаний (и без того разочаровавшая уже всех разумных людей Италии), а вместо нее предлагался путь формирования общественного мнения, побуждающего просвещенного монарха проводить желаемые реформы.

Хотя имя просвещенного монарха в памфлете и не указывалось, нужные читатели прекрасно поняли, о ком идет речь, поскольку к 1846 году король Сардинии Карл–Альберт уже заслужил репутацию последовательного реформатора. Формирование у конкретного монарха мнения, что именно ему по силам стать королем всей Италии, выглядело куда более простой задачей, чем организация успешного общеитальянского восстания. Идею д’Азелио подхватили пьемонтские либералы, создавшие в декабре 1847 года газету «Рисорджименто» [412]. Публичным лидером нового движения стал граф Камилло Кавур [413], бывший «…таким страстным англоманом, что недоброжелатели иронически звали его “милорд Камилло"» [Кин, 1978, с. 10].

Трудно сказать, сколько времени потребовалось бы для убеждения короля Карла–Альберта посредством газетных статей; однако исторические факты говорят нам, что к моменту появления первого номера «Рисорджименто» Карл–Альберт давно уже разделял убеждения реформаторов. В 1846 году он начал таможенную войну с Австрией, в 1847–м смягчил цензуру (в точности к появлению на свет новой газеты) и создал гражданскую гвардию (на смену австрийским войскам, обеспечивавшим до этого королевскую безопасность). В 1848 году, когда после февральской революции во Франции половина Европы восстала против действующих монархов, Карл–Альберт решительно нарушил негласный договор с Австрией, предусматривавший сохранение абсолютистского правления, и 4 марта даровал своим подданным Конституцию [414]. В то время когда в других итальянских государствах бушевали восстания и провозглашались республики, во владениях Карла–Альберта всего лишь сменялись премьер- министры [415].

Парламентская технология, импортированная реформаторами из Англии, блестяще сработала после поражения Сардинии [416] в войне с Австрией (сражение при Новаре 23 марта 1849 года). Карл- Альберт отказался подписывать унизительный мирный договор и отрекся от престола в пользу своего сына, Виктора–Эммануила. Подписанный тем мирный договор был отвергнут парламентом; в ответ Виктор–Эммануил распустил парламент и назначил новые выборы. Недовольные миром с Австрией республиканцы устроили восстание в Генуе, которое было подавлено вполне традиционным способом (с обстрелом из пушек жилых кварталов и отдачей города на разграбление солдатам). Избиратели поняли намек, новый состав парламента утвердил перемирие с Австрией, а премьер–министром стал уже знакомый нам д’Азелио. Таким образом, поражение Сардинии помогло [417] либеральной властной группировке разделаться с республиканской оппозицией (она же «партия войны» с Австрией) и закрепиться у власти в качестве парламентского большинства.

Дальнейшие действия победившей властной группировки служат образцовым примером борьбы против более сильного противника. Никаких шансов в лобовом столкновении с Австрией (как на полях сражений, так и в устройстве переворотов в соседних государствах) у Сардинии, разумеется, не было; но зато у нее был хороший потенциальный союзник — Франция, где к власти пришел молодой и амбициозный Наполеон III. Десятилетние усилия [418] по укреплению армии и союзных отношений с Францией (которые предпринимал сначала д’Азелио, а затем сменивший его в 1852 году Кавур) привели к новой конфигурации сил, и в войне 1859 года Франция и Сардиния впервые за многие годы нанесли Австрии поражение. Территориально Австрия потеряла немного — всего лишь Ломбардию, переданную Франции по мирному договору, и переуступленную Сардинии в обмен на Ниццу и Савойю; но ее военное влияние в Центральной и Южной Италии было полностью уничтожено.

В этих условиях либеральная группировка провела очередную блестящую комбинацию. Разыграв возмущение «позорным миром» (который сам и планировал в Пломбьере за год до этого), Кавур подал в отставку с поста премьер–министра и в качестве частного лица занялся Флоренцией, Моденой и Болоньей. В короткий срок там были организованы плебисциты по присоединению к Сардинскому королевству [419], прошедшие с понятным результатом. В январе 1860 года Кавур вернулся к премьерским обязанностям; а в мае того же года Гарибальди, который с 1856 года состоял на тайной службе у Кавура, собрал в Генуе знаменитую «тысячу» и вторгся на Сицилию, пребывавшую в революционном брожении с момента смерти Фердинанда II (в 1859–м). На этот раз «экспорт революции» был хорошо подготовлен; оставшись без австрийской защиты, молодой король обеих Сицилии Франциск II ничего не смог противопоставить восставшим, 6 сентября Гарибальди занял Неаполь, объявил себя диктатором и провозгласил следующей целью Рим. Когда в середине сентября в Неаполь прибыл «вечный революционер» Мадзини, любому стороннему наблюдателю [420] могло показаться, что начавшаяся с войны королей революция вот–вот закончится учреждением итальянской республики.