Никита Хрущев - Жорес Медведев

Доклад Хрущева не удалось сохранить в тайне, да и сам докладчик к этому не особенно стремился. Уже 1 марта 1956 года текст доклада с небольшой редакторской правкой был разослан всем руководящим работникам ЦК КПСС, а 5 марта гриф «строго секретно» на первой странице этого текста был заменен грифом «не для печати». В типографии ЦК КПСС были срочно отпечатаны несколько тысяч экземпляров доклада в форме брошюры в красном бумажном переплете, которую разослали по всем обкомам, горкомам и райкомам партии всего Союза.

ЦК рекомендовал прочесть доклад Хрущева на собраниях всех партийных и комсомольских организаций страны с привлечением актива из рабочих, служащих и интеллигенции. Я хорошо помню эти дни. В небольшой сельской школе Ленинградской области, где я работал директором, было получено предписание: всем учителям собраться на следующий день в 4 часа дня в «красном уголке» соседнего кирпичного завода. Сюда пришли также многие работники завода, руководители соседнего совхоза и колхоза. Только меньшая часть пришедших состояла в КПСС. Собрание открыл работник райкома партии. Он сказал нам, что прочтет полный текст секретного доклада Н. С. Хрущева на XX съезде партии, но не будет отвечать на вопросы или открывать прения. Никто из нас не должен делать никаких записей. После этого началось чтение небольшой брошюры, которое продолжалось несколько часов. Все мы слушали внимательно и безмолвно, почти с ужасом. Когда была прочитана последняя страница, в комнате еще несколько минут стояла тишина. Затем все начали молча расходиться.

Не везде чтение доклада Хрущева прошло так спокойно. В некоторых аудиториях требовали открыть обсуждение. Несколько человек в разных частях страны, вернувшись после этого домой, покончили жизнь самоубийством. Парторг журнала «Коммунист» Евгений Петрович Фролов, человек со сложной и противоречивой биографией, прочитав на партийном собрании текст полученного им в ЦК доклада, заперся на всю ночь в своем кабинете и к утру перепечатал весь этот доклад в двух экземплярах на своей пишущей машинке. Он решил писать большую книгу о Сталине, положив в основу ее доклад Хрущева. В Грузии доклад был прочитан 6 марта 1956 года только для высших партийных и государственных руководителей, однако слухи о нем широко распространились в республике, особенно среди молодежи, вызвав волнение, возбуждение и недовольство среди части грузинского общества. Еще 5 марта в центре Тбилиси и на набережной Куры у монумента Сталина начались манифестации в связи с 3-й годовщиной смерти Сталина. Они продолжались 6 и 7 марта, и общее напряжение нарастало, число манифестантов достигло 70 тысяч человек. По городу распространялись самые нелепые слухи, многие предприятия и учреждения 8 марта не работали, а 9 марта город оказался во власти стихии, и лозунги в честь Ленина и Сталина соседствовали с самыми грубыми националистическими призывами. В ночь на 10 марта при попытке захватить Дом связи раздались первые выстрелы. В центре города появились баррикады, произошло столкновение с военными и милицией у Дома правительства, на площади им. Ленина и в других местах города. 10 марта войска, милиция и органы КГБ установили полный контроль над городом, хотя кое-где еще были попытки провести манифестации. Даже по официальным данным МВД Грузии, в ночь на 10 марта в Тбилиси было убито, главным образом у Дома связи и возле памятника Сталину, 15 человек, а ранено 54 человека [98] . По неофициальным данным, число убитых достигало 250–300 человек, число раненых было не менее тысячи. Несколько сот участников манифестаций и беспорядков были арестованы. Проверить эти данные почти невозможно, так как многих раненых, а возможно, и убитых укрывали их родные, лечили и хоронили их почти тайно.

О событиях в Грузии в советской печати не было никаких сообщений. Не поднималась нигде и тема Сталина. XX съезд КПСС не изменил ритуалы, принятые в Советском государстве, в партии, во всех общественных организациях. Но это было только внешнее впечатление, ибо наше государство стояло в то время не столько на национальных или исторических традициях, сколько на идеологии, и поэтому его прочность была очень тесно связана с прочностью идеологии. Одних только репрессивных методов было недостаточно. Но XX съезд КПСС нанес удар по той догматической идеологии марксизма-ленинизма, которая была тогда официальной идеологией государства. Из нее выпали крупные блоки, фундамент здания ослабел, и оно начало медленно крениться, как Пизанская башня. XX съезд был подобен взрыву, но не атомной, а нейтронной бомбы. Он поражал людей, но не обстановку. Изменения в стране были большими, но они происходили в душах, в мыслях, в сознании людей. Одни радовались обретению правды, у них появлялась надежда на перемены к лучшему, на возвращение пострадавших друзей и родных или хотя бы на реабилитацию погибших. Другие были обеспокоены. Недавние узники радовались близкой свободе, но было много людей, которые негодовали и боялись. Поэт Семен Липкин написал вскоре после съезда стихотворение «Вождь и племя», в котором были и такие строки:

Страна присутствует на читках громких.

Мы узнаем ту правду, что в потемках,

В застенке, в пепле, в урнах гробовых,

Была жива, росла среди живых.

И вот ее в словах мы слышим емких,

На четверть века взятых под арест:

Теперь им волю дал двадцатый съезд.

До съезда

XX съезд стал сильным потрясением для делегатов, для всех членов КПСС, для всех граждан страны, которые в конце февраля или в марте 1956 года слушали доклад Хрущева, а также для иностранных наблюдателей, специалистов, политиков. Они смогли ознакомиться с его текстом, так как он довольно скоро попал на Запад по разным каналам. В некоторых публикациях этот доклад связывали только с именем и инициативой Никиты Хрущева и с борьбой разных групп в Президиуме ЦК КПСС за власть. Но он не был личной инициативой и импровизацией Хрущева. XX съезду и докладу с критикой Сталина предшествовало много различных событий и обсуждений, споров и политической борьбы, а также весьма острых интриг за кулисами. Лишь о немногих подобного рода событиях я могу рассказать в рамках настоящего очерка.

Смерть Сталина 5 марта 1953 года не была неожиданной с медицинской точки зрения; опасные симптомы нездоровья Сталина появлялись еще с конца 40-х годов, хотя он почти никогда не обращался за серьезной помощью к врачам и не проходил необходимого обследования. Но с политической и со всех иных точек зрения никто не готовился к неожиданной смерти Сталина и не обсуждал тех ситуаций, которые могли бы возникнуть в этом случае. Не существовало никаких инструкций, не было и официальных преемников. Сталин менял своих фаворитов, и только по косвенным признакам можно было предположить, что с поздней осени 1952 года он начал думать о Михаиле Суслове как о своем возможном преемнике. «Старых» членов Политбюро это не устраивало. При жизни Сталина каких-либо консультаций на этот счет не проводилось, члены Президиума ЦК почти не общались друг с другом, они встречались только за обедами и ужинами у самого Сталина и затем разъезжались по домам и по своим ведомствам. Только после его смерти им удалось сговориться друг с другом и образовать первый триумвират в составе Маленкова, Берии и Хрущева, – мы уже писали об этом выше.