Маньчжурская принцесса - Жюльетта Бенцони

Облекшись в безукоризненный костюм бисквитного цвета, «Альфиери» ожидал своих гостей в компании лорда Шервуда, который не стал переодеваться, оставшись в своем одеянии яхтсмена с характерной каскеткой на голове. Наш псевдограф заблаговременно заказал себе один из лучших столиков: не слишком близко от балюстрады, увенчанной вазами в стиле Медичи, но и не настолько далеко от нее, чтобы упустить из виду какую-либо деталь происходящего внизу спектакля. Устремившись навстречу прибывшим дамам и поцеловав каждой руку, он преподнес им бесподобные букеты. Букет, предназначенный для леди Куинборо, был подобран из крупных бледных роз и черных ирисов. Ее молодая подруга, принимая букет белых орхидей, искусно увитый разноцветными лентами, лишь дрожанием век выдала свое волнение.

– Очень похоже на букет новобрачной, – пошутила англичанка, добавив с обольстительной улыбкой, – вы совершаете настоящие безумства, дорогой граф, но поверьте, я никому не отдам этих прелестных цветов.

– От всей души надеюсь на это, – живо отреагировал молодой человек, учтиво поклонившись, – ибо, пока они будут украшать вашу комнату, вы, миледи, быть может, иной раз вспомните о своем друге.

Относительно орхидей она не сказала ничего. Лишь краска слегка прилила к ее лицу, прикрытому большой шляпкой. Поэтому Этьен не удержался и первый спросил о том, нравятся ли ей цветы.

– Они великолепны, – прошептала она, а затем, неожиданно вскинув глаза, набралась смелости и задала вопрос, чем он руководствовался при своем выборе. С необычной для него серьезностью Этьен ответил:

– Мне просто показалось, что эти цветы вам подойдут.

В этот момент мимо террасы проезжала колесница, изображавшая руину древнегреческого храма. Девушки, стоявшие на ней, были переодеты в жриц; их украшали венки из нежных роз. Появление колесницы вызвало взрыв энтузиазма. Раздались выкрики на разных языках, и на жриц посыпался дождь цветов.

Орхидея зажала уши ладонями.

– Неужели мы находимся во Франции, – засмеялась она. – Я не в силах ничего понять в этих выкриках.

– Ничего странного в этом нет, – констатировал лорд Шервуд, – Ницца уже давно не является французской, это – космополитический город.

– Вообще-то ей полагалось быть бы английской, – заметила леди Куинборо, продолжая читать записку, приколотую к ее букету. – Именно мы, англичане, открыли этот курорт и привели его к мировой славе! Увы, теперь мы представляем здесь меньшинство. Пожалуй, только французов в Ницце еще меньше, чем нас!.. Граф, кажется, вы влюблены?

– Из кого же состоит здешняя публика? – полюбопытствовала Орхидея.

– О, здесь представлен весь мир! Много русских, но есть и янки, и румыны, и немцы, и валахи, и швейцарцы, и бельгийцы... некоторое количество галантных итальянцев.... ну и наконец индусы, – добавила англичанка, заметив появившуюся в толчее коляску махараджи Пудукота, увитую густыми гирляндами кроваво-красных гвоздик. Посреди этого буйства цветов восседал сам махараджа с благостной улыбкой на своем неподвижном лице. Толпа с восхищением разглядывала как целую выставку великолепных изумрудов и рубинов, украшавшую его торс, так и сопровождавших его таинственных женственных особ. Последние были укутаны паранджой, над которой виднелись лишь глаза. Однако полупрозрачная ткань паранджи позволяла оценить редкостную красоту этих див, а равно и роскошь их золотых украшений.

Появлялись новые колесницы, и всеобщее веселье еще больше возросло. Спутники Орхидеи узнали в их возницах своих друзей и отдались всеобщей радости. Только Этьен остался рядом с Орхидеей. Сидя на другом конце стола, он не отрываясь смотрел на нее.

Его неотступный взгляд смущал девушку. Чтобы чем-то себя занять, она отцепила от букета прикрепленный к нему маленький конверт и, достав оттуда записку, стала читать. Только теперь она поняла, почему Этьен столь пристально на нее смотрит. – «Сделайте вид, что вам надо отойти попудриться, – было написано в ней. – На минуту я присоединюсь к вам в холле. Умоляю вас, не отказывайтесь! Мне крайне важно поговорить с вами...»

Не поднимая глаз, она опустила записку в конверт, а затем спрятала конверт в сумочку. Ее лицо стало вдруг строгим, казалось, не оставляя ему никакой надежды. А во взгляде Этьена теперь читалась откровенная мольба. Несколько минут она сидела, не шевелясь. Хотя все ее естество сгорало от любопытства, она твердо решила выдержать паузу, чтобы заставить Этьена вконец потерять надежду... Его лицо стало таким несчастным, что она невольно улыбнулась. Наконец, неспешно, Орхидея поднялась и направилась внутрь отеля. Оказавшись в дамском салоне, она не стала пудриться по той простой причине, что никогда этого не делала. Она лишь слегка подправила свою прическу, которая в этом совершенно не нуждалась, и, окончательно удостоверившись в собственной красоте, появилась в холле. Там на диване уже восседал Этьен с видом человека, которому смертельно наскучила окружающая суматоха. Он встал и подошел к ней, отведя ее к заросли пышных азалий. Не давая ему раскрыть рот, Орхидея заговорила первой:

– Чего вы хотите? У меня совсем немного времени, так что отвечайте быстро!

– А мне, напротив, необходимо время. К тому же, здесь явно не то место, да и не тот момент. Давайте встретимся где-нибудь, где можно будет побыть вдвоем. Мне надо сказать вам очень многое... и уже давно!

– Но мы с вами уже встречались, причем для меня неожиданно, – возразила она, слегка улыбнувшись.

– Да. Я однажды видел вас в Париже, но у вас не было никаких причин меня запоминать. Это случилось вечером, на балете в Гранд-Опера, где вы сияли всей своей бесподобной красотой. Я же сидел в ложе, откуда не мог отвести от вас взгляда, с тех пор вы завладели моей душой... Нет, пожалуйста, ничего не говорите! Забудьте на секунду о той роли, которую вы играете и в которой я ничего не понимаю. Я знаю, кто вы. Я видел вас на днях вечером в Казино. Не глядите на меня так. Я не сумасшедший... Я...

– Этьен Бланшар, брат моего убитого мужа. Как видите, я вас тоже узнала, так что мы на равных. А теперь отвечайте! Что вы хотите мне сказать?

– Я хочу вам рассказать о массе вещей, о которых вы не имеете ни малейшего представления. Не подумайте, что я собираюсь упрекать или обвинять вас! Когда вы придете ко мне, вы поймете...

– К вам? В дом ваших родителей, которые испытывают ко мне лишь презрение?– Нет, в старом городе мне принадлежит собственное жилье. Это единственное место, где я чувствую себя хорошо. Я ожидаю вас там, чтобы отужинать...

– Меня? Вы хотите, чтобы я пришла к вам? А вам никогда не приходило в голову, что я могу вас ненавидеть?