Столетняя война. Том II. Испытание огнем - Джонатан Сампшен

последним периодом, когда они были обычной мотивацией военного сословия. Рыцарство, оставаясь универсальным признаком военного статуса, сохраняло свою власть над умами современников. В романах того периода рыцарство прославлялось больше, чем война. Знаменитых рыцарей повсюду узнавали по их знаменам и вымпелам. Как в Англии, так и во Франции были учреждены рыцарские Ордена, членство в которых было желанным для дворян. Классическим образом рыцаря-героя по-прежнему оставался образ запечатленный Фруассаром и иллюстратором Латтрелльской псалтыри: опоясанный мечом рыцарь, восседающий на коне покрытом защитным доспехом, с "копьем и щитом-баклером в руке". Накануне больших сражений молодые люди, соблазнившиеся этим образом, сотнями выстраивались в очередь, чтобы быть посвященными в рыцари по случаю, который сделает им честь, если они выживут, и праздновали свой новообретенный статус, бросая вызов своим противникам в убийственных поединках между шеренгами выстроившихся армий. Жоффруа де Шарни, известный авторитет в области рыцарства, считал, что мужчины хотят быть рыцарями, даже если они не хотят быть кадровыми военными: чтобы завоевать уважение своих сверстников или закончить свои дни с честью. Он прекрасно понимал, что идеалы рыцарства редко находят отражение в жестокой практике войны, но все же считал их лучшим служением Богу после Церкви. Есть много свидетельств того, что современники, осуждавшие войну, соглашались с ним. Пока эти настроения сохраняли свою силу, давление общественного мнения толкало людей на войну, а иногда и на подвиги безумной храбрости. Тридцать рыцарей, которые сражались в своей импровизированной битве в Бретани в 1351 году, были, конечно, не единственными героями, которых прославляли в стихах, так же как Жан де Галард, французский капитан, проигравший битву при Бержераке англичанам в 1345 году, не был единственным человеком, о трусости которого странствующие менестрели пели баллады. Даже те, кто был слишком незначителен, чтобы прославиться как герой или трус, шли на войну, стоически перенося боль, болезни, холод и постоянный риск смерти, потому что общепринятые взгляды их сверстников и соседей не ожидали от них ничего меньшего. Они делали это, как говорил рыцарь Ла Тур Ландри, "ради своей чести и репутации"[367].

Но уже наступали перемены, которые в следующем поколении лишат рыцарство его значимости. По мере продолжения войны появился класс кадровых военных, выходящий за рамки социального статуса. Большими армиями по-прежнему командовали герцоги и графы, если не короли, что отражало не только их ранг и ожидания общества, но и абсолютную военную компетентность большинства из них. Однако и оруженосец мог командовать рыцарями, как это делал Роберт Ноллис в течение пятнадцати лет, прежде чем его посвятили в рыцари (это сделал один из его подчиненных) в 1359 году. Рыцарь мог командовать графами и баронами, как это делал Бертран дю Геклен в 1360-х и 1370-х годах. В равной степени человек, который не был рыцарем и не стремился им стать, мог сражаться в составе рыцарской кавалерии. Когда в мае 1358 года французское правительство приказало принимать и оплачивать на смотрах в качестве кавалеристов соответствующим образом обученных и экипированных горожан, оно просто узаконило практику, которая была обычной на протяжении многих лет[368]. Все эти солдаты были просто men-at-arms (людьми при оружии), общим термином, включающим любого, кто имел соответствующее снаряжение и мог обращаться с копьем сидя в седле, независимо от его социального положения.

К середине XIV века уже не существовало даже специфически рыцарского способа ведения боя. По мере того как развивались тактические идеи и командиры стали ценить мобильность армии, а не численность, конь, который когда-то был символом рыцаря или оруженосца, утратил свое значение. В английских армиях и все чаще во французских, все передвигались верхом, включая лучников и людей в каждой средневековой армии, которых без разбора называли sergeants (сержантами). Правда, у одних лошади были лучше чем у других. Предводители армии ездили на destriers (дестриэ), больших, сильных и хорошо обученных конях, подобных тому, на котором восседает сэр Джон Хоквуд на картине Уччелло[369] во Флорентийском соборе. Большинство воинов ездили на coursiers, легких и быстрых лошадях, которые, хотя и стоили дешевле destriers, все равно были очень дорогими. Записи о компенсациях, выплаченных французским солдатам, потерявшим своих лошадей во время кампании, свидетельствуют, что среднестатистический баннерет ездил на лошади стоимостью 270 ливров (54 фунта), а соответствующая стоимость лошадей для простых рыцарей и оруженосцев составляла 103 ливра (21 фунт) и 40 ливров (8 фунтов). Рыцари обязаны были иметь двух таких лошадей, а в идеале, трех. Конные лучники и пехотинцы ездили на менее породистых лошадях, известных как rounceys, которые редко стоили больше 10 ливров (2 фунтов). Однако качество и стоимость лошадей, используемых в кампании, неизбежно снижались по мере того, как массовая кавалерийская атака, которая была главным оправданием их существования, устаревала. В английских армиях, которые первыми (после шотландских) отказались от традиционной кавалерийской войны, общий стандарт лошадей всегда был ниже[370].

Другое военное снаряжение постепенно также демократизировалось, как и лошади. Мечи и топоры были общим оружием для людей любого ранга. Копье, которое было традиционным оружием кавалерии, становилось все менее полезным, поскольку фронтальные кавалерийские атаки становились все более редкими. Теперь оно часто использовалось как пехотное оружие, которым орудовали пешие группы рядовых солдат. Фруассар рассказывает, что в одном сражении (в 1359 году) кавалерии было приказано обрезать свои копья до длины в пять футов, чтобы использовать их в пешем бою. Доспехи оставались более заметным признаком социального неравенства. Эффектные пластинчатые доспехи, которые можно увидеть на надгробных изваяниях и мемориальных латунных пластинах, были верхом защитного снаряжения. Они впечатляли своим внешним видом и выделяли из общей массы воинов тех, кто их носил. Привычка старых рыцарей надевать поверх доспехов тунику исчезла с появлением стальных нагрудников и горжетов (стальных воротников для защиты горла и шеи), а по ночам за их полировкой и блеском следили пажи. Но пластинчатые доспехи были по карману только самым богатым или знатным воинам. Для общей массы армии доспехи становились в значительной степени стандартизированными. Традиционный железный топфхельм (горшковый шлем), который был стандартным снаряжением рыцарей XIII века, почти исчез, за исключением турниров, и был заменен более легким и округлым шлемом, известным как вascinet (бацинет), который защищал макушку и затылок, и обычно был снабжен горжетом и подвижным коническим забралом спереди. Бацинет носили практически все, включая рядовых пехотинцев и гарнизонные войска. Самым распространенным видом защитного доспеха стал habergeon, укороченная кольчуга с короткими рукавами или вовсе без таковых. Habergeon можно было надеть быстро, без помощи пажа, он позволял относительно свободно двигаться и хорошо защищал от режущей кромки меча, но не от острия или арбалетных болтов, а также был относительно дешев. В 1350-х годах habergeon обычно носили оруженосцы и даже пехотинцы, а некоторые рыцари вообще обходились без пластинчаты доспехов, предпочитая надевать habergeon на куртку из вареной кожи, которая традиционно была самой распространенной