Лавка антиквара - Александр Лонс

— Вот блин! — прошептал я, цепляя карточку к своему свитеру так, чтобы её трудно было прочитать. — Тебе-то хорошо, а мне какой-то экзот попался: не повезло же кому-то с имечком. Только бы с буфетом не промахнуться.

— Это мне хорошо? Если открою рот, каждый заметит, что никакая я не Карпушкина.

— …предложенная схема, — витийствовал тем временем седовласый на трибуне, — включает дополнительные элементы, устойчиво связанные с основным значением в структуре, и предназначена для выражения оценочных оттенков при отображении сути рассматриваемых вопросов и проблем…

— По-моему он уже выдыхается, — прошептала Яна. — Смотри, как глаза таращит. Да и народ потихоньку просачивается к дверям, видишь? В буфет, наверно идут, или...

— Или в сортир! — поддержал я. — Пойдем, посмотрим, куда это они все?

В эту минуту докладчик завершил, наконец, своё выступление, «профессор» проснулся, а бровастый господин — очевидно председательствовавший на заседании — с видимым усилием встал и предложил задавать вопросы. Вопросов ни у кого не возникло. Тогда заседание объявили закрытым. В зале стало шумно, оставшиеся люди с облегчением поднялись со своих мест и потянулись к выходу. Мы, не желая отставать, смешались с возникшей толпой.

В коридоре народ разделился — часть направилась на лестницу и вниз, а часть последовала дальше. Люди явно хорошо знали, куда и зачем идут, а мы просто двигались в общем потоке.

— Вы куда? — вдруг спросил какой-то мужик, стоящий у входа в некое помещение. — Пропуска предъявите!

Как по команде, мы показали ворованные бейджики.

— Спасибо. Извините, необходимость. Получите амуницию.

Только тут я заметил, что сначала все заходили в некую комнатку, оказавшуюся чем-то вроде проходной раздевалки. Там у нас ещё раз проверили бейджики и выдали какие-то балахоны, как у ку-клукс-клановцев, только чёрные. Присутствующие напяливали эти хламиды поверх собственной одежды и шли дальше, туда, за чёрные занавеси, как в старом кинозале.

Мы миновали плотные светонепроницаемые портьеры, и вошли в темноватое помещение, оформленное с угнетающе-тяжелой роскошью. Сели поближе к выходу и принялись осматриваться. Позолоченная лепнина на потолке, занавеси фиолетового бархата, отделка из черного дерева. С потолка, красиво подсвеченная с двух сторон, свисала огромная хрустальная многоярусная люстра. Сама люстра не светилась, и зал озарялся только рассеянием лучей на подвесках. Глубь зала утопала в непроглядной темноте. Слабо пахло каким-то смутно знакомым органическим растворителем. Интерьер резко отличался от всего того, что мы уже видели в этом здании. Народу оказалось сравнительно мало, большинство кресел пустовало, лишь кое-где торчали черные силуэты.

Долгое время ничего не происходило, только из темной части зала слышалось то ли мычание, то ли приглушенный вой. Звук действовал на нервы, пробирая до самых костей. Но неподвижно сидящие люди никак не реагировали и не проявляли себя, явно находясь в ожидании чего-то более важного. Вспомнив Плаксу в квартире Яны, я успокоился. Наконец раздался сухой резкий щелчок и нескоро широких лучей осветили оказавшуюся впереди сцену.

Посредине возвышения находился продолговатый стол, донизу застеленный черной тканью. Он напоминал бы стол президиума какого-нибудь заседания, если б не широкие черные чаши на треножниках по обе стороны, да различимая только выше пояса покрашенная красно-коричневым рогатая женская скульптура позади самого стола. То ли демоница, то ли дьяволица. Покрашено нарочито небрежно, со следами кисти. На столе, зафиксированная по рукам и ногам лежала абсолютно обнаженная смугловатая девушка. Её голова крепилась к столу металлическим обручем, во рту виднелся зафиксированный двумя ремешками кляп в виде красного шарика, а глаза закрывались маской для сна, что обычно выдают в самолетах. Девушка мычала и дергалась, пытаясь хотя бы ослабить путы, но нет, привязана накрепко. Поднявшийся на сцену человек в таком же черном облачении два раза чиркнул зажигалкой, и в чашах, чуть потрескивая, загорелся ленивый коптящий огонь.

— Вот ведь попали, — прошептала Яна. — Срочно уходим. Быстрее к выходу, пока они все туда смотрят…

Я не возражал. Мы аккуратно, будто ничего не случилось, встали, направились к выходу, и никем не остановленные вышли из зала. Свои балахоны при первой же возможности мы сняли и засунули в какую-то большую декоративную вазу. Туда же отправились и бейджики.

Немного поплутав по незнакомым лестницам и коридорам, мы спросили у толстой пожилой женщины, где выход, и выбрались к вестибюлю. Взяли в гардеробе свои куртки и спокойно оделись. Вопреки опасениям, никто нас не преследовал и не пытался задержать. Мы беспрепятственно покинули серое здание и оказались на Среднем проспекте.

Пока мы притворялись участниками конференции, погода значительно улучшилась. Небо практически очистилось, ветер стих, а недавние буйства стихий казались если и не дурным сном, то событием нереального прошлого.

— Я давно про них слышала, — довольно хладнокровно сказала Яна, — но понятия не имела, что недалеко от моего дома собираются. Погоди, ОМР сейчас вызову…

Яна достала мобильник, отошла в сторону, так, чтобы я не слышал разговора, кому-то позвонила и говорила примерно с минуту. Слов было не разобрать.

— Они — это кто? — спросил я, когда она закончила.

Яна промолчала, но чуть позже всё-таки спросила:

— Так, сейчас куда? В кафе или всё-таки ко мне? Плакса, скорее всего, уже утихла. А если так, то она долго уже не проявится.

— Пошли к тебе, — решительно изрек я. — Плаксой меня уж точно теперь не запугаешь. Да и рюкзачок мой у тебя остался… Нам сейчас просто необходимо выпить.

В рюкзачке у меня прятался пузырь гаванского рома, который я приготовил для задабривания Машиного соседа, но, увидев трезвое состояние последнего, я не смог предложить ему бутылку. Рука не поднялась. Вдруг мужик решил завязать, и обратиться в трезвость? А я ему весь кайф обломаю?  Вот ром и остался у меня в рюкзаке.

* * *

…Откинувшись на спинку дивана, Яна жестом велела мне сесть рядом. Потом скинула свои тапочки, положила ноги на мои колени и попросила сделать массаж ступней. Почти сразу после того, как я взял в свои руки её ножку, она стала мурчать, будто сытая кошка. Что удивительно, мой благоприобретенный талант к массажированию превзошел все ожидания. Пока гладил ступни, обрабатывая каждый дюйм кожи, сам впал в какое-то полугипнотическое состояние, схожее с экстазом. Все проблемы и тягости разом куда-то отошли, а потом и совсем исчезли.