Королева Варваров - Дмитрий Суслин

Эллиан служил. Больше ему ничего не оставалось делать. То, что он узнал в ту ночь, когда к нему пришла Картимандуя, перевернуло все его стремления. Он уже знал — Актис не принадлежит ему больше. Если бы ему сказали, что Актис погибла в плену варваров, он был бы потрясён куда меньше, и просто наполнился бы глубокой скорбью по любимой, посвятил бы жизнь отмщению за неё и воевал с британцами, пока рука могла держать меч. Но после сказанного царицей бригантов, Клодий потерял все ориентиры в жизни. Он не знал, что теперь ему нужно. Он не знал, как жить дальше. Из префекта он стал простым трибуном, так как для него не было когорты без командира, нужно было дожидаться следующей весны, когда будет новый набор. Но Клодий и его товарищи не были уверены, что он продолжит службу.

Так проходило время. Варвары больше не появлялись, и Цериал считал себя завоевателем земли бригантов. Картимандуя продолжала вести тот же образ жизни, что и прежде. Так же, её душой и телом владел Веллокат. Она не предпринимала никаких шагов по отношению к мужу и ждала, когда появится с важными известиями Нуд.

Зато бриганты, которые жили вокруг Эбурака всё чаще и чаще собирались семьями, и, собрав небогатые пожитки, уходили на север. Пустели поля и пастбища.

Не мычали больше на лугах коровы и быки. Даже в огромных лужах Эбурака валялось куда меньше свиней, чем прежде. Люди уходили от чужеземцев и от их налогов, которые разоряли целые деревни и усадьбы. Они добровольно покидали родную землю, даже не надеясь вернуться назад. Римлян это волновало не особенно сильно. А Картимандуя велела оповестить тех, кто ещё остался, в том, что если кто-либо ещё попытается покинуть её владения, тот будет продан в рабство римлянам. Возмущению бригантов просто не было предела, когда они узнали про этот приказ. Они не стали бунтовать и устраивать восстание, но в одно прекрасное утро, когда царица и её любовник проснулись, они увидели… Вернее они ничего не увидели. Никого, из четырёх племён живших здесь, не осталось. Они ушли и увели весь скот. Пустые хижины, словно безжизненные камни, торчали из земли. Не бегали вокруг них дети, не сидели старики, не судачили у родников женщины. Потрясённые смотрели жители Эбурака на это страшное зрелище. Лишь один князь из убежавших племён пришёл к царице с повинной. Остальные трое бежали со своими людьми. Кормак — князь, оставшийся верен Картимандуе, был обвинён ею в измене и выдан на расправу римлянам. Петилий недолго думая, распял князя на площади Эбурака. Город после этого словно вымер. Убежать, конечно, никто не смог, просто горожане не выходили на улицы, и проклинали тот день, когда они решили поселиться в этом проклятом городе и уехать из своих деревень.

Картимандуя, словно нарочно издеваясь над своими подданными, устроила для римлян грандиозную охоту на оленей. Многие бриганты плакали, когда слышали рёв гибнущих животных, доносившийся до них из леса. Они с ненавистью смотрели, как на римлян, так и на царский двор, который растоптал честь и достоинство бригантов.

Тревожно и напряжённо началась здесь осень пятьдесят шестого года.

Цериал вызвал офицеров в преторий и сказал им, что пора сниматься с лагеря и уходить обратно в Линд на зимние квартиры. Дав необходимые при этом указания, он попросил остаться в его палатке Эллиана, для важного разговора.

— Клодий, мальчик мой, — сказал он, когда все вышли, — для тебя нехорошие новости. Ты готов к ним?

— Да, командир.

— На тебя поступил донос.

— О, боги!

— Не волнуйся раньше времени. Особенного страшного в нём ничего нет, но тебе придётся отправиться в Рим. Туда с тобой поедет Авл Дидий.

— Можно задать вопрос?

