Хвост павлина - Феликс Кривин

Пока мистер Фунт шел к столику, обе женщины ему уже все простили и с восторгом приняли его в свои объятия.

— Гарри, мы сбились с ног!

— Мы обе сбились с ног!

— Не слишком ли много ног? — подал реплику Дауккенс в своей хорошо известной читателям манере.

— Прости меня, дорогая, — сказал мистер Фунт в промежуток между двумя женщинами. — Я сожалею, что заставил тебя ждать, но рад, что тебе не пришлось ждать в одиночестве.

Глава экспедиции все еще не отпускал Рокгауза.

— Мы сейчас отправляемся в иные миры. Что там от вас передать? Что вы категорически отказываетесь давать о нас информацию?

Рокгауз медлил с ответом. И тут ему передали записку, развернув которую, он прочитал: «Соглашайтесь, мистер Рокгауз! Иначе нам нечего будет издавать: все наши рукописи украдены. Убитый горем, но живущий надеждой на лучшее корректор Крект».

Издатель покачнулся и попросил разрешения сесть. И так, сидя, он выдавил из себя:

— Я согласен.

— Ну вот и отлично. Можно считать, что межпланетный контакт установлен, и мы можем улетучиваться… То есть, улетать, одновременно переходя в газообразное состояние. Но сначала позвольте представить тех, кто будет давать о нас информацию. Самую правдивую информацию и в то же время самую фантастическую, потому что одно подразумевает другое. Итак, я приглашаю сюда наших представителей. Человек по имени Гральд Криссби!

Гральд Криссби подошел к столу и поклонился издателю, как знакомому.

— Альф Ипсилон!

В этом человеке коммерсант Борвик без труда узнал человека с планеты Земля.

— Н.Ютон!

Гениальный изобретатель усилителя интеллекта скромно встал третьим, как ничем не выдающийся, простой человек.

— Гарри Уатт!

Здесь возникло препятствие в виде двух женщин, которые не пускали мистера Фунта, решив, что он опять собирается улизнуть. Отчаянно пошептавшись, он все же вырвался и занял место рядом с Н.Ютоном.

— Я надеюсь, уважаемый Рокгауз, — сказал представитель внеземной цивилизации, — что информацию этих наших доверенных лиц вы будете печатать без задержек, в первую очередь. За этим проследит инспектор Хост, которого мы назначаем нашим главным доверенным лицом. Инспектор, пожалуйста, подойдите сюда. Пятое место — ваше.

Инспектор смутился: ему в жизни не приходилось видеть таких нахальных мошенников, но их оправдывала благородная цель.

— Инспектор, — сказал глава экспедиции, — нам известно, что вы уделяете много внимания жизни иных миров, хотя на Земле у вас тоже хватает работы. Мы говорили здесь о шести измерениях, но инспектору Хосту знакомо седьмое измерение, и он находит время, чтобы хоть изредка в нем находиться.

— Мне кажется, вы ошибаетесь…

— Инспектор, мы не ошибаемся никогда. Там, где живем мы, ошибок просто не существует в природе. Уважаемый Рокгауз, вы любите мечтать?

— У меня для этого нет времени.

— Вот видите: вы все измеряете временем, четвертым измерением, нисколько не заботясь о возможных других. А ведь мечта — тоже измерение. Седьмое измерение.

— Попробуйте измерить это измерение! — буркнул издатель.

— Это сделать несложно. По формуле: М=В/П. То есть; тем меньше мы имеем пространства и чем больше мы имеем времени, тем больше мы имеем мечты. Собственно, вы имеете, а не мы: у нас для этого слишком большое пространство и совершенно нет времени (он посмотрел на часы).

— Позарились на две бесконечности, а теперь жалуетесь: много пространства…

— О, я слышу голос нашего Дауккенса! — воскликнул руководитель экспедиции.

— Почему это вашего? — оскорбился писатель, хотя вообще-то он любил, когда читатели о нем говорили: «Наш Дауккенс!»

— Я отвечу. Впрочем, чтобы не быть голословным, я оглашу один документ. Называется он так: «Открытое письмо ко всем издателям и читателям». Итак, читаю: «Внеземные цивилизации ведут свои передачи на всех волнах, но засечь их нельзя, потому что они широко применяют телепатию, используя в пунктах приема людей, наиболее слабых, не способных мыслить самостоятельно, а привыкших жить по чужой указке. Так они внушили слепому, безвольному старику свою «Илиаду», а вслед за ней и «Одиссею» произведения, даже по своим размерам не соответствующие скромным масштабам Земли, а рассчитанные на более крупную цивилизацию. Так они внушили совершенно безвестному в то время Копернику мысль о том, что Земля вращается вокруг Солнца. Им-то со стороны это было видно, а как мог это видеть Коперник, который неотлучно жил на Земле? А Леонардо да Винчи? Используя болезненную слабость его психики, внеземные цивилизации наперебой внушали ему то портрет Моны Лизы, то проекты летательных аппаратов и гидравлических машин, то неизвестные на Земле, но известные каждому внеземному школьнику математические, физические и прочие банальности. А Галилей? А Шекспир? Чего только не навнушали им, пользуясь их психической слабостью и неспособностью самостоятельно мыслить. Все они, начиная с Гомера, были слепым орудием в руках внеземных цивилизаций».

