Уцелевший - Эрик Хелм

Она проворно изъяла предмет обсуждения. Бумажные обертки внутри сместились и явственно зашуршали.

— Видите, как девочка дорожит своими сокровищами? Каждый шарик помещается в отдельную чашечку из-под конфеты; чашечки выкладываются опрятными рядами — все чин-чином.

Разумеется, Моката раскусил наивную уловку, но поделать не мог ничего. Хорошенькая избалованная женушка господина Итона, резвушка без царя в голове нежданно предстала ему противницей разумной и достаточно понимающей в делах, о которых, по справедливости, не должна была смыслить ни аза.

Несколько мгновений собеседники молча разглядывали друг друга. Затем гость начал вести подкоп с иного направления. Следовало продолжать разговор, продолжать любым способом, не дать выставить себя за дверь. А глаза и голос тем временем поработают...

— Миссис Итон, совершенно и вполне очевидно, что ваши друзья преднамеренно выставили меня чудовищем. Зачем — не постигаю, но думается, при создавшемся положении лучше будет честно положить карты на стол, избегая тем самым досадных недомолвок и недоразумений.

— Как хотите, — спокойно ответила Мари-Лу. — По чести, мне совершенно все равно.

Последнюю фразу Моката старательно пропустил мимо ушей.

— Дискутировать по поводу этических аспектов магии... — торжественно провозгласил он.

— Будьте любезны, говорите по-английски, — проворковала Мари-Лу. — В школе я была ужасной лентяйкой и, когда в моем присутствии начинают изъясняться на латыни, чувствую полное смущение. К тому же ничегошеньки не понимаю в подобной белиберде!

— Обсуждать нравственность или безнравственность магии, — заново начал слегка побагровевший гость, — не имеет смысла, это весьма долгий разговор, да и надлежащая подготовка требуется, к сожалению, от обоих, — а вы даже латинских корней не разумеете...

«Замечательно! — подумала Мари-Лу. — Начинаем отвечать колкостями на колкости, самообладание теряем... Отлично, милейший!»

— Ограничу пояснения следующим. Я обладаю огромным теоретическим и практическим опытом в этой области, а Саймон, увлекшийся магией в последние месяцы, обнаруживает огромные способности. Господин де Ришло, по-видимому, полагает меня исчадием зла, но ради простой справедливости я обязан отвести подобный навет! Сама по себе магия не служит ни добру ни злу, это всего лишь искусство производить изменения в согласии с волей! Зловещая слава, которую стяжала магия в течение последних веков, объясняется тем, что ею приходилось заниматься тайно, вопреки строгим церковным запретам. Тайное всегда воспринимается как недоброе.

— Полагаю, вы слышали, что умелые, вполне постигшие свое ремесло маги умеют вызывать потусторонних существ, чье бытие традиционно отрицает нынешняя наука. Надеюсь и уповаю, что, будучи относительно культурной женщиной и накопив хотя бы зачаточный запас необходимых для нашей беседы сведений, вы не разделяете академических предрассудков...

Мари-Лу промолчала.

— Упомянутые существа совершенно безобидны, покуда находятся под управлением опытного мага — точно так же, как опытный электрик спокойно может управляться с высоковольтными проводами либо аккумуляторами. Однако неопытный ребенок, вздумавший позабавиться с током, подвергается страшной, возможно, смертельной, опасности. Это полная аналогия тому, чем занимаемся нынче я и Саймон. Из иных миров поднято новое, доселе неведомое существо — считайте, будто мы сконструировали оригинальную динамо-машину...

Голос Мокаты журчал ровно и успокоительно.

Мари-Лу не хотелось даже язвить по поводу латинских слов.

Гость уставился на нее упорным, пронзительным взором и глядел не отрываясь.

— Управляться с названной тварью можем лишь мы двое — но именно двое! Вдвоем. Оказавшись в одиночестве, я просто не сумею контролировать огромную стихийную силу, которая неминуемо вырвется, ускользнет, и создаст чудовищную угрозу как для меня самого, так и для Саймона. Вам понятны мои разъяснения, сударыня?

Мари-Лу медленно кивнула.

— Очень рад, — замурлыкал Моката, — очень, очень рад. Всего несколько минут спокойного, дружелюбного общения — и все понемногу становится на должные места...

Мари-Лу, словно завороженная, глядела на Мокату расширившимися темными зрачками.

— Будьте столь добры, — сказал гость, — велите принести стакан воды. Совершенно пересохло в горле.

— Пожалуй, лучше чаю, — задумчиво и протяжно молвила молодая женщина. — И свежего печенья...

* * *

Испанец едва не придавил спусковой крючок, но вовремя опомнился. Расходовать драгоценные стрелы на трясучих скелетов было вряд ли разумно. Родриго осторожно положил взведенный арбалет, привстал на колени, выдернул из ножен толедский клинок и прыгнул вперед.

Костяки ускорили шаг. Ведомые опытными и беспощадными лапами, они заходили спереди и с боков — самая разумная тактика при нападении на одиночку. Почернелые когти уже вздымались вровень с лицом рыцаря, гнилые челюсти угрожающе прищелкивали.

Не раз, не два, и не три подвергался Родриго подобному нападению — и со стороны куда более проворного и сильного неприятеля. Движения кастильца были уверенны и почти непроизвольны.

Он изо всей силы пнул и повалил скелет, наступавший справа. Стремительно падая в противоположную сторону, обрушил меч прямо на почернелый череп второго. Трухлявые кости разлетелись грудой осколков: лезвие прошло от темени до таза, сверху — и донизу.

Родриго молниеносно перекувыркнулся и вскочил, разом выиграв несколько футов пространства меж собою и третьим умертвием. Примерился, легко скользнул навстречу; безо всяких особых уловок, уже зная хрупкость устрашающего врага, ударил мечом и, не задерживаясь, уничтожил первый, неуклюже пытавшийся подняться, костяк.

Минус три. Отлично.

Сколь ни перепуган был Бертран де Монсеррат, а подметил, как лихо разделывается с гробовой поганью неверный друг.

— Гийом! — закричал он осипшим голосом. — Гийом, спешивайся! Руби!

Сам спрыгнул с коня, выхватил меч и поверг ближайший скелет, бессмысленно щеривший два ряда хорошо сохранившихся зубов.

Двадцатипятилетний, поседевший как лунь, Шелковинка последовал примеру господина, однако с гораздо меньшим успехом. Вместо рубящего удара он машинально сделал глубокий выпад. Клинок проскользнул меж ребрами, не встретив ни малейшего сопротивления. Гийом-Шелковинка немедленно потерял равновесие и растянулся ничком. Пожалуй, он сумел бы раскидать полдюжины сгрудившихся вокруг умертвий и подняться, но не догадался сразу выпустить пойманный покойницкими костями клинок и, падая, опрокинул скелет прямо на себя. Пытаясь выбраться, Гийом потерял несколько драгоценных секунд. Корявые когти незамедлительно вонзились в лицо поверженного, Шелковинка заревел дурным голосом от ужаса и боли, отчаянно попытался защитить глаза и погиб относительно быстро, ибо рухнувший сверху костяк впился зубами ему в пах...