Миры Роджера Желязны. Том 20 - Роджер Желязны

Он кивнул.

— Здесь всегда рады моим старым друзьям, — ответил он.

Я улыбнулся.

Само предположение, что у меня могут быть какие-то виды на Тень другой Тени, было оскорблением для меня — ведь на голове моей — пусть мгновение — холодным светом горела уже корона Амбера.

Я размышлял, что будет, если Бенедикт узнает, кто в сущности виноват в появлении этих наездниц. В некотором смысле я был причиной и его ранения. Правда, если вернуться еще на один шаг назад, можно считать виновным во всем Эрика. В конце концов именно его действия вызвали к жизни мое проклятие.

И все же я надеялся, что Бенедикт не узнает об этом.

Теперь следовало определить, какую позицию займет Бенедикт по отношению к Эрику. Поддержит его, выступит за меня или просто не будет мешать, когда я сделаю свой ход? К тому же я был уверен, что он озадачен и размышляет, тлеют ли еще мои амбиции или угасли, а если тлеют, то каковы будут мои планы. Итак…

Но кто первым коснется этой темы?

Я несколько раз со вкусом затянулся, допил вино, подлил еще, вновь затянулся. Я слышал гомон лагеря, шум ветра, урчание в собственном желудке.

Бенедикт пригубил вино.

А потом, почти мимоходом, спросил:

— И какие же у тебя дальнейшие планы?

Я мог бы сказать, что еще ни о чем не думал, что просто рад быть на свободе, жить, снова видеть… наконец, что я уже сыт всем этим по горло и больше не строю планов… И он понял бы, что я лгу. Ведь он прекрасно знал меня. Поэтому я ответил:

— Ты все прекрасно представляешь сам.

— Если ты надеешься на мою поддержку — не рассчитывай. Амбер сейчас слишком слаб и не выдержит нового приступа борьбы за власть.

— Но ведь Эрик — узурпатор.

— Я предпочитаю считать его просто регентом. В такой ситуации каждый из нас окажется на троне узурпатором.

— Значит, ты веришь, что отец жив?

— Конечно. Он жив и весьма расстроен. Несколько раз пытался связаться со мной.

Я сумел сохранить на лице равнодушие. Значит, отец являлся не только мне. И открывать свои впечатления от нашей последней встречи я просто не вправе — они могли сойти за ханжество, приспособленчество и прямую ложь. Ведь тогда, пять лет назад, Оберон велел мне занять трон… Конечно, он имел в виду просто регентство.

— Ты не поддерживал Эрика, когда он занял престол, — сказал я. — Выступишь ли ты на его стороне сейчас, когда он на троне, если будет предпринято выступление против него?

— Я уже объяснил тебе, — ответил Бенедикт. — Я считаю его регентом. Не могу сказать, что хорошо к нему отношусь, но междоусобиц в Амбере не одобряю.

— Значит, ты поддержишь его?

— Я уже сказал все, что думаю. Приглашаю тебя посетить мой Авалон, но не думай воспользоваться им для подготовки вторжения в Амбер. Такова моя позиция по отношению к твоим дальнейшим планам!

— Понял…

— И ты все еще хочешь посетить Авалон?

— Теперь не знаю, — ответил я. — А твое желание избежать войны в Янтарном Королевстве простирается в обе стороны?

— Ты о чем это?

— А о том, что, если меня вдруг против воли пожелают доставить в Амбер, я лягу костьми и затею такую драку, чтобы вся эта история не повторилась…

Лицо его стало менее жестким, он потупил взор.

— Корвин, зря ты думаешь, что я выдам тебя. Неужели я совсем бесчувственный? Я вовсе не хочу, чтобы тебя снова заточили в темницу, ослепили… или хуже того. Я всегда рад тебя видеть. Свои страхи вместе с амбициями можешь оставить у меня на границе.

— Тогда я хотел бы посетить Авалон. Армии у меня нет, и рекрутов я не набираю.

— Рад слышать это.

— Благодарю, Бенедикт. Я не рассчитывал встретиться здесь с тобой, поэтому рад вдвойне.

Он слегка покраснел и кивнул в ответ.

— Мне очень приятно, — сказал он. — А больше ты пока не видел никого из наших? Я имею в виду после своего бегства.

— Нет, но я просто изнемогаю от любопытства. Серьезные новости были?

— Обошлось без новых смертей.

Мы оба усмехнулись, и я понял, что придется выслушивать семейные сплетни обо мне. Овчинка, впрочем, стоила выделки.

— Я собираюсь задержаться в поле, — сказал Бенедикт, — чтобы патрулировать, пока не перебьем врагов окончательно. Должно быть, с неделю мы еще простоим здесь.

— О! Значит, победа не была окончательной?

— Не сомневаюсь, что выиграю битву, просто предпочитаю быть осторожным. Уж лучше потратить еще немного времени, чтобы потом быть уверенным…

— Рисковать не следует, — кивнул я в ответ.

— …поэтому, если у тебя нет большого желания оставаться в лагере, не вижу, почему бы тебе не проследовать в город, поближе к центру событий. Вблизи Авалона у меня есть несколько резиденций, тебе я могу предоставить скромный уютный замок неподалеку от города. По-моему, там хорошо.

— Просто изнемогаю от нетерпения.

— Утром я дам тебе карту и письмо к управляющему.

— Благодарю тебя, Бенедикт.

— Я присоединюсь к тебе сразу же, как только закончу здесь все свои дела, — продолжал он, — но каждый день буду направлять к тебе вестников. Они будут связывать нас.

— Очень хорошо.

— Тогда выбери себе клочок земли поукромнее. Уверен, что ты не проспишь сигнала к завтраку.

— Мне редко предоставлялась такая возможность, — ответил я. — Не возражаешь, если мы останемся ночевать там, где сейчас лежат наши вьюки?

— Никаких возражений, — ответил он. И мы допили вино.

Когда мы выходили из шатра, я поднял полог повыше и ухитрился сдвинуть его на несколько дюймов вбок. Бенедикт пожелал нам доброй ночи и опустил полог, не заметив образовавшейся сбоку щели.

Постель себе я устроил подальше от наших пожитков, лицом к шатру Бенедикта, сами тюки, устраиваясь, тоже сдвинул подальше. Ганелон вопросительно глянул на меня, в ответ я кивнул, указав глазами на шатер. Он посмотрел туда, понимающе качнул головой и стал укладываться еще правее.

Я бросил оценивающий взгляд и сказал:

— Знаешь, твое место мне нравится больше. Не хочешь ли поменяться? — Для надежности я подмигнул.

— Мне все равно. — Он пожал плечами.

Костры повсюду гасли, болышинство воинов уже спало. Лишь часовые пару раз обратили на нас внимание. Лагерь почти затих, на небе не было ни облачка, способного затмить блистание звезд. Я устал, запахи дыма и сырой земли приятно тревожили ноздри, напоминая об иных временах и иных местах, где доводилось мне стоять лагерем, и об отдыхе тоже.

Но, вместо того чтобы смежить глаза, я взял один из вьюков, положил себе под голову, набил трубку табаком и раскурил.