Где-то во Франции - Дженнифер Робсон

за этот день увидела фигуру Робби. Он только что вышел из операционной, его халат был весь забрызган кровью. Он увидел ее и остановился. Но только на секунду; время стало теперь слишком большой драгоценностью.

Их глаза встретились. Она заставила себя выдержать его взгляд, хотя и опасалась, что может рухнуть на землю под его тяжестью. Она надеялась увидеть Робби перед поездкой, молилась об этом мгновении. Но никакая броня не могла защитить ее от боли, которую причинял ей этот взгляд, такой саднящий и пронзительный, что она чуть не теряла сознание, видя, сколько в нем муки.

Лилли провела во Франции уже больше года, и все это время она не боялась. Волновалась – да. Беспокоилась, печалилась, даже впадала в отчаяние, но никогда не боялась.

Теперь она боялась. Но не обстрелов и даже не известия о том, что враг прорвал линию обороны всего в нескольких милях от лазарета. Она боялась того факта, что десяток раненых все еще лежали в госпитальной палатке в ожидании, когда для них найдется место в санитарной машине.

А после нее сегодня уже никаких рейсов не будет.

А Робби отказывался уходить из операционной, пока все раненые на его попечении не будут эвакуированы. Он бы предпочел попасть в плен, но их не бросил бы никогда.

Ей так хотелось сказать ему что-нибудь, какие-нибудь слова утешения или преданности. Хотелось сказать ему еще раз, как она любит его.

Но она вместо этого, чувствуя, как колотится сердце, бросилась к Робби через двор и оказалась в убежище его рук. Одно прекрасное мгновение она позволила ему обнимать ее, откинула назад голову в ожидании его страстного, отчаянного поцелуя.

Она отступила, нежно разжав его пальцы, вцепившиеся в нее. Он кивнул, мрачно глядя на нее. Он не хуже ее понимал, что значит это мгновение.

А потом все кончилось. Она побежала назад к машине, завела мотор, села за рулевое колесо и поехала в ночь. В темноту.

Она силой воли подгоняла машину, почти не осмеливаясь выходить из первой передачи. Она преодолевала мили дюйм за дюймом, размеченные только стонами пассажиров и далеким ревом пушек.

В последний раз она молилась, молилась по-настоящему, много месяцев назад. Но сейчас она молилась, слова беззвучно срывались с ее языка. «Он исполнил свой долг, ни разу не отказался. Господи, пожалуйста, пусть Робби выживет, хотя другие погибают. Пожалуйста, позволь ему выжить. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

Сначала она услышала свист. Высокий, резкий, настойчивый. Глухой удар снаряда, разрывающего дорогу. Губительное знание о том, что сейчас случится. А потом – волна, несущая в себе горячий воздух и комья земли, скрежет металла. Все это обрушилось на Лилли и на пятерых раненых, которых она надеялась спасти.

Машину развернуло на дороге, она замерла на мгновение у края заполненной жижей канавы на обочине и перевернулась.

Она пришла в себя от боли. Боль была такой резкой, что она затосковала о той темноте, из которой только что вернулась в свет. Она лежала на земле, по крайней мере, ей казалось, что это земля – холодная и влажная, усыпанная камушками. Дождь хлестал ей в лицо. Она повернула голову и увидела, что кто-то стоит на коленях в грязи рядом с ней.

– Лилли, это Констанс. Я здесь.

Констанс. Лилли облегченно вздохнула.

– Что случилось?

– Тебя все не было и не было. А время уже совсем позднее. И мы поехали тебя искать. Просто чудо, что тебя не убило этим снарядом.

– Раненые в моей машине… – Чей это был голос – такой умоляющий, бледный, слабый?

– Их достали. Мы их всех достали. Но твою ногу придавило. Машиной. Они сейчас работают, чтобы ее освободить. Потерпи минутку-другую.

Лилли вглядывалась в темноту, пытаясь увидеть лицо подруги.

– Констанс? Где ты?

– Я здесь, Лилли. Держу тебя за руку.

– Так холодно.

– Я знаю. Мне очень тебя жаль. Я тебе обещаю – еще немного, и ты будешь в теплой кровати.

– Робби… – Лилли облизнула губы, которые, несмотря на дождь, были сухими. – Где он?

– Не знаю, Лилли. Я его не видела.

– Скажи ему…

– Да, Лилли?

Констанс склонялась над ней, старалась услышать.

– Чтобы простил… простил…

А потом слова умерли в ее горле, ее унесло назад, мягко унесло назад в прилив черной, как ночь, нежной, благодатной неизвестности.

– 50 –

Ситуация, в которой они оказались, не предвещала ничего хорошего. Он и старшая медсестра остались в госпитальной палатке с несколькими пациентами. Всего одиннадцать человек. Все после операции. Все стабилизированы и готовы к эвакуации, но, поскольку машин больше не было, им оставалось только одно: ждать появления немцев. Хорошо хоть Лилли уехала в Сен-Венан, там она будет в безопасности.

Скрежет шин по засыпанному гравием двору раздался раньше, чем он ожидал. Он остался сидеть, где сидел – лучше оставаться на месте и ждать неизбежного. Его служебный пистолет по-прежнему лежал в шкафчике, любое сопротивление было бы безумием, в особенности когда на кону жизни старшей медсестры и раненых.

Робби никак не предполагал увидеть лицо рядового Джиллспая, появившееся из-за клапана в палатке. Значит, это не немцы пришли, значит, их не заколют на месте штыками.

– Что ты здесь делаешь? – спросила старшая сестра.

– Полковник Льюис разрешил мне взять один из грузовиков «Деннис» – я подумал, может быть, смогу забрать вас всех. Но времени у нас немного. Идемте скорей.

Робби не нужно было просить два раза. Старшая медсестра помогла нескольким больным, которые могли идти, а они с Джиллспаем перенесли одни за другими носилки в кузов, размерами не менее чем в два раза превосходившим обычную санитарную машину. Внутри было тесновато, но они разместили всех, пусть плотно и неловко, как сардины в банке.

До Сен-Венана они добирались, казалось, целую вечность. Потому что рядовому Джиллспаю приходилось чуть ли не останавливать машину, когда на пути встречалась воронка от снаряда, иначе он рисковал поломать ось. И дождь шел такой сильный – в нескольких футах уже ничего не было видно.

В какой-то момент они проехали мимо обломков авто, очень похожего на тот надежный маленький «Форд», который водила Лилли, но ни водителя, ни пассажиров не увидели. Он надеялся, что они нашли убежище от дождя и бомб.

Тридцать третий полевой лазарет, эвакуировавшийся в Сен-Венан несколько недель назад, устроился в здании старого монастыря. И как только Джиллспай остановил машину, раненых начали переносить в палату.

Робби стоял под дождем, не зная, что ему делать дальше. Он и в самом деле поверил, что его ждет плен. Может быть, ему стоило поискать