Лабиринт (СИ) - Бар Иден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ты можешь растрепать меня, как захочется, - недвусмысленно предлагает он, а я понимаю, что несмотря на непринуждённую болтовню, напряжение между нами никуда не делось. И этот его взгляд, наглый, неприкрыто восхищенный, колкой изморозью проходит по коже, заставляя невидимые волоски встать дыбом, - а мне.. очень хочется растрепать тебя.
- Гм.. а мы завтра собираемся к Артисту? - спрашиваю невпопад, желая срочно сменить тему. Делаю вид, что очень заинтересована узором на ручке чайной ложечки, - честно говоря, не очень-то приятно будет увидеть его!
- И не увидишь, - глухо отвечает Алекс, тоже сосредоточиваясь на ложке в моих руках, - завтра днем у меня встреча с двойным агентом, он даст необходимую информацию. Я все сделаю сам. Знаешь, ты действуешь на меня так... умиротворяюще! Со мной такое впервые.
Дальше он молчит, вынуждая меня оставить ложку в покое и поднять на него глаза. Непонятная недосказанность повисает в воздухе.
- Это как? - выдыхаю.
Серьёзность его тона и близость ко мне, несмотря на призрачную преграду между нами в виде стола, оказывает странное, почти парализующее воздействие. Я вдруг вспоминаю, что мы совсем одни в этой квартире, и за окном глубокая ночь.
Неподвижно сижу, то и дело натыкаясь на горящий взгляд Алекса, от которого вспархивают те самые пресловутые бабочки в разных местах, но не хочу даже думать о том, что мне давно пора бежать и закрываться в своей спальне. Как будто это спасёт меня от постоянного, странного чувства беспомощности перед ним.
- Я ищу в себе агрессию.. и не нахожу, - он смотрит пристально, - раньше думал, что буду убивать его, рвать на куски, ломать по косточке - за Старка, за нас, а теперь.. теперь мне даже не хочется задавать вопросы. Стало не интересно, не важно. Не нужно. Знаешь, незнакомое, новое ощущение! Нет охотничьего азарта. Когда хочется только созидать… понимаешь? Женя…
Киваю ему утвердительно, глубоко задумываясь. Легкий флёр светскости и пустословия напрочь исчезает из нашей беседы, наполняя ее до краев новыми, скрытыми смыслами, о которых знаем только мы.
Замираю в оцепенении от своих мыслей. Сейчас я как бабочка на булавке, вся перед ним! Захочет взять меня – и я сгорю в его руках, без остатка. Захочет спросить, о чем угодно – отвечу только правду. Но, я же не соберу себя потом по кусочкам, снова?
Только не во второй раз.
Поэтому я сильно сжимаю руки под столом - до боли, до побелевших косточек, и нахожу в себе силы остановить это, пока меня окончательно не расплавило в лаве чего-то необъяснимого. Так будет правильно, единственно верно.
- Мне тоже, - выдыхаю и встаю, по-прежнему избегая его взгляда, - и это прекрасно. Лучше созидать, чем разрушать! Спокойной ночи.
Я сбегаю, не оборачиваясь. Сбегаю, как будто за мной гонятся черти. От Алекса, от реакций своего тела на него - этих неконтролируемых вспышек жара, и предательски-приятного, ноющего ощущения внизу живота всякий раз, когда он смотрит на меня чуть дольше обычного. Еще от саднящей, почти невыносимой в такие минуты боли в моей душе, в моем сердце.
И все же, стоит только мне услышать тихий голос Алекса, когда я уже почти пересекаю порог кухни, как это останавливает мой бег.
- Мне больно, - признаётся. Резко торможу, оборачиваясь.
- Отчего?!
- Мне всегда больно, когда ты бежишь, - Алекс встаёт со стула и подходит ко мне, близко. Но делает это так неспешно, даже деликатно, как будто боится испугать своими действиями или словами, - а ведь для меня ничего не изменилось. Я люблю тебя... как и раньше, сколько бы лет ни прошло. Может, сейчас даже больше, чем раньше!
Шокированная, я молчу, хотя сказанное им так живо перекликается с моими собственными чувствами.
Что люди делают в таких случаях? Обнимаются, целуются, возможно, плачут вместе? Мы же просто стоим, потрясенные друг другом.
- Кстати, - он продолжает, - мне от тебя не нужен секс, принципиально. Ты ведь из-за этого в такой панике?
