Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа - Иннокентий Херсонский

«Такова, — восклицает св. Златоуст, — сила зависти! Враги Иисуса Христа единожды и навсегда обрекли себя на все злодеяния». Но не одна зависть владела сердцами первосвященников и книжников, в них жила и суеверная приверженность к преданиям старцев, к своим мнениям, которые постоянно были отвергаемы Иисусом Христом как зловредные; в них было и алчное корыстолюбие, соединенное с притеснением ближних, Им нередко обличаемое; были личная ненависть и злоба; был, наконец, стыд — явиться перед всем народом иудейским убийцами Мессии или, по крайней мере, пророка. Столько демонов (ибо так по справедливости св. отцы называют страсти) — до какой слепоты и ожесточения не могли довести сердца, и без того давно ожесточенные, холодные к истине и добродетели, преданные фанатизму или чувственности, привыкшие саму религию обращать в орудие страстей самых низких! Фараон, Дафан и Авирон уже давно явили собой пример ослепления и упорства, видимых теперь в старейшинах иудейских. Злое сердце всегда неистощимо в возражениях против самых очевидных истин, когда они для него нестерпимы. А что могло быть нестерпимее для гонителей Иисусовых Его Божественного достоинства? В уме книжников и фарисеев был уже гибельный запас возражений против чудес Иисуса Христа; те же самые возражения могли они использовать и против чудес, бывших ради Иисуса Христа. Ничто не препятствовало грубым изуверам думать и говорить, что настоящие знамения если не явления естественные, то действие темных сил, которые огорчены потерей своего наперстника, каким злоба их давно изображала Иисуса (Мк. 3, 22; Мф. 9, 34; Лк. 11, 15). Для саддукеев, отвергавших бытие духов и бессмертие, настоящие знамения могли не иметь особого значения уже потому, что Иисус Христос умер: ибо, по их учению, смертью человека все оканчивалось. Знамения не произвели никакой видимой перемены в судьбе Иисуса Христа: Его тело оставалось спокойно на кресте, язвы были открыты; оно подверглось всем поруганиям. «Явный знак, — могли толковать книжники, — что помрачение солнца и землетрясение не имеют отношения к смерти Иисуса». Притом, между знамениями не было ни одного, которое привело бы к гибели кого-либо из врагов Иисусовых: они все оставались живы, невредимы, неприкосновенны — еще одно доказательство для сердец грубых, что это знамения не божественные, не ради Иисуса; потому что, вспоминая события своей истории, они видели, что людей, раздражавших Бога, немедленно постигала смерть. Что всемогущество Божье щадит их теперь, оставляя им время на покаяние, что Мессии Искупителю не свойственно мстить личным врагам Своим казнью — мысли эти были выше Каиафы, который мог сребрениками купить достоинство первосвященника, но не мог стяжать истинного познания о Боге и Его совершенствах, о Мессии и великой цели Его пришествия в мир. Нельзя забывать и того, что самое поразительное из знамений, последовавших за смертью Иисуса Христа — воскресение мертвых, — теперь еще не было известно.

Если бы, несмотря на высказанное, ожесточение первосвященников показалось кому-либо непонятным, то нужно вспомнить, что история, не имея возможности проникать в сердце, судит о человеке по деяниям; а деяния не всегда бывают согласны с сердцем, по крайней мере, часто не выражают с точностью состояния сердца человека действующего. Многие из врагов Иисуса уничиженного останутся до времени врагами Иисуса прославленного; в их жизни не произойдет еще видимая перемена, но из этого нельзя заключать, что не произошло никакой перемены в их сердце. Положим, что сердце самого Каиафы сильно дрогнуло от мысли: не от Бога ли знамения, бывшие на Голгофе? Если не произошло совершенной перемены в образе его мыслей, то одна хитрость заставит надменного, преданного плотоугодию саддукея (Деян. 5, 17) не обнаруживать своих сомнений, продолжать, даже против совести, дело, однажды с такой торжественностью начатое, следовать волей или неволей течению обстоятельств. Повсе Вознесения Господа на небо сама история показывает значительную перемену в поступках первосвященников в отношении к христианству: они стали уже менее жестокими к апостолам, не так решительны в преследовании христиан. Весьма вероятно, что такой перемене в поступках (хотя все еще двусмысленной) давно предшествовала некоторая перемена в мыслях. Кроме того, видим что по Вознесении Господа весьма многие из священников иудейских обращаются в христианство (Деян. 6, 7); между тем, известно, что сословие священников особенно преследовало Иисуса Христа. Что заставило этих людей уверовать в Распятого? Вероятно, не только известие о Воскресении Иисуса, но и страшные знамения, свидетелями которых они были.

