Лабиринт (СИ) - Бар Иден

- Поможет, - Алекс тоже вдруг становится серьёзным. Сосредоточенно распаковывает масло и нарезает найденным ножом хлеб. Посуда здесь чистая и добротная, - Женя... А ты не думаешь о том, что будет после?

- Нет, - отвечаю честно, догадываясь, о чем он. Наверное, о том, что будет, когда мы закончим со всеми делами, и время расставания неумолимо приблизится. Теперь уже навсегда. Разве что нас снова не сведёт странным образом какой-нибудь случай!

- Женя, а ты вообще, в принципе, - продолжает несколько печально, - думаешь?

До хруста смяв в руке бумажную салфетку шариком, весело запускаю в него. Алекс ловко уворачивается! Вот гад. Тепло улыбаемся друг другу, совсем как старые друзья. Так и есть.

- С тобой настолько не соскучишься, что думать просто нет смысла, - признаюсь. Он оставляет свой хлеб, чтобы подойти ко мне.

- Будешь бутерброд?

- Нет, - пячусь от него в сторонку.

- А что будешь?

- Ничего, - в горле вдруг пересыхает, - водички попью. И спать!

К счастью, в этой квартире две спальни. И в шкафу несколько комплектов постельного белья, я проверила. Спать с Алексом в одной постели, не касаясь друг друга, для меня то ещё испытание! Хотя, если подумать, неизвестно для кого из нас большее.

И я думаю об этом. Где-то внизу живота все скручивает сладким спазмом от одной только мысли, что он снова может прикасаться ко мне так, как в той машине. Целоваться же с Алексом без отношений - вообще должно быть запрещено законом, как по мне, это же оружие массового женского поражения! Мне кажется, что если он схватит меня и начнет целовать, то я посопротивляюсь недолго. Какой-то бред, но это честный бред - обманываться нет смысла.

Сглотнув, усмехаюсь. Напускаю на себя равнодушный вид и, избегая смотреть в глаза Алексу, присаживаюсь за стол.

- Ладно, давай попьём чайку, - предлагаю непринуждённо, - если он здесь есть, конечно. Только недолго, хорошо?

Аэропорт, Аддис-Абеба, Эфиопия

Из здания аэропорта выходит мужчина в толстовке, с накинутым на голову капюшоном и в джинсах. На плече у него спортивная сумка небольшого размера.

Бегло осмотревшись, мужчина уверенно направляется в сторону нескольких стоящих в ряд такси, и садится на задние сиденья в ближайшее свободное. Коротко называет маршрут «Бахр-Дар» и спрашивает цену. Словоохотливый чернокожий таксист называет ее и уже трогается с места, уточняя на ломаном английском:

- Бахр-Дар, мастер, адрес?

- Вези меня в самый криминальный ночной клуб Бахр-Дара, - отвечает ему пассажир внятно и медленно, - туда, где есть бандиты.

Улыбается и кладёт на переднее сиденье плату за проезд, в двойном размере. Купюры раздвигаются небрежным веером.

- Это все тебе! Без сдачи, - добавляет.

Таксист недоумённо моргает, таращась на него в зеркало заднего вида. Затем криво ухмыляется, пряча деньги в карман.

- Вы уверены, мастер?

- Да, - и пассажир поворачивает голову к окну, теряя к таксисту всякий интерес. Разговоры в пути он не поддерживает, прикрыв глаза, как будто дремлет. Таксист решается потревожить его уже в конце пути, паркуясь под ночным клубом «Черная орхидея».

- Мы на месте. Но здесь опасно, мастер!

Тот моментально приходит в движение, пружинисто выбираясь из машины и закидывая свою сумку на плечо. В нем чувствуются ловкость и недюжинная сила.

- Супер! Спасибо, удачи, - он скупо улыбается напоследок, перед тем как скрыться из виду.

Таксист ещё некоторое время смотрит ему вслед, а затем торопливо отъезжает с парковки клуба, подальше от возможных неприятностей. Для себя он уже решил, что, в случае чего, не запомнил этого пассажира.

Подойдя к входу в клуб, Макс Талер одним незаметным прикосновением к ушной раковине активирует сенсорный автоматический переводчик в своем ухе. Теперь он может говорить на любом языке, но пока что его задача - изображать из себя недалёкого туриста.

