Нокаут - Олег Сидельников

— Виноват, я хотел сказать, что Фейербах сказал…

— Все равно заткнись! Убью талмудиста и начетчика!

Вениамин Леонидович испуганно захлопал глазами. Его не ужаснула перспектива погибнуть насильственной смертью. Философ устрашился слов «талмудист и начетчик».

— Ну, вот, — пробормотал он обиженно. — Разве так можно вести дискуссию? Ярлычок уже навесили, аргументум ад хоминем.[16]

— Какой там хоминем? Аргументум ад рем![17] — выпалил неожиданно «Васька Скок» и этим окончательно терроризовал Нарзанова.

Образованный грабитель направился к выходу.

— Постойте! — воскликнул Нарзанов жалобно. — Куда же вы? Оставьте хотя бы расписку. Как же я докажу, что меня ограбили?!

— Сиди здесь три часа, не шелохнись. Высунешь нос — конец твоей философии. Ясно? — «Васька Скок» приветливо помахал рукой — и хлопнул дверью.

Через полчаса «Викинг» был на аэродроме. Против ожидания, билет он достал без каких-либо ухищрений. «ТУ-104» уходил в неплановый рейс. Фрэнк полюбовался голубеньким, похожим на облигацию билетом и пошел в контору связи отправить телеграмму Грановскому и Каюмову.

Взвыли двигатели, серебристая стрела вонзилась в небеса.

Тем временем Нарзанов смирно сидел и размышлял, силясь проникнуть в существо наблюдавшегося им сверхъестественного явления:

— Четыре совершенно одинаковых и в то же время абсолютно различных и самостоятельных индивида! Невозможно. Хотя с точки зрения логики…

Быстро и споро, словно по проторенной дорожке, бежали в голове мысли, образовывая различные логические фигуры. Чистая логика утверждала: «Явление невероятное, но все же возможное. Ведь каждый из индивидов категорически утверждал, что — он именно он, а не кто-то другой». Философ успокоился, обратился к более житейским делам: стал подсчитывать приблизительную сумму ущерба, причиненного вторжением «Васька Скока», и вдруг Нарзанова словно ударили по затылку. Он ощутил боль (пальцы «Викинга» намяли ему холку), а вместе с болью пришла поразительная по новизне мысль: «С точки зрения теории все правильно. А как на практике? На практике… Может быть, это вовсе и не четыре субъекта, а всего один-единственный, и он всякий раз мне врал!»

Вениамин Леонидович долго вертел головой. Наконец в глазах его появилось нечто похожее на здравый смысл. Нарзанов подошел к двери, осторожно выглянул на улицу и пустился бежать в милицию.

Он, кажется, просыпался от двадцатипятилетнего сна.

Глава. XXXVIII. В ущелье дикого спокойствия

Петр Ильич задумчивый сидел в кресле, покусывая палец.

Была поздняя ночь, но полковник и не думал ложиться. Его мучила мысль о телеграмме Стенли, зачем он ее послал?

Заливисто раздался звонок. Ночной посетитель не снимал пальца с кнопки.

— Кто там еще среди ночи? — довольно невежливо окликнул полковник, подходя к двери.

— Петр Ильич! Скорей открывайте! — раздался взволнованный голос Марата. — Ну, скорей же! Молодой майор бурей ворвался в номер.

— Петр Ильич, дорогой! Генерал уже распорядился прекратить в республике розыск Стенли?

— Да, — полковник удивленно рассматривал возбужденное лицо Марата.

— Надо срочно объявить о продолжении розыска!

— Успокойся, вундеркинд. Зачем искать преступника там, где его нет?

Марат схватил своего пестуна за руки:

— Петр Ильич, голубчик! Я разгадал его хитрость, смысл телеграммы «Викинга», клянусь честью! Стенли возвращается назад, сюда к нам! Звоните к генералу. Скорей!

К телефону подошел Мухтар Шарафович.

— Слушаю. А, это вы, Петр Ильич! Что-нибудь стряслось? Ну, что ж… приезжайте.

И вот Грановский и Каюмов у генерала. Петр Ильич доложил о новых соображениях относительно загадочной телеграммы, попросил продолжать розыск «Викинга».

— Башковит, весьма башковит, полковник, — просиял генерал и, сделав значительную мину, лукаво сказал Марату: — Учитесь, товарищ майор. Очень умное предположение. И как я сам не догадался? Это ведь так просто, как фокус с колумбовым яйцом!

— Извините, товарищ генерал, — слегка смутился Петр Ильич. — Но идея эта вовсе не моя — майора. Смутился и Каюмов.

— Ну! — обрадовался генерал. — Вот так Марат Азизович. Дал нам с вами пару очков вперед. Недаром вы, Петр Ильич, зовете его вундеркиндом. Сейчас же же прикажу продолжить розыски.

