История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том I - Петр Рябов

На смену правам, отвоёванным обществом в Смутное время, пришла система привилегий и монополий, исходящих от высшей государственной власти и неотделимых от всеобщего «тягла» (системы повинностей), возложенных ей на общество. Понятие «земское дело», часто встречающееся в документах первой половины XVII века, отныне исчезает из документов, вытесняясь делами «государскими» (а государство было тождественно государю). Мысль о возможности каких-либо ограничений царской власти была чужда большей части населения (кроме немногих бояр или казаков). А вражда корпоративных интересов находила выход в апелляции к монарху, а не в попытках людей совместно договариваться на Соборах, противостоя царю. Общий консерватизм настроений после Смуты (неприятие всего иноземного, преобладание идеи «Москва – Третий Рим», стремление вернуться к «светлым» временам Ивана IV и «твёрдой руке») сыграл здесь огромную роль, также как слабость и разобщённость общества и всесилие государства, привычное ещё с монгольских времён. Отстаивая свои сословные интересы (через коллективные челобитные и другими способами) – порой противоречивые, – дворяне (требовавшие окончательного закрепощения крестьян), духовенство (требовавшее сохранения «старины» и монополии на духовную жизнь), купцы (требовавшие ликвидации «белых слобод» в городах, их обложения «тяглом» и ограничения иноземных купцов) в равной мере взывали к самодержавию, безусловно поддерживая его крепостнические и абсолютистские устремления в обмен на подачки. Дворянам или купцам было проще «пасть в ноги» «батюшке-царю», чем договариваться с делегатами от других сословий о противостоянии самодержавию. Историк Б.А. Филипов подытоживает: «Таким образом потребность в Соборах отпала: власти они не были нужны в силу её крепнущих абсолютистских амбиций, а дворянству и посаду – в силу характера их сословных притязаний и особенностей политического мышления».

Временщики и фавориты в России XVII века

По мере утверждения в России абсолютизма, в политическую жизнь входит такой его непременный спутник, как наличие «фаворитов», «временщиков» – то есть лиц, не на основе закона или избрания, а на основе личного влияния на государя более или менее долго фактически управляющих государством. Поскольку абсолютизм любил навязывать свои законы другим, но не признавал никакого закона для себя, то решающую роль начинали играть неформальные связи при дворе и влияние на монарха. Бесконтрольность, безнаказанность власти и её абсолютность делали царей её заложниками, ставили их в зависимость от ловких и энергичных царедворцев, имеющих доступ «к телу» государя, дающих ему информацию и советы. Ведь, как известно, «короля играет свита». Номинальная абсолютная власть царей обернулась всевластием их окружения и появлением (а затем падением – со сменой монарха или монаршего настроения) тех или иных всесильных «временщиков». Положение фаворита было невероятно почётным и прибыльным, но также и шатким, непрочным и смертельно опасным. Ведь именно на них направлялись интриги и удары враждующих придворных клик. И именно на временщиков направлялась обычно главная ненависть восставших масс, убеждённых в том, что «царь – хорош, а его окружение – ужасно».

Расцвет фаворитизма (как и расцвет абсолютизма) в России приходится на XVIII век. Однако уже в XVII веке, по мере угасания Земских Соборов и Боярской Думы, появляется длинная череда «ближних людей», управляющих Московией от имени государя. (Это могли быть его воспитатели (в малолетстве), родственники его жены, духовные наставники и лидеры церкви, ловкие сановники и родные, а позднее (в XVIII веке) и многочисленные любовники или любовницы).

Так, при слабом и никчёмном Михаиле Романове Московией правил его властный и честолюбивый отец патриарх Филарет (даже формально ставший «соправителем» сына и вторым «великим государем»). В долгое же царствование Алексея Михайловича таких временщиков, последовательно сменявшихся, было несколько. Первым фаворитом царя оказался его «дядька» (воспитатель) и родственник боярин Борис Морозов. Однако своекорыстная и бездарная финансовая политика боярина вызвала социальный взрыв («Соляной бунт» 1648 года в Москве), едва не стоивший фавориту жизни и приведший к его устранению от власти. Затем фаворитом царя был родственник его первой жены Марии – Иван Милославский. А затем боярина надолго сменил, став фактическим правителем страны новый любимец увлекающегося царя, энергичный и властный патриарх Никон (он даже управлял страной в те годы, когда Алексей Михайлович оставлял столицу, поехав на войну с Речью Посполитой). Однако и его ожидала царская опала.