Поэтому он обращается на английском к осклабившимся при виде него двум чернокожим секьюрити на входе, похожим на огромные шкафы:

- Привет, ребята, - глуповато улыбается, покачиваясь, как слегка выпивший человек, но говорит при этом медленно и четко, - можно мне потратить немного денег в вашем клубе?

Они туговато соображают, но кивают ему, отступая. Обмениваются друг с другом многозначительными взглядами, и Макс заходит внутрь.

Наобум пробирается к барной стойке, разрезая собой густой дымный воздух, озаряемый изредка вспышками яркого света, под монотонную грохочущую музыку. Осматривается, словно невзначай. Здесь одни только чёрные! Он замечает, что моментально приковывает к себе десятки и сотни тяжелых, любопытных взглядов.

Впрочем, ему нравится испытывать этот адреналин в крови, и он улыбается абсолютно искренне сейчас, кайфуя от острого чувства опасности. Перекрикивая громкую музыку, Макс заказывает какую-то примитивную, крепкую выпивку у высокого, сплошь покрытого татуировками и от того нереально черного, как ночь, бармена, обращаясь к нему на английском. Кладёт купюру на стол.

Ему важно, чтобы его заметили наверняка, поэтому он расплачивается долларами, а не местной валютой (официальная денежная единица в Эфиопии - быр, прим. автора). Бармен сметает купюру со стола, заменив ее выпивкой.

Посидев так какое-то время, Макс пару раз делает вид, будто пригубляет стакан. Пить здесь, что бы то ни было, для глупого белого туриста – как и просто зайти сюда, самоубийство.

- Я хочу поговорить с вашим самым главным бандюком, - говорит он бармену, улучив подходящий момент, и кладя незаметным движением стодолларовую купюру под стакан. Двигает стакан к нему, - как мне его найти, подскажи?

Бармен только усмехается, отрицательно качнув головой и отодвигая от себя стакан. В этой нищей стране сто долларов - его месячная зарплата, но он не берет их.

От Макса не укрывается быстрый взгляд бармена за его спину. И он легко прослеживает его, оборачиваясь на беснующуюся в танце, хаотичную толпу. Замечает пристальные взгляды, стараясь запомнить черные лица, которые для него, впрочем, здесь все как одно.

Усмехается. На улице его мог бы грабануть кто угодно, но в этом месте - только с «санкции» бандитов. Выйти на их главаря не сложно, если Макс уже попал в фокус внимания его «шестерок».

Он прячет нетронутую стодолларовую купюру в карман, и сидит со стаканом в руке ещё минут десять. Затем встаёт и спрашивает, где здесь санузел и, получив ответ, направляется туда.

Макс уже знает, что в это самое время за ним идут.

Неожиданно на руке его повисает мерзкая, развратного вида негритянка, выпрыгнувшая как чертик из табакерки из общей черной массы людей.

- Красавчик, пойдем? - дышит в лицо винным перегаром.

- Я гей, - произносит он, брезгливо сбрасывая ее пальцы со своего рукава, и идёт дальше, оставив ее, моргающую округлившимися глазами, переваривать информацию. Заходит в мужской туалет - грязный, полуразрушенный от многочисленных драк и разрисованный надписями с матерными словами. Тусклая лампочка уныло мигает, словно предупреждая об опасности. Здесь пустынно, и жутко по-настоящему.

Но Макса только заводит смертельный экстрим. К тому же, он профессионал. Он тратит первую секунду на то, чтобы осмотреться, и еще несколько на то, чтобы открыть самые крепкие двери в одну из кабинок настежь. Ставит туда свою сумку, отстегивает и бросает на нее капюшон. Затем становится близко к одному из заляпанных писсуаров, и чуть склоняет голову.

Уже в следующее мгновение в санузел заходят трое черных. Он слушает их, не глядя, стоя к ним спиной, и по звуку шагов определяя количество зашедших. Один из них блокирует дверь, но Макс не оборачивается.

Он помнит, что на его стороне внезапность. От него не ждут серьёзного сопротивления, а сам он всегда не прочь применить свои умения, и любит запах чужой крови. Однако сегодня у него другая цель.

Дожидается, пока один из них не подходит к нему максимально близко, обратившись: «Эй ты, снежок…» на амхарском языке, и присовокупив к этому еще пару крепких словечек. Он не договаривает - Макс одним резким движением заламывает ему руку, развернувшись. Оказавшись позади чёрного, он легко перемещается с его безвольным телом в кабинку, и захлопывает дверь прямо перед его подельниками.