По зову сердца - Николай Алексеев

Фома Сергеевич встрепенулся:

– Буду просить вас позаботиться о Наташе. А там, видимо, устрою в интернат.

– В интернат? В детдом, значит? Если уж в детдом, то, пока меня ноги держат, пусть будет у меня. А вот что дальше, когда кончится война?

– Возьму к себе.

– А кто ж это за ней ухаживать, растить-то будет?

– Няню найду.

– Няню? – поджала губы Ефросинья Александровна. – Няня-то хорошо, если любящая ребят женщина, а мать еще лучше… Жениться тебе, Фома Сергеевич, надыть, вот что! – Ефросинья Александровна, как бы не придавая значения своим словам, кормила Наташу. – И жену взять вот такую бы, как Ирина Сергеевна. Это была бы и хорошая жена и замечательная мать…

– Я об этом не думал. – Тут Фома Сергеевич сказал неправду. Об этом думал с первого известия о появлении Наташи. И в Ирине Сергеевне видел именно ту женщину, которая, как говорила няня, будет и хорошей женой и замечательной матерью.

Расставшись с Наташей, Фома Сергеевич, как только сел в машину, задремал.

– Товарищ полковник, товарищ полковник, – затеребил его шофер, – проснитесь.

– А? Что такое?

– Сигналит встречная машина. Да это же наша Валентинова.

– Валентинова? – Фома Сергеевич вышел и поднял руку. Вышла и Валентинова…

– К Наташе? – спросил он.

Та ответила:

– К Наташе!

– А я только что от нее. С большим нежеланием уезжал. – Он дотронулся до локтя Ирины Сергеевны, и они, разговаривая, медленно пошагали по дороге. – Каждый раз, как ее вижу, я открываю в ней что-то новое. Представьте, сегодня назвала меня папой. А как с Ваней?

– Из-за боев никак не могла вырваться. Мне ведь еще дня два возить боеприпасы и горючее. А там еще продовольствие, снаряжение. Да другие службы заявки дали. Так что вырвусь только на той неделе. Но я оттуда получаю почти каждую неделю письма. Договорились с сестрой, и она мне пишет, что все идет хорошо. Я же пишу Ване почти каждый день. Ведь каждая моя весточка – ему большая радость.

– Большое спасибо вам, Ирина Сергеевна, за вашу заботу о Наташе. А сейчас, – он взглянул на часы, – идемте назад. Я спешу.

Наташа уже спала. Ирина Сергеевна, выпив кружку молока, стала готовить себе постель. Для этого сдвинула лавки. Но хозяйка ее остановила:

– Ложитесь с Наташенькой. А я по-старушечьи на печку.

Ирина Сергеевна тихонько переместила Наташу к стенке и легла.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Постоялый двор для дел Михаила Макаровича получился что надо.

– Если бы у тебя, Петр Кузьмич, были номера да еще девочки, то ты бы в золоте купался, а мы у тебя с полным наслаждением веселились бы, – со вздохом выразил свое сожаление капитан Груббе. Он недавно прибыл помощником к майору Дитцу, но уже успел завести обширное знакомство.

Михаилу Макаровичу было ясно, что этот, как его называл Рудчук, Сыч заявился к нему неспроста. И, чтобы поскорее вызвать на откровенный разговор, сделал вид, что хочет уйти, и крикнул:

– Зина!

Лида мгновенно появилась в дверях.

Груббе не дал Михаилу Макаровичу даже раскрыть рта, подошел к Лиде и выпроводил ее за дверь.

И сразу заговорил по-русски, бесцеремонно обращаясь к хозяину:

– Присядем. И пока никого нет, поговорим по делу.

Михаил Макарович покорно сел, готовый слушать этого, выдававшего себя за немца, человека. В первые дни его появления Михаил Макарович со свойственной ему прозорливостью определил, что Груббе агент абвера, переодетый в общеармейскую форму офицера. А после установил, что он сын белоэмигранта из Белостока Грубкина.

– Без лишних слов, а прямо начистоту, – продолжал Груббе. – Я предлагаю вам, господин Кудюмов, сотрудничать с нами.

– Как с вами? – удивился Кудюмов. – Так я же вот второй месяц с вами сотрудничаю. Недели три тому назад мы вместе с господином майором Дитцем в Рославль ездили. Там скот для великой Германии отбирали.

– Скот отбирали? – иронически скривил губы Груббе. – Не скот отбирали, а с девками пьянствовали.

Михаил Макарович еще больше раскрыл глаза.

– Пьянствовали? Нехорошо так говорить про начальство да еще вмешивать нас. Я, например, этого сказать не могу. На моих глазах он не пьянствовал. Трезвый пошел к себе в номер спать, трезвый встал. И девок при нем не видел.

– Ну, я просто так, к слову пришлось. Работай с ним, как работал, и виду не подавай, что я сказал… Видишь ли, – Груббе протянул портсигар, – здесь у тебя собираются разные люди и чины. Так ты прислушивайся и присматривайся к ним. А если кто из них вызовет подозрение, запоминай и просигналь мне.

