Кровавый век - Мирослав Попович

Как же произошло, что Центральная Рада, создав с такими трудностями без подготовленных кадров национальный государственный центр, так легко проиграла большевикам? Зимой 1918 г. те полудеморализованные красные части, которые направлялись завоевывать Украину, были немногочисленны. Постоянно пьяные отряды Муравьева, идущие на Киев, состояли всего из 700 человек. Единственный и скорее символический бой, в котором украинские части были разбиты большевиками, произошел под станцией Круты 17 января 1918 г.; силы красных оцениваются в 6 тыс. бойцов с небольшим, им противостояли национальные части в количестве всего 500 человек, из них 300 студентов и гимназистов, в то время как в Киеве насчитывалось в октябре 16 тыс. бойцов в разных сердюцких полках, гайдамацком курене и других украинизированных частях!

Украинская государственность вернулась с немцами после подписания в Бресте Центральной Радой мирного договора. Это и определило ее судьбу. Получив (где-то между Сарнами и Житомиром) весть о подписании Брестского соглашения, председатель Центральной Рады Грушевский заплакал. Украина учла интересы немцев, а этого политики Надднепрянщины всегда так боялись. Мировая война заканчивалась, и небольшие шансы появились у Центральных государств лишь в виде материальных ресурсов Украины, которые оккупанты могли взять с помощью украинской национальной власти. И Центральная Рада, и ее наследник – гетман Скоропадский в глазах украинского населения ассоциировались с оккупацией, которая никогда не бывает сладкой. Большевики тоже подписали мир в Бресте, но они не привезли с собой оттуда оккупационные батальоны.

Можно отметить одну черту революционной эпохи, которая свойственна также и большевистской революции. Революционные деятели энергию распада и развала старой системы отождествляли, как правило, с энергией создания нового строя, энергией конструктивной. В действительности же неповиновение и недовольство нередко выливались в шумиху на митингах, дезертирство и анархию. Людей, которые готовы были отдать свою жизнь за четко сформулированные идеалы и умели подчинить себе мятежные массы, в любой революции было не так уж и много.

И все же при гетманате появилась какая-то призрачная перспектива национальной солидарности. Режим гетманата, конечно, был консервативным и авторитарным. Гетман Скоропадский был таким же корпусным командиром, как и его бывший однополчанин и хороший знакомый Маннергейм. Но в Финляндии Маннергейм, барон, генерал российской службы, к тому же швед немецкого происхождения, сумел удержать авторитарный и консервативный режим вплоть до 1945 г., добившись высокого уровня национальной солидарности. В Украине правительство Скоропадского не смогло достичь внутренней стабильности, сбить волну погромов и бандитизма, стабилизировать финансы, нормализовать торговлю и создать кое-какие предпосылки для экономического оживления, по крайней мере, в сельском хозяйстве. Конечно, развала экономики, вызванного мировой войной, гетманат преодолеть не мог, но ситуация в Украине была неизмеримо лучше, чем в России. Скоропадский опирался на круги либеральной интеллигенции, которые в конечном итоге очень поправели после переворота большевиков; при нем было сделано очень много для украинской науки и образования. Гетман пытался создать вооруженные силы Украины, насколько это было возможно в условиях оккупации. Режим Скоропадского – это правоцентристский авторитарный режим, но нет никаких оснований считать его антинациональным.

Гетман П. П. Скоропадский

И все это развалилось, как только разгром немецкой армии на полях Франции и революция в Германии и Австро-Венгрии лишили режим Скоропадского оккупационной военной опоры.

Характерно, что национал-демократия в лице лидера ПУСФ Ефремова все время находилась в оппозиции к гетманскому правительству, но это была, так сказать, «оппозиция его сиятельства». Был образован оппозиционный Национальный союз, возглавляемый тем же Никовским. Когда национал-социалистические партии начали готовиться к вооруженному восстанию против гетмана, Ефремов забеспокоился и убеждал Винниченко и Шаповала, что гетман, возможно, «одумается».

Национал-социалистические деятели и тогда, и позже, в своих воспоминаниях, оценивали режим гетмана как «пророссийский» и «антинациональный», то есть под национально-радикальным углом зрения.

