Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II - А. Сахаров (редактор)

По существу, в этих беседах Александр оттачивал свои мысли, проверял убеждения, корректировал их. Настойчивость, с которой он втайне от всех, в том числе и от Павла, проводил эти встречи, показывает, что дело здесь было не просто в забавах молодости, в пустых шалостях ума; мысль о переустройстве страны постепенно всецело завладевала его сознанием.

После дворцового переворота и восшествия на престол жизнь предоставила Александру возможность реализовать свои планы, а главное — оправдать в собственных глазах необходимость свержения отца и захвата власти.

А. Чарторыйский вспоминал, что «каждый нес туда свои мысли, свои работы, свои сообщения о текущем ходе правительственных дел и о замеченных злоупотреблениях власти. Император вполне откровенно раскрывал перед нами свои мысли и свои истинные чувства. И хотя эти собрания долгое время представляли собой простое препровождение времени в беседах, не имеющих практических результатов, все же надо сказать правду, что не было ни одного внутреннего улучшения, ни одной полезной реформы, намеченной или проведенной в России в царствование Александра, которые не зародились на этих именно тайных совещаниях».

Четыре с лишним года, до сентября 1805 г., проходили эти тайные встречи под председательством Александра I. И с каждым разом становилось все более и более ясным, что ни Негласный комитет, ни сам Александр не были в состоянии реально осуществить хотя бы малую долю тех планов, которые рождались в его стенах.

В своих дневниках П. А. Строганов с огорчением отмечал, что Александр о будущих преобразованиях высказывался довольно туманно, он вежливо, но упорно отвергал все предложения сколько-нибудь определенно сформулировать круг обсуждаемых вопросов. И все же из этих записей становится очевидным, что основой реформ, замышляемых Александром, должно было стать право на свободу и собственность.

Александр предполагал издать законы, «не дающие возможности менять по произволу существующие установления», но полагал, что инициатором реформ должен был выступить он сам.

Здесь обсуждались и проблемы крепостного права; выявилось понимание экономической необходимости его ликвидации. И все же члены комитета ясно понимали огромную дистанцию между своими планами и реальной действительностью; у них не было сомнений в том, что любое покушение на существующую систему ценностей, в первую очередь по крестьянскому вопросу, вызовет острое недовольство помещиков, приведет власть в противостояние с интересами господствующего класса в стране.

Особенно остро это чувствовал сам Александр I, который, по словам Н. Н. Новосильцева, и так уже слыл человеком, «слишком преданным свободе».

В кругах русской аристократии, особенно в салоне вдовствующей императрицы Марии Федоровны, даже эти по сути своей просто либеральные разговоры получили название собраний «якобинской шайки».

Возвращаясь в обыденную жизнь, обращаясь к своим повседневным обязанностям, встречаясь и решая вопросы с министрами, генерал-губернаторами, сенаторами, Александр снова попадал в стихию российской действительности, в стихию крепостнической, консервативной, жесткой и тупой системы, приводимой в движение сотнями и тысячами помещиков, прочно держащих власть и в центре, и на местах.

А. Чарторыйский с горечью писал: «Тем временем настоящее правительство — сенат и министры — продолжало управлять и вести дела по-своему, потому что стоило лишь императору покинуть туалетную комнату, в которой происходили наши собрания, как он снова поддавался влиянию старых министров и не мог осуществить ни одного из тех решений, которые принимались нами в неофициальном комитете». Правительственная рутина затягивала его в свои сети, и вырваться из них для человека, который самим своим положением олицетворял и возглавлял эту рутину, было практически невозможно.

Два решающих обстоятельства обрекли на бездеятельность и постепенное умирание Негласный комитет: во-первых, неготовность самого Александра I пойти на какие-то решающие шаги; его либеральные воззрения не переплавились в необходимость практического действия, потенциальный реформатор лишь чувствами воспринимал неодолимость грядущих перемен, но умом, как сын времени и представитель своей среды, он понимал, что их наступление будет означать прежде всего перемену в его собственном положении неограниченного монарха. Поэтому с такой подозрительностью и неодобрением он воспринимал и в Негласном комитете, и в позднейших реформаторских инициативах своих подданных хотя бы малейший намек на то, что будет затронуто это его право вершить судьбы страны и тем самым выступать ее благодетелем.