— Задавай. Но я не уверен, что отвечу на него.

— Кто написал донос?

— Я не могу тебе этого сказать.

— Почему?

— Не могу, Клодий. Прости, — Цериал горестно вздохнул.

— Это, наверное, касается боя у Омы?

Легат поморщился.

— Ты угадал, — сказал он. — Но прошу тебя, не задавай больше вопросов.

— Хорошо, командир, — Клодий печально посмотрел на легата, который, не выдержав его взгляда, отвернулся. — Я могу идти?

— Да.

— Где меня ждёт наместник?

— В Лондинии.

— Я поеду один?

— Разумеется, нет, — Цериал обиженно надул губы. — Я дам тебе отряд.

— А ты доверяешь мне, командир? — Клодий сказал эти слова шёпотом, лицом к лицу приблизившись к легату.

Цериал несколько мгновений смотрел на Клодия, затем отвернулся от него и прошёлся по палатке.

— Да, — сказал он, — я доверяю тебе. Поэтому посылаю к наместнику одного без охраны. Если ничего не случится, это послужит тебе хорошую службу. Будет лишним доказательством твоей невиновности.

Клодий молчал.

— Да, дела очень для тебя серьёзные, Эллиан, — легат выглядел по-настоящему взволнованным. — Тебе придётся отвечать перед сенатской комиссией. Тебя обвиняют в намеренном сговоре с варварами, и будто ты нарочно завёл отряд в ловушку.

Эти слова сами вырвались из уст Цериала. Поняв, что сказал много лишнего, легат замолчал. Он тяжело дышал и глядел на Клодия немного беспомощно.

— Но этот последний разговор должен остаться между нами, Клодий, — наконец произнёс Петилий Цериал тихим и торжественным голосом. — Я нарушил все правила; всё тебе рассказал. И если кто-нибудь узнает об этом, то мне несдобровать.

— Я благодарен тебе, командир, — сказал Клодий.

— Ступай.

Тяжёлые вёсла триремы вспенили стальную воду пролива, отделяющую Бригантию от континента. Клодий, сощурив глаза, смотрел туда, где маячили окутанные сизой дымкой берега Галлии. Затем он перевёл взгляд на потные спины обнажённых гребцов и долго глядел, как на них падают крупные капли снега. Падают и тут же тают от жары усталых тел. Только тогда Эллиан почувствовал, что ему стало холодно. Зима в Британию пришла как никогда рано.

С тяжёлым чувством покидал Клодий эти неприветливые берега. Ровно год назад, перед закрытием морского судоходства он прибыл сюда и привёз с собой красавицу жену, которую ему будет суждено полюбить со страстью ничем несравнимою, именно на этой суровой и таинственной земле. Здесь он испытал самые счастливые дни в своей жизни. И самые горькие тоже. Ехал сюда полный жизнью и спокойствия, а уезжает отсюда опустошённый и разочарованный в жизни и богах, которые так зло подшутили над ним.

Эллиан нисколько не боялся и не тревожился в связи с предстоящим разбирательством его дела. Он ни минуты не задумывался об этом. Он думал только об Актис. Все его мысли были полны воспоминаний о тех немногих, выпавших на их долю счастливых днях и ночах. События чередой проносились перед его мысленным взором, и только сейчас Клодий вдруг осознал, как мало было тех дней, часов и минут, которые он провёл вместе с любимой. Как мало они любили друг друга, разделённые то непониманием, то ревностью, то болезнью, то службой. В сотый раз он переживал те страшные минуты, когда маленькая ручка Актис вдруг вырвалась из его руки, и дорогой сердцу образ исчез в дьявольском тумане. Умоляющий голос жены стоял у него в ушах вечным стоном и болью. И всю вину за случившееся, Эллиан брал исключительно на себя. Всю, даже за то, что Актис стала женщиной Венуция. Клодий видел в этом небесную кару, за то, что слишком поверил в своё счастье.