Нокаут - Олег Сидельников

Фрэнк медленно поднял на Грановского нестерпимо синие глаза.

— Не сомневайтесь, полковник. Показания абсолютно точные. Я не такой осел, чтобы лгать в подобной ситуации. Дело в том, что я провел вас, а особенно майора Каюмова, и сделал хороший бизнес. Выигрыш? Всего-навсего такой пустячок, как жизнь! Подобно Гамлету я прикинул сегодня утром: «Ту би, ор нот ту би»…

— Все ясно! — нарушил молчание Марат. — Гордый «Викинг» попросту струсил. На вопрос «быть или не быть?» он ответил: «Быть. Я сохраню свою жизнь, раскрыв карты и разоблачив своих хозяев!» А вот мой отец вел родословную от простых дехкан. И он не подумал спасти жизнь ценой предательства! Отец любил Родину, строй, который сделал из него человека. Отец любил жизнь!

— Чепуха. Софистика! Философия саранчи! — в голосе Фрэнка зазвучали металлические нотки. — Человечество, все живое подчиняется одному закону, и он гласит: «Стралг фор лайф». Борьба за существование! Всюду он: в джунглях и на Уолл-стрите, в пучине океана и на бирже. Различны формы проявления этого закона, но суть его в том, что каждый отвечает за себя.

— А у нас, — отчеканил Грановский, — все за одного, один за всех.

— К чему это? С какой стати мне платить жизнью? Чтобы выгородить какого-то там Эндрью Митчела?! У меня есть надежда когда-нибудь подержать вас за горло. На кой черт дорожить репутацией старика Дейва… Дейва Хартли! Мне вовсе ни к чему отправляться к праотцам раньше времени. Дорожить благополучием порт-саидовых и кенгураевых? — «Викинг» расхохотался. — Да после меня — хоть потоп! Кто такой Фрэнк Стенли? Человек, пробившийся в жизнь вот этими кулаками.

— Селф-мейд мен. Так, кажется, у вас называют…

— Именно, майор. Я не имею права на слюнявые акты самопожертвования во имя… во имя…

Стенли запнулся. Петр Ильич посмотрел с нескрываемым юмором на «Викинга».

— Продолжайте, мистер Стенли. Что же вы замялись?

— Во имя торжества западной цивилизации! — очень громко и потому неубедительно закончил Фрэнк.

— Во имя торжества закона джунглей, — мягко поправил Грановский.

— Пусть будет так. Мое кредо: человек человеку волк!

— А наше: человек человеку друг. Вот почему вы боитесь наших людей! Мистер Гулливер, вы хотели порезвиться в стране лилипутов, а попали к великанам. Боже, какой вы крохотный! Хорошенько разглядеть «потомка викингов» можно только под микроскопом. Что стоят ваши личные качества, когда вы волк даже своему пестуну Эндрью Митчелу!

Петр Ильич досадливо махнул рукой.

— И вообще… О каком народе вы изволили вчера толковать? Вы разжигаете войну, а она ненавистна простым людям, труженикам. Вы духовный банкрот, мистер Стенли, и защищаете всего лишь собственный эгоизм.

Удар попал точно в цель. «Викинг» вскочил, похватал руками воздух.

— Успокойтесь, сэр, — миролюбиво сказал Марат. — Мне остается лишь добавить, что «потомок викингов», познакомившись в общих чертах с советскими людьми, стал почему-то разговаривать по ночам по-английски. Чем могли смутить его душу молодые целинники, случайные попутчики, Алимджан Вахидов или некогда споткнувшийся, но удержавшийся на ногах технолог Перменев? Гордый «Викинг» их попросту испугался…

— Нет!

— Не так уж трудно было охотиться за вами, Стенли. Всюду нам помогали люди. Начальник милиции Парпиев, тот, что выдал вам паспорт, оказался вовсе не ротозеем, председатель колхоза счел своим долгом поводить вас за нос, изображая в ресторане подвыпившего гуляку… Даже такой занятой человек, как академик Тилляев, охотно согласился усыновить меня. Он сказал: «Капитан, я знал Азиза Каюмова. Это был талантливейший инженер… а его убили. Мой старший сын Тахир — музыкант — не вернулся с фронта. Как же мне не помочь правому делу?»

Наступило молчание. Полковник протянул было руку к звонку, как вдруг «Викинг» задал вопрос:

— Растолкуйте, полковник, на чем же конкретно я «посыпался»?

— Случайность. Закономерная случайность. — Петр Ильич встал и прошелся по кабинету. — Майора благодарите…

— Полковника Грановского, — продолжил Марат.

— И вашего журналиста, — закончил Петр Ильич. — Вначале вызвало недоумение письмо Коти. Зачем ему писать Нарзановой по-французски? Затем мы внимательно ознакомились с сообщениями вашей печати о загадочной гибели французского туриста и, наконец, наткнулись на эти строчки.