Вместо ответа обнимаю Алекса.
- Но почему ты думаешь, что ничего не изменилось? – горячо, порывисто шепчу ему в ухо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})- Я говорю то, что чувствую, - также шепчет он мне в шею, не размыкая нашего объятия, - а что чувствуешь ты?!
Мне трудно говорить. Не дождавшись ответа, Алекс мягко отстраняется, чтобы заглянуть в мои глаза. Осторожно берет за руки. Его пальцы удивительно тёплые, сильные – держат крепко.
- Я искал тебя так долго, безотчетно, во всех.. и ближе этих всех была Женевьева! Она очень напоминает тебя, внешне. Но она - не ты.. а твой муж похож на меня?
- Нет! – этот вопрос заставляет улыбнуться ему вполне искренне, - полный антипод.. Алекс, да. Твои чувства взаимны. Я еще, правда, до конца не понимаю, - запинаюсь. Сглатываю, - что это. Но не равнодушие точно, и не просто физическое желание.. Что будет с нами дальше?
- Дальше? Все, что угодно, все, что захотим, - Алекс выглядит немного ошарашенным, но вместе с тем по-детски, неприкрыто счастливым, - никаких ограничений! Кроме одного. Мы не разорвем нашу связь, никогда больше.. Скажи. Ты согласна?!
Кафе «Париж», Бахр-Дар, Эфиопия
Полдень. В этом заведении всегда немноголюдно, особенно в такое время. Вечером еще может заглянуть кое-кто из местных на чашечку хорошего кофе, но больше всего здесь, конечно, рады туристам.
Поэтому когда маленькие колокольчики на входе оповещают персонал о прибытии гостей, и дверь открывается, пропуская внутрь мужчину и женщину, суетиться начинают абсолютно все.
Все, кроме официанта Жерома - как гласит его бейдж. Никакой он, конечно же, не Жером, а Палу, местный парнишка, но политика тотального «офранцуживания» в кафе всех и каждого вполне серьезно предполагает французское имя даже на бейдже уборщицы.
Стоит ли говорить, что весь персонал здесь чернокожие, однако хозяин кафе очень гордится созданной им атмосферой. Ведь на каждом столике присутствует миниатюра Эйфелевой башни, а официанты – их всегда двое, на случай большого количества гостей, в костюмах и при галстуках. К тому же, в меню – шутка ли, обязательно присутствуют лягушки!
- Ну, чего встал, Палу? - администратор Жак сердитым шёпотом одергивает парня, застывшего с оттопыренной от удивления, мясистой губой.
Ему невдомек, что псевдожером сразу узнал вошедшего! Как раз сегодня его брат, работающий на местных бандитов, прислал ему фото белого человека - опасного преступника, с приказом немедленно позвонить, если он увидит того где-нибудь.
Стоит отметить, что Палу очень дорожит своей работой, потому что в Бахр-Даре по достижении совершеннолетия у молодёжи всего три пути - на базар, в сферу обслуживания туризма или в бандиты. Его же путь, второй, самый обеспеченный и спокойный. Однако Палу не посмеет ослушаться старшего брата.
Проворно схватив меню и нацепив дежурную улыбку, он идёт к посетителям. Здоровается, а затем осторожно кладёт меню на стол.
Они приветливы с ним, и Палу невольно любуется этой молодой европейской парой - такие красивые и почти не сводящие глаз друг с друга. Наверное, молодожёны! Он сразу подмечает, как дама вся словно светится от счастья и насколько нежен, предупредителен мужчина рядом с ней. В этот момент он даже думает только о том, насколько сильно хотел бы полюбить так кого-то. Трудно поверить, что этот влюбленный, улыбчивый мужчина может быть по-настоящему опасен. Но, возможно, они работают вдвоем – как Бонни и Клайд, например?
Молодые европейцы делают заказ. Палу тщательно записывает его детали в свой маленький блокнотик, обитый синим бархатом. Он немного удивлён, что в заказе нет лягушек. Возвращается за барную стойку через кухню, передав туда заказ и, ожидая, дрожащими руками достает свой телефон как можно более незаметно. Находит ещё раз фото, чтобы окончательно удостовериться, а затем прячется в подсобное помещение, делая звонок брату.
- Палу?
- Балу, он здесь, - докладывает в крайнем волнении.