У Черных рыцарей - Юрий Дольд-Михайлик

Разложив на коленях белый тонкий войлок, Агнесса принялась обшивать его красной тесьмой.

– Понимаете, Фред, как счастливо всё сложилось! Позавчера Пепита поймала у наших ворот этого мулёнка, он уже и на ногах не держался. Потом выяснилось, что рядом паслись мулы и малыш отбился от стада… Видели бы вы, как обрадовалась Иренэ. И вдруг через час, а может, и больше – приходит Педро. Это тот мальчик, которого вы видели. На щеках – дорожки от слёз. «К вам в сад не забежал мулёнок? Я недалеко пас стадо, и он вдруг исчез!» Ну, дело ясное, надо отдать… А с Иренэ чуть ли не истерика! «Чьё, – спрашиваю, – стадо?» Он сказал. Я – на Рамиро и в таверну…

– В какую таверну?

– Ну, в нашу, что стоит на развилке дорог… Хозяин таверны меня хорошо знает и охотно согласился продать мулёнка, а вот мальчика…

– Что? Вы купили и мальчика?

– Не купила, а пришлось дать отступное. Ведь хозяину таверны придётся искать нового пастушка для своих мулов. Теперь Педро живёт у нас. Пепита приготовила ему угловую комнату в верхнем этаже. Но там он только ночует. Они с Иренэ и мулёнком целый день в саду.

– А родители Педро согласились?

– У него нет ни отца, ни матери. Только дядя в Барселоне – чистильщик сапог, у него самого четверо детей. Он-то и отдал Педро внаймы на пять лет… Даже деньги вперёд забрал. Пришлось и их вернуть трактирщику. Дяде в Барселону я тоже кое-что послала… Ну, а теперь скажите, что вы обо всём этом думаете? Правильно я поступила? И не вздумайте говорить, что неправильно! А то мне станет грустно… Я ведь так рада за Иренэ!

– Это прекрасно! У Иренэ появился друг, а ей так необходимо детское общество! Она не станет больше грустить о Россинанте…

– Представляете, она весь день не жалуется ни на какую боль! Но что с вами, Фред? Вы как будто не рады? У вас сегодня печальные глаза и вообще вы не такой, как всегда…

– Откровенно?

– Надеюсь, мы всегда так разговаривали с вами…

– Я хотел бы, чтобы вы держались подальше от таверны и её хозяина.

– Святая мадонна! Неужели вы думаете, Фред, что я… – Брови Агнессы гневно сошлись над переносьем, и, отложив работу, она выпрямилась.

– Я имел в виду совсем не то, о чём вы сейчас подумали, Агнесса, как такая мысль могла прийти вам в голову! Просто вам не надо появляться в таверне.

– Почему?

– Это – скверное место, поверьте мне… Пообещайте, что станете обходить её стороной и забудете о ней. Дайте мне лучше попить…

– Хотите вина с водой?

– Только холодного-прехолодного.

Агнесса вышла и через минуту вернулась с двумя кувшинами, покрытыми капельками росы. Она изучила вкусы Фреда и всегда держала в холодильнике нужные запасы.

Фред с удовольствием выпил залпом стакан холодного, наполовину разбавленного водой вина.

Агнесса пила медленно, задумчиво прищурившись.

– Не сердитесь, но я хочу спросить… Почему вы сказали, что таверна скверное место? Ведь хозяин её Нунке. И потом – я же сама давала деньги на таверну.

Фред не торопился с ответом. Рано или поздно, а придётся рассказать ей о школе всё. Но не рано ли? Может быть, только чуть-чуть намекнуть?

– Не хотите говорить, Фред?

– Мы же условились не разговаривать о школе!

– Но речь не о школе, а о таверне.

– Это всё равно.

– Как вам не стыдно, Фред! Школа – заведение, угодное богу, а таверна… – Агнесса искренне обиделась.

– Придёт время, и вы сами в этом убедитесь… Много денег вы даёте на таверну?

– Она очень убыточна. Но Нунке уверяет, что когда в Испанию снова начнут ездить туристы…

– Знаете, что я вам посоветую: перестаньте давать деньги на содержание таверны.

– Раньше я могла легко это сделать, а теперь…

– Что же изменилось теперь?

– Нунке требует у меня доверенность на право распоряжаться моим счётом. Тогда ему не понадобится моя подпись на чеках.

– Почему?

– До весны этого года на моём счёту было триста восемьдесят тысяч долларов. Это Нунке настоял, чтобы я держала деньги в долларах… Месяцев пять тому назад счёт увеличился на миллион долларов. Их прислал какой-то неизвестный покровитель нашей школы из Нью-Йорка.

– Прекрасно! Только при чём здесь требование Нунке?

– Он утверждает, что деньги получены от известного лица благодаря его, Нунке, хлопотам. И этот человек хочет, чтобы все финансовые дела школы вёл Нунке… А если он будет распоряжаться финансами, то сможет тратить деньги по своему усмотрению.

– А вы не давайте доверенности!

– Как же я могу?

– Откажитесь – и всё! Более того, скажите, что приглашаете специалиста бухгалтера, который будет проверять расход школы. Требуйте, чтобы Нунке представил смету.

– А что такое смета? – с искренним удивлением спросила Агнесса.

Ей надоел длинный разговор о делах, но в душе зародилась тревога. Ведь дело шло о деньгах, а деньги так нужны для ухода и лечения Иренэ. Что, если Нунке их обеих обманет? Агнесса испугалась.

– Фред! Милый мой друг! Помогите! Я ничего не смыслю в этих расчётах и доверенностях. Знала лишь одно: подписывала чеки по первой просьбе Нунке и всё. Куда уплывали мои собственные деньги, откуда поступали новые… Я совсем запуталась… А теперь чувствую, Нунке меня обманывает, он задумал что-то недоброе! Но что я могу сделать, если я совсем, совсем одна. Только вы можете мне что-то посоветовать и помочь. Может быть, это сама мадонна послала мне вашу дружбу за все мои страдания… – Агнесса схватила руку Фреда и прижала её к горячей щеке, потом уголком губ прижалась к ней, словно поцеловала…

Фред отдёрнул руку.

– Не надо, Агнесса! Я ведь не ваш духовник…

– Вы для меня больше, чем духовник! Вы для меня… один на свете. Понимаете? Единственный близкий человек во всём мире… А теперь уходите, лучше уходите… Я хочу побыть одна. Мадонна! Как хорошо, что вы есть на свете и что вы рядом со мной…

Фред вздрогнул: именно так сказала когда-то Моника…

– Что с вами, Фред?

– Да так, что-то холодно стало.

– Дать что-нибудь накинуть на плечи? Вечер и впрямь холодный.

– Нет, Агнесса, сейчас пройдёт. Вот пойду и мигом согреюсь. – Фред склонился, чтобы поцеловать руку Агнессы, но она его удержала.

– Фред! Сделайте мне приятное!

– Да я…

– Давайте выпьем вина. Чистого вина, без воды!

– Наливайте!

Агнесса наполнила два стакана.

– За что выпьем, Фред?

– Мне бы хотелось, чтобы сегодня тост произнесли вы.

– Согласна… Я цыганка, Фред! Была, есть и буду! А у нас, цыган, есть такой обычай: если у кого-то в шатре радость – радуется весь табор. Если в шатре горе – весь табор плачет и горюет.