Годы в Вольфенбюттеле. Жизнь Жан-Поля Фридриха Рихтера - Герхард Менцель

Справки были наведены, консисторальный президент Гердер отозвался об ученом хорошо, а тот сам обрисовывает свои финансовые дела (самым лестным для себя образом), так что невеста сообщила своему брату: «Он получает за каждый лист 5–6 луидоров золотом, что по нашему счету равняется примерно 32 рейхсталерам, и без труда пишет по листу в неделю. Сейчас капитал его составляет только 2100 рейхсталеров, то есть немногим более моего. Так что считай сам. Положение и независимость освобождают его от всех требований пустой, но дорогостоящей жизни — и мы можем ограничивать себя как угодно; тем не менее мадам Рихтер будет богаче, чем фройляйн фон Фойхтерслебен. Мне говорят, он ничего не сможет оставить мне в наследство, но у меня есть обещание благородного, правдивого человека, что когда-нибудь мне достанется печальная поддержка — сумма, которую он через пять-шесть лет получит за полн. собрание своих сочинений и которая составит 12–16 000 рхт. Что же касается моего здешнего положения в высшем обществе, то оно определяется благосклонностью княгини».

В конечном счете дело решили не фантастические выкладки насчет листа в неделю и не призрачная надежда на собрание сочинений (которое заставит себя ждать еще четверть века), а упомянутая в конце благосклонность восхищенной Жан-Полем герцогини. Мать сдалась, произнесла «да», правда при условии, чтобы зять в ближайшие годы не появлялся ей на глаза. Только брат Генрих еще чинит препятствия. «Он требует, чтобы я отказала Рихтеру, потому что его бюргерское звание может повредить карьере брата-дворянина». Но герцогиня умиротворяет и Генриха, и после полугода душевных пыток родные дали согласие непоколебимой Каролине.

Безмерно счастливая невеста условилась встретиться с ним 21 марта 1800 года — в этот день ему исполняется тридцать семь лет — из-за матери — в Ильменау. Но жених уклонился, сославшись на плохую погоду и недомогание, и поехал в Готу. Их встреча состоялась только в начале мая. Приличия ради Каролину сопровождает сводная сестра, Жан-Поля — супруги Гердер. Они провели вместе три весенних дня в Ильменау. Когда они разъехались, помолвка была расторгнута.

В том ли причина, что, как утверждает брат Каролины, Гердер растолковал обоим, будто они не подходят друг другу, или же причиной разрыва был только Жан-Поль — неизвестно. Ясно лишь, что по-настоящему любила одна она, а он не только сказал решающее слово, но и легко перенес разрыв. Спустя несколько дней он весел, как прежде, а через полгода опять обручен, опять с Каролиной, но из бюргерского сословия — она больше похожа на Розинетту, какой он воображает ее себе. А дворянке Каролине он написал так: «Мы схожи в наших возвышенных стремлениях, мы играем одну и ту же возвышенную мелодию, но каждый исполняет ее в другой тональности, т. е. индивидуальности, и это превращает величайшую схожесть в величайшую несхожесть: секунда — вот что рождает сильнейший диссонанс».

Его призвание — не любить, а описывать любовь и тем самым «быть мужем всех женщин», написал Гердер покинутой, которая еще долго не могла поверить в бесповоротность своего несчастья, и был прав, хотя Жан-Поль очень скоро станет мужем одной-единственной женщины.

Когда бывшие обрученные спустя год снова увиделись в Гильдбургхаузене, Жан-Поль охотно беседовал с нею, но про себя тихо говорил: «Слава богу!» Каролина, видимо, испытывала противоречивые чувства. Еще долгие годы она праздновала в своих дневниках день рождения Жан-Поля как свой «великий день», который всегда для нее будет «свят и дорог». Свои лучшие годы она провела придворной дамой в Гильдбургхаузене и Вюртемберге, в сорок два года вышла наконец замуж и еще старухой с умилением вспоминала бывшего жениха. А он в 1820 году, когда во время придворной аудиенции в Мюнхене речь зашла о фройляйн из Гильдбургхаузена, не смог вспомнить имени той, с кем был помолвлен.

Нерешительный возлюбленный разочаровал не только непосредственно пострадавшую, но и чету Гердеров, которая принимала большое участие в помолвке. Полного разрыва между Гердером и Жан-Полем не происходит, но разлад серьезен. И поскольку связь с Шарлоттой фон Кальб тоже оборвалась, а отношения с Гёте и переехавшим тем временем в Веймар Шиллером становятся все более холодными, город утратил для него очарование. Поездка в Берлин, которая была задумана им раньше и состоялась в месяц расторжения помолвки, превратилась в разведку нового местожительства. Там его дожидаются две женщины: Жозефина фон Зидов, владелица имения из Нижней Померании, и Луиза, королева Пруссии.