– На это я, ваша светлость, не способен. Человек я православный, по делу – обыкновенный коммерсант, по-русски просто купец, и грех на свою душу принять не могу.

– Балда ты, Петр Кузьмич, а не купец! – вскипел Груббе и вытянулся во весь рост. – Если хочешь спокойно торговать, то должен с нами жить в дружбе. Понял?

– Как не понять, конечно, понял, – раболепно загнусавил Михаил Макарович. – Я бы готов вам служить, но, не сердитесь, просто не могу. И ума на это нет, да и натура не выдержит.

Тогда Груббе решил взять его на испуг. Он прошелся до двери и, скрестив руки на груди, пронизывающе посмотрел на хозяина.

– Петр Кузьмич. А где твоя жена?

– И не спрашивайте тяжело говорить… К сестре поехала…

– И бросила?

– Что вы? Помилуй бог, – пожал плечами Михаил Макарович. – Просто боюсь, как бы ваши люди в теперешней неразберихе, так сказать, под общую сурдинку не сотворили что-нибудь ужасное. Господи, – перекрестился он, – аж подумать страшно…

– Что ты за ерунду плетешь? – перебил его капитан. – Где она и что с ней?

– А что сказать-то? – грустно проговорил Кудюмов. – Жена у сестры. Поехала ей помочь. Сестра была на сносях. Вот-вот должна была разрешиться… Она замужем за солдатом, шофер он, войска ваши и всякую всячину возит… И, накось, бог ведает кто недалече от их деревни пустил поезд под откос. Так ваши-то люди налетели на эту деревню, повышвырнули из домов всех, в том числе и свояченицу, – тут Кудюмов совсем запечалился, – да не только вышвырнули, но и избили, да так, что она выкинула, да и сама чуть было душу богу не отдала…

– Откуда ты знаешь?

– Как откуда? Жена писала. Читаю письмо-то, а у самого сердце рвется. По ее каракулям чувствую, что с ней там что-то неладное, может быть, и ее как следует стукнули. Но, чтобы меня не тревожить, она об этом молчит. А я вот тут маюсь и думаю, что с ней? Ох, горе, горе…

– Взял бы и поехал, – вполне сочувственно предложил Груббе.

– Поехать-то рад, да вот заведение не на кого оставить. На бойком месте оно… А потом и пропуск надо хлопотать…

– А куда?

– Да через Рославль ехать надо.

– Через Рославль? – Груббе откинулся в кресле. – Трудновато, – и по инерции вылетело у него: – Там сейчас армия. – Сказал и спохватился и взглядом уперся в Кудюмова. Но тот разглядывал скатерть, делал вид, что ничего не слышал. – Я тебе с пропуском помогу.

– Премного буду вам благодарен. – И Михаил Макарович показал на убранный стол для старших офицеров. – Может быть, все же откушаете наших пельменей? Хотя и мука серовата, но пельмени отменные.

– Пельмени? С удовольствием, – и капитан сел за стол.

Кудюмов на этот раз для него ничего не пожалел. К пельменям поставил и сливянку и вишневку.

– А нет ли чего-нибудь покрепче? – Груббе крутанул пальцем вверх, а затем прищелкнул.

– Покрепче мне не разрешают, – схитрил Кудюмов. – Если же ваша милость уж очень желает, то я к вечеру могу достать. Но вы сами знаете, не водку, а что-то вроде и несколько покрепче. А пока что потчуйтесь чем бог послал.

– Бог-то бог, да не будь сам плох, – многозначительно посмотрел на него Груббе. – Данке. Пельмени отменные! Наливочки тоже. А пропуск я вам сделаю. До вечера! – И ушел, забыв рассчитаться.

Михаил Макарович подошел к окну и, удостоверившись, что Груббе действительно ушел, пригласил к себе наверх Лиду, деда Гришу и тетю Стешу и им сообщил:

– Долговязый капитан Груббе – переодетый гестаповец. Так что держите с ним ухо востро. Зина и дед Гриша, вы свободны. А ты, тетя Стеша, давай сюда поближе к столу. – Михаил Макарович двинул ей стул. – Ты спас-деминская, так, наверное, в районах Ельни и Глинки у тебя есть кто-нибудь из родни или знакомых?

– Конечно, есть. Недалеко от станции Нежада свекор Харлампий Сидорович сторожем на «Земском дворе» и там же свекровь на ферме работает. Но не знаю, как примут. Сами знаете, как теперь люди боятся родственников из-за фронта.

– Что правда, то правда, боятся, – в тон ей отвечал Михаил Макарович. – Но все же вам надо этим родством воспользоваться. Дело вот в чем, дорогая тетя Стеша. В район Ельни я перевожу Настю Кравцову. (Тетя Стеша пришла после отъезда Веры к Ане и знала ее, да и Аню, только по прежним их именам.) Так ты будешь работать с ней. Теперь Настя именуется Юлия Петровна Баскакова. Тоже беженка из Угры, из деревни Желание. Ты ее не ищи, она сама тебя найдет. Только, как устроишься, – протянул он тете Стеше адрес Ани, – сообщи Маше свой адрес.