Глава XXVII: Последние события при кресте Иисуса

Между тем, как одни более или менее раскаивались, другие упорствовали, страшный день приближался к вечеру, который, будучи важен уже потому, что был окончанием первого дня Пасхи, делался еще священнее от того, что им предначиналась суббота, по выражению евреев, царица праздников (Ин. 19, 31). Для многочисленного празднующего народа, который имел обыкновение прохаживаться по стенам города и собираться на холмах, его окружающих, было бы очень неприятно, если бы распятые и на другой день оставались на крестах посреди Голгофы, весьма близкой к вратам Иерусалима. Кроме того, был бы нарушен закон, повелевавший до захода солнца предавать погребению казненных преступников. Первосвященники чувствовали это неприличие и решились сократить жизнь распятых, чтобы тела их предать земле до наступления субботы. Поскольку казнь, теперь совершенная, во всем зависела от прокуратора, то и для сокращения жизни распятых необходимо было его согласие. Первосвященники не устыдились снова просить Пилата об этом деле, которое приличествовало более всенародным исполнителям казней, нежели первым служителям Бога Израилева. Стыд этот вознаграждался злобным удовольствием причинить распятому Иисусу новые мучения (первосвященники отправились к Пилату прежде Его смерти) и иметь в своих руках Его мертвое тело. Нет сомнения, что они погребли бы Его вместе со злодеями в каком-либо отвратительном месте, а может быть, и совершенно лишили бы погребения, чтобы сделать предметом всеобщего презрения, потому что иудеи ничем так не гнушались, как мертвецом непогребенным.

Пилат без всякого прекословия согласился на просьбу первосвященников, которая и по иудейским и по римским обычаям была совершенно справедлива. Для исполнения приказания отправлены новые воины. Св. Иоанн находился еще у креста Иисусова, когда они пришли на Голгофу. Его-то сказание будет служить теперь единственным источником нашего повествования.

Оба преступника, распятые с Иисусом, еще были живы, поэтому воины немедленно перебили им голени. Другое представилось им, когда они подошли к Иисусу Христу: совершенное отсутствие движения и дыхания, закрытые глаза, поникшая голова свидетельствовали, что Он уже умер. Римские воины не решились мучить бездыханное тело и убивать мертвого. Только один из них, желая, вероятно, удостовериться в смерти, ударил Иисуса Христа копьем в бок. Поскольку при этом ударе не последовало никакого движения и никакой реакции нервов и поскольку сам удар был (вероятно) силен и смертелен, то не осталось уже никакого сомнения ни для врагов, ни для друзей Иисуса, что Он действительно умер. Из язвы однако же немедленно истекла кровь и вода или похожая на воду жидкость, которая обыкновенно бывает в теле человеческом. Такое истечение крови и слова, сказанные Иисусом Христом по Воскресении Фоме: «Принеси руку твою и вложи в бок Мой» (Ин. 20, 27), — показывают, что рана была глубока, а истечение похожей на воду влаги позволяет думать, что Иисус Христос был пронзен в левый бок, в предсердие. Поскольку мертвое тело, сколько бы ему ни причиняли ран, никогда не источает крови, то некоторые из отцов Церкви богомудро полагали, что кровь и вода истекли из тела Иисуса Христа действием непосредственной силы Божьей в ознаменование таинства Евхаристии.

Св. Иоанн, пересказывая это событие как очевидец, выражается с особенной силой и останавливает предварительное внимание читателя следующими словами: «И видевый (Иоанн) свидетелъствова, и истинно есть свидетельство его; и той весть, яко истину глаголет, да вы веру имете » (Ин. 19, 35).

Что за цель этого замечания? В чем евангелист хочет уверить своих читателей? Почему прободение тела Иисусова на кресте копьем и истечение из него крови и воды нужно было указать с такой выразительностью?