Руководитель делегации перевел дух: письмо оказалось длинное.

— «Нам, — продолжал он, — людям с крепкой психикой, ничего такого не внушишь: ни «Фауста», ни «Божественной комедии». Потому что мы твердо стоим на своих ногах и в наши земные головы приходят только наши, земные мысли. Так почему же вы, уважаемые издатели, охотней печатаете явно внушенные книги Бальзака и Достоевского, чем земные, самобытные книги авторов, которых я из скромности не хочу называть? Почему вы, уважаемые читатели, охотней читаете внушенные книги Бальзака и Достоевского, чем земные, самобытные книги авторов, имена которых назвать мне опять же не позволяет скромность?» Дальше следует подпись: писатель Дауккенс.

— Неужели Дауккенс? — ахнул Рокгауз. — Мы же его печатаем. Дауккенс, мы же вас печатаем, неужели вам мало?

— Вы печатаете, а они не читают, — вздохнул Дауккенс.

— И из-за этого вы накатали телегу на всю земную цивилизацию?

Дауккенс промолчал.

— Теперь вы видите, — продолжал руководитель делегации, — что Дауккенс — наш человек. Каждый земной писатель — это наш человек, поскольку он несет в себе космос. — Он почему-то подмигнул инспектору: — Верно, инспектор?

— Почему он все время говорит про инспектора? — ревниво спросила миссис Фунт. — Вызвал нашего Гарри, а говорит про инспектора.

— Наверно, потому, что инспектор нашел нашего Гарри, — успокоила ее мисс Стерлинг. И улыбнулась — не инспектору, не Гарри, а неожиданно руководителю экспедиции. — Оставьте нам свое имя, — попросила она. — Вы ведь улетите, исчезнете, испаритесь, как это обычно бывает с мужчинами, пусть же на Земле останется ваше имя.

Руководитель экспедиции бросил на мисс Стерлинг космический взгляд, в глубине которого затаилось что-то очень знакомое и земное, и сказал, уже направляясь к выходу:

— Меня зовут Сель Ави.

— Но позвольте! — воспрянул духом Дауккенс, — ведь c'est la vie, если не ошибаюсь, означает: такова жизнь? Неужели и у вас, в вашей бесконечности, такова жизнь?

— Жизнь всюду такова, — сказал руководитель экспедиции.

Вслед за тем южнорыбцы послали землянам последний привет и улетучились по-земному — в дверь. Н.Ютон пожал руку инспектору Хосту, затем инспектору пожали руку Альф Ипсилон и человек по имени Гральд Криссби. Гарри Уатт (мистер Фунт) тоже пожал руку инспектору и пошел между столиками. И пока он шел, сердца двух женщин наполнялись волнующим, радостным удивлением.

Он шел к ним. Он возвращался.

РАССКАЗЫ ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ

ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА

Нет сомнения, что действующие лица повести «Фантастика-буфф» могут претендовать на отдельное место в литературе. Что характерно для этих писателей?

Н.Ютон твердо верит, что наука способна на все, но это не только не пугает его, но, наоборот, наполняет бодростью в энтузиазмом. Научно-технический прогресс не вызывает у него ни тревоги, как у Альфа Ипсилона, ни холодного скептицизма, как у Селя Ави. Н.Ютон смотрит на мир широко открытыми глазами младенца, твердо верящего, что его устами глаголет истина. Несмотря на молодость автора (ему нет еще и сорока лет), его перу принадлежат объемистые романы, которые, впрочем, печатаются здесь в сокращения. Так, роман «Время» в своем расширенном варианте является своеобразной хроникой нескольких поколений. Родоначальник семейства, некий Стевиц, был настолько беден, что не имел даже собственных часов и вынужден был спрашивать время у первого встречного. Потомки его разбогатели и уже никого ни о чем не спрашивали, никого вообще не замечали вокруг. И время жестоко отомстило им за себя, время вообще мстит за себя, когда о нем долго не спрашивают.

Альф Ипсилон тоже романист (печатается в сокращении), романы его посвящены вечным и безграничным проблемам времени и пространства, но его произведения пронизывает тревога за них. В романе «Такси» автор размышляет о прошлом и будущем, а также об отношении настоящего к тому и другому. Особенно памятна его фраза (выпавшая в процессе редактирования): «Настоящее из прошлого строит будущее, и само превращается в прошлое, чтобы было из чего Строить будущее в будущем настоящем». Публикуемый вариант романа является результатом кропотливой редакторской работы по устранению всего вторичного и необязательного, благодаря чему роман легко и быстро читается, в чем с удовлетворением убедится читатель.