Виридитерра: начало пути - Тери Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как же приятно находиться в этих стенах в окружении верных друзей. Не правда ли, Никки? – эльфийка тут же принялась осматривать девушку.
Никки терпеливо ждала, пока Старшая ощупывала поврежденные места, водила пальцем перед глазами и слушала. Но как только осмотр был окончен, а Старшая осталась довольна итогами лечения и не видела более причин удерживать Никки здесь, девушка пулей вылетела из лазарета.
– Эти стены так давят на меня, – пожаловалась Никки. – Даже хуже, чем мама, правда Рикки?
– Да-а, наша матушка женщина чудесная, если держаться где-нибудь подальше от нее, – тут же подхватил близнец, и на секунду Ноа показалось, что все как раньше.
Ребята всем скопом провели Никки в ее комнату, одна половина которой больше походила на свалку. Вещи были разбросаны везде – на тумбочке, на кровати и даже на полу. Но девушка будто даже его и не заметила, она с разбегу плюхнулась на свою кровать и довольно протянула:
– Ка-а-ак же я по этому всему скучала.
– Ну, главное, что ты рада, сестренка, – саркастично ответил Рикки. – Тем более, свой бардак всегда самый любимый.
– Ой, а я и забыла, какой ты чистюля, – раздражённо буркнула Никки, и близнецы стали собачиться, как в старые добрые времена. – Это не бардак, а искусство. У каждой вещи свое место.
И пока Рикки и Никки спорили, Ноа улучил момент, чтобы незаметно шепнуть Махаону:
– Нам надо поговорить.
И тот еле заметно кивнул Ноа в ответ.
Ребята почти сразу отделились от компании, чем были удостоены непонимающего взгляда Шенга, и отправились на поиски укромного места, чтобы поговорить. Махаон предложил для этого свою комнату, и Ноа почти было согласился, но тут из-за угла, отрезая путь к лестнице, появились Вайдманы. Общежитие студентов было вполне обычным прямоугольным строением в шесть этажей. Этаж старост располагался в пристройке над шестым с южной части здания, где так удачно и появились Вайдманы, а на северной части возвели оранжерею для каких-то редких цветов, что росли на землях Мепаиса и нуждались в особом климате.
Вайдманы шли не спеша. Хельга держала брата под руку, и они о чем-то беседовали. При виде ребят их глаза сверкнули недобрым огнем, а губы изогнулись в противной ухмылке.
Ноа и Махаону пришлось изменить свои планы. Ребята, стараясь сохранять невозмутимый вид, развернулись и направились к другой лестнице.
– Ну, или пойдем в твою комнату, – прошептал Махаон.
– Нельзя, там Кайл, – ответил Ноа.
В поисках тихого безлюдного места ребята обследовали каждый уголок в Хэксенштадте, куда только был разрешен вход. Но между соревнованиями у студентов появилось больше свободного времени, и теперь все они вывалились на улицу. Грелись в солнечных лучах, радовались теплому шелковистому ветру и просто беззаботно проводили время.
– Библиотека, – хлопнул себя по лбу Махаон. – Там точно никого не будет.
Ноа послушно поплелся за Махаоном, хоть его и не радовала мысль о новой встрече с Алатеей.
Проходя по Залу Славы, Махаон остановился:
– Знаешь, а ведь тут даже нет его портрета, – грустно произнес Махаон, – ну, моего дяди. А ведь в Хэксенштадте он был любимым студентом. Прилежный, образованный, ответственный, вежливый, его команда всегда побеждала на играх и ему пророчили великое будущее. Они окрестили его предателем, а позже и вовсе убили. И все почему? Потому что он бился не за те идеалы, которые были угодны императору, – парень горько усмехнулся. – А теперь его судьба ждет и меня. Вельтерн прогнил. Вся Виридитерра прогнила. Люди только и думают о том, как бы поплотнее набить свои карманы и подчинить себе тех, кого не понимают, кого боятся.
– Ты не умрешь, – попытался утешить его Ноа. – Я тут узнал, что у тебя есть время до третьего соревнования, – начал Ноа, хоть в библиотеку они так и не попали, но в Зале Славы тоже не было ни души. – Так что ты можешь решить все свои дела, а затем сбежать.
– Но откуда ты знаешь?
Ноа боялся этого вопроса. Не хотел рассказывать, что должен стать соучастником в его убийстве. И пусть любой другой студент жизнь отдал бы за то, чтобы стать помощником имперского мага, Ноа это было совсем не нужно. Ему было стыдно лишь от одной мысли о том, что Энгстелиг хочет приобщить его к чему-то настолько нечестному и грязному, как убийство невинного. Да, Ноа желал смерти Ройвану. Да, он каждую ночь мечтал о том, как пронзает сердце этого чудовища своим мечом. Но то была месть – холодная, благородная, дарующая покой. А в убийстве Махаона не было ничего из этого.
– Энгстелиг мне рассказала, – неуверенно проговорил Ноа и удостоился вопросительного взгляда Махаона. – Точнее, приказала ей помочь.
Стеклянный взгляд Махаона не показывал ни единой эмоции, и Ноа приходилось лишь гадать, о чем он думает.
– Значит, у меня есть еще шесть дней, – то ли для себя, то ли для Ноа сказал Махаон и замолчал.
Они стояли в Зале Славы, где с портретов на них смотрели незнакомые Ноа люди со своей историей. Мертвенная тишина была теперь единственным свидетелем их былого величия – тишина и память тех, кто не забыл. Махаон долго смотрел в одну точку перед собой, а Ноа, чтобы не таращиться на него и как-то скрасить это неловкое молчание, стал заново разглядывать портреты. Он вспомнил слова Вайдманов про какого-то парня – теперь уже мужчину – и пытался его отыскать здесь.
– Когда-то именно здесь был портрет моего дяди, – нарушил тишину Махаон, кивком головы указывая на небольшую полку, где стояли маленькие портреты выпускников.
Ноа присмотрелся и увидел на портрете очень много людей, среди которых смог различить невысокую светловолосую девушку, в которой узнавались черты – более молодой – Неи. Из груди само собой вырвалось надрывное «Мама», но Махаон ничего не произнес. Ноа хотел задержаться, но Махаон уже шагал вперед и не останавливался. Тем более, за общим портретом шли отдельные, где он вновь нашел улыбающееся лицо мамы.
Грудь еще сильнее сдавило, и Ноа едва сдержал приступ слез. Его мама была такой счастливой здесь, так почему же она убежала? Это все из-за нрава дедушки и бабушки? Или случилось что-то нехорошее? Почему она оставила свой дом, свою жизнь и почему совсем ничего не рассказала об этом Ноа?
Парень переходил от портрета к портрету, читал каждую табличку, еще раз внимательно осмотрел изображение некоего Киллиана Никифори, пока его не привлек один образ. Нет, это уже был не студент, а кто-то более важный. В толстой
