Из тьмы - Дэвид Вебер

Самому Дираку никогда не приходило в голову, что его способность распознавать эту проблему даже в уединении собственного разума значительно отличала его от большинства себе подобных. С другой стороны, ему подумалось, что - как мог бы выразиться человек - первыми срывают (или срезают) самые яркие и высокие цветы.

Мы должны придумать способ преодолеть это, - подумал он... очень осторожно, без намерения когда-либо делиться этой мыслью с другой душой. - Империи понадобятся самые лучшие, проницательные мыслители, которых мы сможем найти, когда придет время разобраться с травоядными и их подхалимами. И все же мы систематически лишаем себя именно этого качества. Или, по крайней мере, мы определенно не поощряем это!

Ну, никто никогда не предполагал, что каждый аспект природы шонгейри совершенен, - предположил он. - Тем не менее, у него возникло искушение намекнуть - по крайней мере, своему непосредственному начальнику, - что часть проблемы может заключаться в том, что их оперативная доктрина все еще ограничена их опытом борьбы с примитивными врагами. Пульт разведки и связи на расстоянии трехсот маршагов был фактически недосягаем для любого лука или арбалета, с которыми когда-либо сталкивались шонгейри. Не было никакой необходимости в том, чтобы они были особенно уклоняющимися целями, когда ни у кого все равно не было достаточной дальности, чтобы сбить их. Оружие этих существ, однако, имело достаточную дальность действия, чтобы сбить их с неба, так что, возможно, имеет смысл подумать о программировании дистанционно управляемых пультов хотя бы на... немного большую подвижность? На увертки? Быть чем-то помимо неподвижной мишени?

Тем временем, однако, у него были свои приказы. Он сам внес небольшую модификацию, не сказав об этом своему командиру роты, и его пульт находился в постоянном движении, кружась и поворачиваясь в воздухе. Конечно, это само по себе создавало несколько проблем, учитывая, что никто никогда не рассматривал целесообразность разработки аппаратных средств для стабилизации обзора с беспилотных летательных аппаратов, которые в любом случае не слишком уворачивались. Он не мог просто зафиксировать датчик своего дрона в одной точке и позволить объективу с башенкой и бортовому программному обеспечению удерживать в центре интересующую его область, пока транспортное средство облетает ее, как мог бы сделать человек-оператор в аналогичных обстоятельствах. У него немного кружилась голова, когда он осматривал свою тактическую панель, поскольку он не привык, чтобы его точка обзора с воздуха перемещалась таким образом, но если это помогало сохранить дрон неповрежденным, он мог смириться с небольшим головокружением.

О, как, должно быть, боги улыбнулись мне, раз я взял на себя эту обязанность, - мрачно размышлял он. - Я понимаю необходимость набраться опыта в борьбе с ними... существа, нуждающиеся в крови наших неопытных солдат, получают лучшее представление об их тактических возможностях. И, конечно же, им нельзя позволить бесчестно расправиться с нашими воинами, а затем уйти безнаказанными! Но почему меня выбрали для того, чтобы сунуть голову в логово хастара? Это было не похоже...

Он услышал взрыв позади себя, табло, подключенное к его дистанционно управляемому пульту, внезапно отключилось, и он повернулся в сторону оглушительного звука. Он не мог видеть сквозь верхний козырек, но ему и не нужно было этого видеть, чтобы понять, что взорвался его радиоуправляемый дрон. Очевидно, его увертки были недостаточно уклончивыми, но как они вообще смогли разглядеть его сквозь эти проклятые листья и ветви?!

Этот вопрос все еще вертелся у него в голове, когда он услышал новые взрывы - на этот раз на земле... где два его резервных отделения следовали за ним на своих БТРах.

У него еще не было времени осознать, что это были за взрывы, прежде чем штурмовые винтовки, спрятанные за деревьями и под сугробами листьев по всему южному склону тропы, открыли огонь.

И, к несчастью для командира взвода Дирака как будущего новатора шонгейри, мужчины и женщины, державшие эти штурмовые винтовки, понимали, как распознать командира пехотного формирования шонгейри.

* * *

- Прекратить огонь! Прекратить огонь! - взревел Стивен Бучевски, и лай и трескотня автоматического оружия резко стихли.

Он занимал свою позицию, все еще держа М16 наготове, пока осматривал зону поражения и беспорядочно разбросанные тела шонгейри. Один или двое все еще корчились, хотя, похоже, это продлится недолго.

- Хорошо, - произнес голос позади него с яростным, очевидным удовлетворением, и он оглянулся через плечо. Мирча Басараб стоял в густой тени леса, наблюдая за патрулем, попавшим в засаду. - Молодец, мой Стивен.

- Может быть, и так, но нам лучше поторопиться, - ответил Бучевски, ставя оружие на предохранитель и поднимаясь со своей огневой позиции.

Он знал, что выражение его собственного лица было более встревоженным, чем у Басараба. Это был третий жесткий контакт с шонгейри за шесть дней с тех пор, как он передал своих людей под командование Басараба, и, судя по словам румына, они приближались к анклаву, который он создал в горах вокруг озера Видрару. Что означало, что им действительно нужно было избавиться от этого настойчивого - хотя и неумелого - преследования.

- Думаю, у нас есть немного времени, - не согласился Басараб, глядя дальше по тропе на столбы дыма, поднимающиеся от того, что было бронированными машинами, пока с ними не разобрались отделение Джонеску и половина первоначальных людей Басараба. - И на этот раз кажется маловероятным, что сообщение дойдет до них.

- Может быть, и нет, - признал Бучевски. - Но их начальство должно хотя бы приблизительно знать, где они находятся. Когда они не зарегистрируются по расписанию, кто-нибудь придет их искать. Снова.

Возможно, его слова прозвучали так, как будто он был не согласен, но на самом деле это было не так. Во-первых, потому, что Басараб, вероятно, был прав. Но, во-вторых, потому что в течение последней недели или около того он пришел к пониманию, что Мирча Басараб был одним из лучших офицеров, под началом которых он когда-либо служил. Что, по его мнению, было высокой похвалой для любого иностранного офицера из любой морской пехоты... и это не помешало румыну стать одним из самых страшных людей, которых когда-либо встречал Бучевски.

Многие люди, возможно, этого и не осознавали. При лучшем освещении лицо Басараба приобретало костлявую, лисью привлекательность, а его улыбка часто была теплой. Бучевски был убежден, что теплота в этой улыбке тоже была искренней, но за этими блестящими зелеными глазами были и темные, неподвижные уголки. Такие места, которые были не чужды