Грановский вынул из блокнота вырезку и подал «Викингу». Тот несколько раз внимательно перечитал ее вслух:

«Если бы Коти действительно собирался покончить самоубийством, он без сомнения не забыл бы распорядиться своим часовым магазином…»

— Черт возьми! Ничего не понимаю. Как это сообщение могло меня разоблачить?

— Вы попросту упустили из виду, сэр, что мы, во-первых, и пальцем не трогали Коти, а во-вторых, безвестный газетчик подал хорошую мысль: разве порядочный собственник уйдет добровольно в мир иной, прежде чем распорядится своей второй душой — собственностью?

— Ту-пи-ца! — раздельно сказал «Викинг», красный от гнева. — Бумагомарака.

— Дальше пошло своим чередом. Догадки, ознакомление с сообщениями о «гибели» Фрэнка Стенли, воспоминания, вызванные фотографией Коти. Мы объявили розыск. Получили сообщение о том, что некоего московского журналиста обокрали и ему требуется новый паспорт, вас задержали с каким-то стариком, и через несколько часов мы уже любовались вами через глазок милицейской камеры, после чего помогли… бежать! Арестовать сразу? О, вы бы молчали как рыба. Ведь к тому времени на счету «Викинга» не было ничего существенного, никто не контролировал его поступков. Вот мы и приставили к вам гувернером майора Каюмова.

Стенли закрыл лицо руками:

— Сплошная цепь невезений.

— Не стоит переживать, сэр, — заметил Марат. — Если бы мы и проморгали, подсказал бы народ. Сообщили колхозники о бегстве независимого лейбориста лорда Фаунтлероя, звонили Перменев, Вахидов… Вы были обречены. Вам это известно теперь не хуже, чем нам. Помнится, в первый день нашего знакомства «Викинг» рисовал грандиозные планы ухода восвояси… Захват самолета, истребление экипажа, перелет с пассажирами через границу. Сенсация! Два десятка советских граждан бежали от ужасов коммунизма! Беженцы помешались от радости и временно помещены в психиатрическую больницу!.. Зачем же отказались от столь эффектной авантюры?

— Мне надоело…

— Вам сделалось невмоготу, — перебил Марат. — Стали пугаться собственной тени. Только и мечтали, как бы ноги унести!

Стенли поднялся со стула, задыхаясь от злобы. Светлые прозрачные глаза убийцы сузились.

— Торжествуете? — прошептал он, срываясь на фальцет. — Все, что произошло со мной, дикая случайность! Что ваш народ! Мир клином не сошелся на тилляевых и вахидовых. Есть еще и ротозеи и разини; тихонько ненавидят вас эфиальтычи, орудуют типы вроде Сопако, Кенгураева.

«Викинг» запнулся. С улицы донеслось протяжное:

— Стар ве-еш покпа-а-а-ем!.. Бархло-о!

И Петр Ильич, словно угадав, что делается в душе Фрэнка, усмехнулся:

— Ваш своеобразный конкурент, мистер Стенли. Конкурент в смысле скупки гнилья, ветоши. Неходкий товарец. Сочувствую вам, сэр.

Не отвечая, Фрэнк круто повернулся, направился к двери. Полковник позвонил охране.

В коридоре раздался грохот шагов, тяжелых как неизбежность.

— Ну, Маратушка, — облегченно вздохнул полковник. — Невредно теперь и пообедать… Да что это с тобой, друг? Зачем это!

По щекам Марата скользнула радужная капелька.

— Петр Ильич! — молодой человек перестал бороться со своими чувствами. — Ведь этот зверь отца моего убил… Вы не думайте, я не от слабости. Гнев душит. Я с этим типом столько времени спал чуть ли не в одной кровати… Так и тянулись руки к его горлу. А мне приходилось улыбаться. Даже во сне из роли нельзя было выходить. Поймите меня правильно.

Полковник обнял Марата за плечи.

— Понимаю. Всем сердцем понимаю тебя, друг. Такая уж у нас работа. Нервная и… благодарная. Подумай только, сколько гнили вычистили. Скольким людям помогли избавиться от бюрократов, чинуш, проходимцев. Кое-кому глаза на жизнь открыли, поддержали. Вспомни Перменева, Вишнева. Насчет Вахидова представление написали в горком партии… будто второй раз родился человек. — Грановский благодарно улыбнулся. — Нет, Марат! Очень даже хорошо, что тебе пришло в голову превратиться на время в «стилягу». Спасибо тебе, дружище!

Было еще светло, но уже угадывалось приближение сумерек, когда полковник и майор вышли на безлюдную улицу, притихшую в ожидании вечерней прохлады.

— Что же вы не «попилите» меня немножко, Петр Ильич? — неожиданно спросил Марат.

— За Юнону?

— Угу, — разочарованно кивнул головой Каюмов. Он надеялся, что полковник разведет руками и удивится: за что «пилить»?