Сельский парень-самоучка, почитатель поэзии модерна и философии Ницше, Шаповал видел политическую Украину селом, противостоящим «чужому городу» с его гимназистами и евреями. Исходя из подобных установок, деятели постгетманского украинского государства на выборах в Трудовой конгресс лишали права голоса профессоров и врачей, предоставляя его только учителям и «лекпомам» (врачебным помощникам, «фершалам»). Сознательная игра в плебейство приводила к тому, что украинские интеллигенты, сотрудничавшие с государством Скоропадского, после его развала примкнули не к УНР, а к белым или красным. Никовский в газетных статьях призывал судить Науменко и Василенко. Символично, что у белых оказался и юрист М. Чубинский, министр Скоропадского, сын автора национального гимна Украины. В Крыму оказался В. Вернадский, где-то на Кубани погиб в безвестности Б. Кистяковский.

Для социал-демократа Исаака Мазепы режим Скоропадского был «властью российских реакционных кругов» и «антиукраинским режимом».[214] Винниченко писал, что Скоропадский стремился к «отмене украинской государственности и реставрации «единой, неделимой». «Украинского государства уже не было».[215] А Шаповал высказывался совсем прямо: «Гетманский переворот восстановил против себя две силы: российско-жидовскую буржуазию, помещиков и украинских кулаков против украинских крестьянско-рабочих масс, или короче: чужой город против украинского села»[216] (курсив мой. – М. П.).

После падения правоцентристского режима гетмана Скоропадского за контроль над Украиной сражаются большевики и правительство Украинской Народной Республики. В годы Гражданской войны руководителем и символом УНР был Симон Петлюра.

Оценка его личности и политическая характеристика остаются наиболее болезненным вопросом истории украинской революции. Нельзя абстрагироваться от того обстоятельства, что убийцу Петлюры оправдал Парижский суд так же, как убийцу организатора армянской резни Талаат-паши несколькими годами ранее оправдал суд в Берлине.

Наиболее обоснованную попытку реабилитировать Петлюру перед современной демократией сделал Тарас Гунчак в книге «Симон Петлюра и евреи»;[217] однако нужно признать, что почти все факты и свидетельства, на которые опирается этот автор, были известны и суду, что тем не менее не повлияли на приговор. Дело, очевидно, больше в правовом и нравственно-философском толковании, чем в каких-то якобы до сих пор неизвестных обстоятельствах, которые должны были бы раскрыть архивы.

Рассмотрим прежде всего вопрос о легитимности и эффективности власти Директории и Петлюры лично.

Идея возобновить Центральную Раду не нашла серьезных сторонников, что говорит о непопулярности ее в то время. Директория УНР была создана блоком оппозиционных к гетману политических партий – Национальным союзом – как орган руководства восстанием против гетмана и как центр государственной власти. Этот орган, конечно, не имел никаких правовых оснований и опирался лишь на вооруженных повстанцев и едва ли не на единственную дисциплинированную регулярную часть – Осадный корпус, сформированный из военнопленных-галичан. Корпусом реально руководили будущие вожди Организации украинских националистов (ОУН), офицеры-«сичевики» из молодых галицких национал-демократов Евгений Коновалец и Андрей Мельник. Какую-то легитимность Директория получила благодаря Конгрессу Трудового Народа Украины, задуманному, согласно политическим установкам социал-демократов и эсеров, в качестве представителя исключительно «трудовых классов» Украины.

Определение понятия «трудовые классы» оказалось чрезвычайно путаным. Директория предлагала «трудовому крестьянству», мобилизованному «с оружием в руках для борьбы с барством», «по всей Украине съехаться в губернии и избрать своих делегатов», которые «будут представлять волю как того вооруженного крестьянства, которое теперь временно находится в войсках», так и мирных тружеников. Другими словами, право представлять «трудовое крестьянство» предоставлялось только повстанцам. Предоставлялось право голоса «трудовой интеллигенции, которая непосредственно работает для трудового народа, как-то: рабочим на ниве народного просветительства, врачебным помощникам, народным кооперативам, служащим в конторах и других учреждениях». Что касается рабочих, то Директория выражала надежду, что «неукраинские рабочие» «забудут свою национальную нетерпимость и примкнут ко всему трудовому народу Украины».[218] В конечном итоге, была установлена квота для делегатов от основных социальных групп: 377 крестьян, 118 рабочих и 33 «трудовых интеллигента», да еще 65 делегатов от Галичины, потому что именно тогда провозглашено было «объединение» («злука») УНР и Западно-Украинской Народной Республики (ЗУНР).[219] Система социальных квот очень напоминает большевистскую «демократию» Советов, только ориентирована была в первую очередь на крестьян.