27

ЖЕНЩИН — МНОЖЕСТВО

Он направился, так сказать, в свою столицу. Ибо вот уже восемь лет Жан-Поль — прусский подданный. После отречения владетельного князя Карла Александра Ансбах-Байройт превратился в южный опорный пункт страны, которая стала при Фридрихе великой державой и после насильственного расчленения Польши и Базельского мира с Францией простерлась от Варшавы до Рейна: это колосс, но колосс на глиняных ногах; Наполеону через шесть лет стоило только толкнуть его, чтобы он рухнул.

Жан-Поль все еще пишет свой «кардинальный роман», в котором изображено, как в князе воспитывают готовность реформировать разложившееся феодальное государство. Государство это мало похоже на Пруссию, но наряду с другими государствами имеется в виду и она. Этот гигантский памятник феодализму крайне нуждается в реформах. Уже есть люди, понимающие это, нужна только катастрофа, которая расчистила бы им путь. Бюрократическая машина, закосневшая в своем холостом вращении, не способна измениться без толчка снизу или извне.

Пруссия стала великой державой благодаря сверхмощной армии. Именно для этой цели была создана бюрократия, которая в течение восемнадцатого века централизовала и милитаризовала страну. В руках сильного монарха армия и бюрократия породили абсолютизм, абсолютнее которого невозможно себе ничего представить. Хотя централизация частично лишила дворянство его самовластия, имущественное положение дворян осталось незатронутым. Дворянство было преобразовано в послушную государству касту офицеров и чиновников, в награду за верную службу защищенную от какого бы то ни было посягательства на его привилегии со стороны крепнущей буржуазии. При Фридрихе II бюргеры не имели права ни получать дворянский титул, ни покупать дворянские поместья; офицерские и высшие чиновничьи должности были им заказаны.

Но Фридрих скончался вот уже четырнадцать лет назад. И уже одиннадцать лет в ходу новые мерила, порожденные революцией во Франции. В Пруссии тоже окрепли могущество буржуазии и буржуазное самосознание. Политическая структура власти не соответствует больше экономической. Новое время стучится и в двери Пруссии, но господствующая каста прикидывается глухой, а в центре, который создал себе Фридрих, сидят теперь неспособные люди, чьи силы полностью отнимают попытки законсервировать в неизменности заветы «Фридриха Единственного». От старых установлений остались одни пустые оболочки. Аппаратом заправляют ложь, интриги, лицемерие. Министры продажны, престарелые военные — пустословы. Во внутренней и внешней политике кризис сменяется кризисом. А на троне сидит мямля.

За Фридрихом II пришел Фридрих Вильгельм II, прославившийся в ряду поколений Гогенцоллернов манией расточительства и засильем фавориток. На влияние Французской революции, сказавшееся в немецкой духовной жизни, он реагировал истерично, усилил цензуру, издав эдикт об укреплении религии. Жан-Поль порядком ненавидел его. Сын его, Фридрих Вильгельм III, лучше приспосабливается к новым временам: перестраивается внешне, прикидывается скромным, бережливым, сдержанным, добродетельным. Он принимает обличье отца бюргерского семейства. И вводит подданных (в том числе и Жан-Поля) в заблуждение — не в последнюю очередь благодаря красивой и умной жене. «Мне нравится, как он спокойно начал», — написал Жан-Поль Отто и рассказал об аресте и осуждении графини Лихтенау, которую на самом деле зовут Минхен Энке; она дочь берлинского трактирщика и «морганатическая супруга» почившего короля-отца.

С тех пор, правда, прошло два года. За это время стало ясно, что новый король не собирается многое менять, разве что исправить самые вопиющие ошибки отца (так, он отменил, скажем, религиозный эдикт). Поскольку он боится малейшего ограничения дворянских привилегий, его робкие попытки реорганизации оказываются бесплодными. Поэтому Жан-Поль уже давно обратил свои симпатии на его жену, королеву Луизу, которая, во-первых, красива, во-вторых, кажется добродетельной и, в-третьих, так же, как ее сестра, герцогиня фон Гильдбургхаузен, чрезвычайно почитает Жан-Поля. Ей и трем ее сестрам он посвятил свой роман о реформах — возможно, не впустую: после победы Наполеона над Пруссией королева войдет в ту партию при дворе, которая станет добиваться должности для реформатора Штайна.