Как известно, история практически не знает случаев, чтобы человек власти отказывался от своих личных прерогатив и преимуществ ради интересов Отечества, народа. Все эти так называемые «революции сверху» были направлены на то, чтобы подновить систему, освободить ее от наиболее одиозных черт и фигур, успокоить общественное мнение и сделать ее более гибкой, живучей и тем самым укрепить общественное и личное положение человека, стоящего во главе этой системы. Александр I не вышел за рамки этого мирового стереотипа, более того, в этих своих начинаниях он проявил такую задумчивость и нерешительность, которая и послужила позднее поводом для того, чтобы изрыгать в его адрес либеральными современниками и позднейшими его судьями многочисленные проклятия.

При этом они забывали, что кроме могучего воздействия системы, на действия и менталитет Александра оказывал влияние и такой немаловажный фактор, как панический страх перед очередным переворотом и возможной гибелью, он вовсе не хотел быть убит, как его дед и отец.

Негласный комитет был лишь пробой пера в реформаторских сочинениях Александра I, но пробой довольно определенной и симптоматичной, которая определила в дальнейшем весь политический настрой императора.

Прежде всего это проявилось в подходе к проблемам реформ в целом, когда Александр уже вышел из стен комитета и понес свои идеи к людям той правительственной рутины, которая представляла истинную власть в стране. Но прежде он попытался освободиться от тех пут, которыми его сковал переворот 1801 г. С каждым месяцем позиции Александра крепли. Он был поддержан основными слоями населения, армией, что ярко проявилось во время коронационных торжеств в Москве в сентябре 1801 г. Но уже до этого Александр начал наступление на лидеров и исполнителей переворота 1801 г. Первые попытки Палена, П. Зубова и других вождей переворота связать Александра I конституционными обручами не удались. Александр сдержанно, вежливо, но уверенно отвел все попытки ограничения его власти. Уже в этих столкновениях определилась основная линия императора: возможно, конституцию он и даст народу, но тот получит ее только из его рук. Это будет акт монаршей воли.

Попытка Зубовых и Палена сплотиться и создать организованную оппозицию царю не удалась, хотя и ходили слухи о готовившемся новом перевороте. К началу июня Пален сосредоточил в своих руках огромную власть: продолжая оставаться военным губернатором Петербурга, он стал членом Иностранной коллегии, членом Государственного совета, управляющим гражданской частью прибалтийских губерний. В июне он получил новое важное назначение — стал управляющим гражданской частью Петербургской губернии. Но через две недели политическая карьера Палена закончилась. Опираясь на мнение петербургской аристократии, на позицию Марии Федоровны и ее окружение, Александр поручил генерал-прокурору А. А. Беклешову передать Палену, чтобы тот отправлялся в свои прибалтийские владения, а 17 июня он был уволен со всех должностей. На место Палена генерал-губернатором Петербурга был назначен М. И. Кутузов. Одновременно был уволен в отставку один из вдохновителей заговора Н. П. Панин, за ним последовали непосредственные участники убийства Павла I — генерал-майор В. М. Яшвиль и полковник И. М. Татаринов. Наконец в начале 1802 г. пал П. А. Зубов. Он получил заграничный паспорт и покинул Россию. Был отослан в Калугу и поэт Г. Р. Державин, отличавшийся непримиримостью в отношении Павла. Теперь руки царя были свободны.

Впервые Александр в полной мере для сохранения своей власти, которую он намеревался использовать для проведения в России «революции сверху», прибег к вполне самодержавным действиям. Опыт удался.

Но своей мечты облагодетельствовать Россию Александр не оставил. И это несомненно говорит о его упорстве и приверженности идеалам молодости. В этой же связи следует рассматривать появление в России Лагарпа, который был приглашен Александром I.

На роль своего первого помощника Александр определил способного и достаточно гибкого М. М. Сперанского, который не разделял радикальных воззрений членов Негласного комитета и не пугал императора своей настойчивостью и нетерпением, как его «молодые друзья».