Мухтар Шарафович поднял глаза к потолку, долго в задумчивости изучал трещинку и, наконец, сказал без особого энтузиазма:

— Искать. Искать иголку в стоге сена… Дела…

— Разыщем иголку, товарищ генерал! Весь стог переворошим. Люди помогут, народ, — майор говорил, волнуясь. — «Викинг» теперь, как волк во время облавы. Все против него, нет у волка защитников.

День за днем продолжались поиски. Изредка обнаруживались плечистые стриженые шатены с голубыми или синими глазами. Все это были хорошие честные люди: трактористы и токари, инженеры и агрономы, врачи и учителя. В небольшом городке задержали даже одного поэта, приехавшего в творческую командировку. Через четверть часа поэту приносили извинения. Любимец муз небрежно кивнул головой, сел за стол дежурного милиционера и, видимо, вдохновившись чрезвычайным событием, происшедшим в его жизни, так быстро написал балладу «Я — око народа», что окружающие только ахнули от удивления и больше уже не извинялись перед голубоглазым поэтом.

Итак, поиски продолжались. «Викинг» будто сквозь землю провалился. Догадка майора относительно нахальной выходки Фрэнка с посылкой телеграммы стала вызывать сомнения.

Но вот однажды ночью в номер Петра Ильича опять вломился Марат, Глаза его блестели, как вымытые, блаженная улыбка блуждала по смуглому лицу. Да, да! Именно блуждала. Улыбались губы, глаза, щеки. И сам Марат, казалось, не шел, а летел, едва касаясь пола.

Бросившись в кресло, молодой человек мечтательно закинул руки на затылок и воскликнул:

— Петр Ильич, родной мой! Глаза! Ох, какие глаза!

— Синие? — оживился Грановский.

— Как вечернее небо! А косы… Ах, какие косы!

— Что?!

— Русые… Зиночкой зовут, — по инерции сказал Марат и вдруг умолк, глянув на изумленного полковника.

— Так… понятно, — Петр Ильич насупился. — Значит ты решил разбудить меня, чтобы рассказать о глазах и косах? Все ясно.

— Что вы, Петр Ильич! — окончательно потерялся Марат.

— А я-то думаю… Нет, нет! Не перебивай. Дай и мне сказать… Гадаю куда «Викинг» девался? Где уж его найти! Тебя самого теперь по темным закоулкам искать надо. Как в песенке: «Любовь нечаянно нагрянет…» Так, что ли?

Грановский лукаво прищурился.

— Нет… то есть, да… Не то, совсем не то, — запутался майор. — У меня… вроде личное с общественным. Да не смейтесь же! Выслушайте лучше. Здесь Стенли.

И Марат рассказал все по порядку.

— Сегодня вечером решил я пройтись по всем паркам. Терпения не хватило ждать у моря погоды. Захожу в один — ничего, во второй — тоже нет, в третий, в четвертый, в пятый… Попадаю, наконец, в шестой…

— А навстречу — косы. Угадал?

— Угу, — Марат стал рассматривать свои ногти. — Но вы слушайте, Петр Ильич. Интересно.

— Еще бы!

— Да что вы, в конце концов! О деле сейчас речь пойдет. Зиночка, оказывается, стюардессой на «ТУ-104» работает. Четыре дня как прилетела в Бахкент из Москвы и осталась здесь у тетки. Отпуск у нее. Гуляем мы по парку…

— Мороженое Зиночке догадался купить? — осведомился Петр Ильич…

— Догадался. Рассказываем разные забавные истории… Хорошая девушка, удивительно хорошая, Петр Ильич, остроумная.

— Все ясно. Ты о деле давай.

— Сейчас. И вот Зиночка возьми и нарисуй сценку, да так смешно!.. Взлетели они с Внуковского, стала Зиночка раздавать пассажирам целлофановые футлярчики для авторучек. Вручила она футлярчик и пассажиру в светло-сером костюме. Представительный такой мужчина. Зиночка так его обрисовала: «Артист не артист, но театральный администратор наверняка». Вертел, вертел в руках этот администратор футлярчик, а у него на костюме чернильное пятно расползается. Забыл, оказывается, что у него в боковом кармане вечное перо.

Полковник провел по лицу рукой и словно стер этим жестом добродушную улыбку:

— Он?

— Как вылитый представляется мне. «Викинг». Собственной персоной.

Петр Ильич зашагал из угла в угол и, заложив назад руки, остановился на полпути:

— Надо ехать к генералу. Сейчас же. Зазвенел телефон. Грановский взял трубку.

— Да, я слушаю… Здравствуйте, Мухтар Шарафович… К вам домой? На работу? Через пять минут будем у вас, — и, положив трубку на рычаг, повернулся к Марату. — Генерал срочно вызывает. Машина сейчас подойдет.

Мухтара Шарафовича они застали оживленно беседующим со стариком в белой рубахе местного покроя с глубоким вырезом на груди.