Земля безводная - Александр Викторович Скоробогатов

как мне добраться до мрази, проведшей рядом с ней последние часы ее несчастливой жизни? Действия, которые с такой поразительной легкостью удаются героям современных кинокартин, преследующим и непременно настигающим подонков, невозможны в обычной, настоящей жизни. Как ни печально это признавать.

Могу сказать только одно: всеми силами своей души, каждой клеткой своего организма, каждым атомом того, что составляет мое существо, я ненавижу этот гадостный мир, презираю населяющих его зверей, — и если вы думаете, что говорю я лишь о подвиде непосредственных исполнителей, тупоголовых и примитивных, хрестоматийных кровопийц-бандитов, вы ошибаетесь.

Так, например, я убежден, что носитель драгоценной саламандры (не имеющей, к слову, никакого символического значения — я проверял по каталогам, энциклопедиям и справочникам) самолично никому не выкалывает глаз, не отрезает ушей и не снимает с живых людей кожи — а, напротив, принадлежит к слою влиятельного, сильного, привлекательного народа, наделенного всеми признаками легитимности, чистоплотности и правильности, во всяком государстве составляющего так называемый костяк нации, формирующего его становой хребет, принимающего «судьбоносные» решения, влияющего на развитие событий как в собственной стране, так и в масштабах всей нашей родной, круглой планеты; входящего в правительственные и оппозиционные партии, наполняющего парламенты, сенаты, советы министров, правительства', организаций объединенных наций, объединенные комитеты штабов всевозможных оборонительных союзов; заседающего в кожаных (дерматиновых, ротанговых, холстинковых, стальных, мраморных, деревянных, железобетонных) креслах судов, масонских лож, редакций газет, популярных журналов, обществ защиты окружающей среды, международных корпораций, обществ, клубов и т. д. и т. п.

В правом — по большей части — кармане моего пальто (хорошо, что еще сезон и можно носить пальто) — нож, хороший, дельный нож в кожаных ножнах, со стальным, плавно изгибающимся к рукояти эфесом — чтобы при ударе в твердое не соскользнула на лезвие рука. Я не прячусь, хоть первое время серьезно обдумывал возможности сменить адрес, обратиться за защитой к полиции, позорно бежать в какую-нибудь чужую, экзотическую и малонаселенную страну, благо места на нашей обширной планете более чем достаточно. Что меня остановило? Наверное, мысль о том, что куда бы я ни бежал, под моими ногами будет все тот же подземный мир со всей населяющей его мразью; гадкий мир, о существовании, а точнее, о вездесущности, повсеместном распространении которого еще несколько недель назад я и думать не думал. Не скажу, что эта мысль пугает меня; скорее я испытываю отвращение, со временем не уменьшающееся, но только растущее. Скажите мне, где уверенность, что в Америке, Азии, Африке, Австралии, Канаде и т. д. это чувство будет менее тошнотворно, чем в постылой Европе или насквозь криминализованной России?

Ну и еще: если я им понадоблюсь (а пока на сей счет сложно прийти к какому-то заключению), я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы они не взяли меня просто так, без усилий, голыми руками, как берут нас всех, домашних, мягких, добрых, не только не ожидающих встречи с подземным мерзостным миром в его многообразных проявлениях, но и не знающих о том, что он существует. Не взяли — хотя бы благодаря тому же хорошему, дельному ножу со стальным эфесом. В кожаных ножнах.

А когда станет теплей и придется снять и пальто, и куртку, я переложу нож в джинсы.

Не беда.

Москва, Антверпен, 1996, 2001