Затем на вершину власти поднялся боярин Артамон Матвеев – не очень знатный человек, но выдающийся дипломат и администратор, чьей воспитанницей была вторая жена царя Наталья Нарышкина. Возглавив клику Нарышкиных при дворе, боярин приобрёл огромное влияние на Алексея Михайловича. Матвеев был женат на шотландке (!), являлся одним, из первых московских «западников», собирал европейские картины и организовал первый в Московии театр (разумеется, в Немецкой слободе и с немецкими же актёрами).

Он возглавлял Посольский приказ и был самой влиятельной фигурой в правительстве, но после смерти отца Фёдор Алексеевич (сын Марии Милославской) сослал его в ссылку. Когда же умер Фёдор, Матвеев был возвращён в Москву и, как глава клана Нарышкиных, был растерзан поддерживавшими Милославских стрельцами во время московского восстания в мае 1682 года.

Следующим временщиком оказался боярин князь Василий Голицын – фаворит (а, возможно, и возлюбленный) правительницы царевны Софьи Алексеевны, один из самых замечательных русских людей XVII века – выдающийся дипломат, реформатор и просветитель, но слабый полководец. С падением Софьи Голицын попал в опалу и был сослан.

Боярин, стоящий в тот или иной момент у власти, обычно возглавлял Стрелецкий и Аптекарский приказы (которые отвечали, соответственно, за охрану Кремля и – за здоровье особы государя) и имел прямой доступ к государю. Сложившаяся в XVII веке, система фаворитизма пережила свой высочайший взлёт в XVIII веке.

5.3.2. Век всеобщего закрепощения

В 1640-е годы в Московии жило до семи миллионов человек. А при царе Фёдоре Алексеевиче в России была проведена перепись населения, которая показала, что в 1678–1679 годах население Московской Руси (включая захваченные земли Сибири и Левобережной Украины) достигло 11,2 миллионов человек.

Хозяйство медленно приходило в порядок после страшных потрясений Смуты. Так, сельское хозяйство лишь к середине XVII века смогло вернуться к уровню конца XVI века. Начали расширяться посевные площади (за счёт сползающего к югу чернозёмного «Дикого Поля», понемногу отвоевываемого у Крыма). Происходит укрупнение сельских поселений и медленное развитие товарных отношений, побуждающих население к поиску новых источников доходов. Налоги с крестьян возрастали – им надо было изыскивать средства для их уплаты. Возрастали и потребности дворян и, особенно, финансовые запросы казны.

В XVII веке начинается процесс формирования общероссийского рынка и специализации в сельском хозяйстве и промыслах. Страна, до этого лишь грубо завоёванная московскими воеводами и объединяемая лишь наместниками, присылаемыми из столицы, начинает превращаться в единый хозяйственный организм. Север и запад отныне выращивают лён и коноплю, чернозёмный юг поставляет рожь, а в Поморье появляются промысловые регионы. Ремёсла всё более ориентируются на рынок, и возникают отдельные сёла, специализирующиеся на определённом промысле. Возникают металлургические центры: Тула, Кострома, Нижний Новгород, Москва. Соль добывают в Старой Руссе и на Урале.

Архангельск на севере (на Белом море) и Астрахань на юге (на Каспии) становятся центрами внешней торговли – через Архангельск с Голландией (оттеснившей английских купцов с Московских рынков), а через Астрахань – с Персией. (Впрочем, Белое море не могло заменить для Руси Балтийское, а Каспийское не могло заменить Чёрное.) Возникают общероссийские ярмарки: Макарьевская на Волге (у Нижнего Новгорода), Ирбитская (на Урале). Именно в XVII веке Волга становится «главной» и «центральной» рекой Руси, на ней растут торговые города.

Из Европы (Голландии и Англии) на Русь ввозили промышленные товары (оружие, ткани, предметы роскоши, драгоценные металлы и технологии), из Персии – шёлк и чай, а в Европу из Московии везли сельскохозяйственные продукты: кожи, сало, пеньку, меха, рожь. Растущая технологическая и экономическая зависимость Московии от Запада, однако, долго не осознавалась, сдерживалась и компенсировалась – во-первых, идейно – изоляционистскими представлениями о «богоизбранности Третьего Рима» и его превосходстве над иными народами, а, во-вторых, торговым протекционизмом. Новоторговый Устав, принятый в 1667 году под давлением русских купцов и в целях обогащения казны, фактически запрещал (ибо делал невыгодным) въезд иноземных купцов в Московию дальше Архангельска. Они должны были продавать свои товар оптом посредникам – русским купцам. А Немецкая Слобода под Москвой, населённая тысячами иноземцев, была превращена в правление Алексея Михайловича в своеобразное изолированное гетто (для одних – повод для ненависти и презрения, для других – повод для зависти и подражания).