Ночной зверёк - Дарья Беляева

С хлюпаньем разошлись мышцы на потолке, с потолка спустилось что-то похожее на толстый сосуд, на его конце, казалось, болталось маленькое сердце. Как плод, подумала Амти, как яблоко, болтающееся на ветке. А потом она услышала голос:

— Хочешь узнать, что будет с Эли, дитя? Съешь меня!

Голос в голове, без сомнения, принадлежал самой Амти, а вот слова были не ее. Амти потянулась к плоду, и почувствовала, как маленькое сердечко пульсирует под ее пальцами, пульсирует в такт стенкам Матки, пульсирует в такт ее сердцу, всему миру.

— Съешь меня! — повторил голос. Амти заметила, что все больше сердечек появлялось, болтаясь на веревках сосудов. Теперь, чтобы идти вперед, нужно было отстранять их руками, как мишуру праздничных украшений. Они шли вперед. В какой-то момент Неселим остановился, раздумывая над чем-то.

— Может оттащить его?

— Нет. Он должен сам отринуть искушение. Здесь мы ничего сделать не можем.

Амти попыталась подойти к Неселиму, но сосуды, вырвавшись из пола, опутали ее ноги, не давая двинуться.

— Неселим! — крикнула она. Неселим повернулся к ней, вдумчиво кивнул.

— Нет, все нормально. Спасибо за беспокойство.

Они двинулись дальше. Адрамаут, как кот, толкал рукой сердечки, будто они не знали для него ничего, кроме забавной игрушки. Амти отовсюду слышала:

— Съешь меня!

И знала, что в каждом сердечке, размером всего с яблоко, скрываются ответы на ее самые главные вопросы. Как это — убивать? Что будет с Эли? Что будет с Аштаром, Шайху и Мелькартом? Кто первый придумал рисовать? Как рисунок возникает в голове? Чей это дневник она до сих пор несет с собой? Как им спастись? Какая на вкус вода? Как сделать так, чтобы воплотить в картине всю красоту всего мира? Откуда взялся язык и почему мы на нем говорим? Что такое сознание? Что такое сама Амти?

Большие и маленькие вопросы, которые она задавала себе когда-либо с самого детства и на которые не могла ответить, звучали в ее голове. И на всякий вопрос здесь был ответ. Амти замерла перед двумя сердечками. Одно говорило о том, что значит убить человека, и Амти не знала, желает она этого знания или боится. Другое говорило о том, чей все-таки дневник она несет с собой.

Всего лишь погрузить в него зубы, ну что может случиться? Соблазн был велик.

Амти отвела глаза и увидела, как Адрамаут замер перед одним из сердец, вид у него был совершенно завороженный. А потом резко, так что никто не успел даже крикнуть ему, чтобы не делал этого, он сорвал сердце, сосуд, державший его, засочился кровью. Адрамаут откусил от него кусок, и Амти увидела, что в сердце, казалось, дремал крохотный скелетик. Адрамаут легко раздробил его косточки. Он улыбнулся, взгляд у него был пустой и не выражал совсем ничего. Не так, как это бывает у людей, умеющих не выдавать своих мыслей. Так, как это бывает у мертвецки пьяных и тех, кто сейчас потеряет сознание.

А потом Адрамаут упал. Мескете рванулась к нему.

— Что с ним? — спросил Неселим.

— Спит, — сказала Мескете. — Если ему повезет и он проснется, то может, как Царица когда-то, забыть собственное имя. Или собственную жизнь. Или что значит «лево и право». Я не знаю, что он забудет.

Кто ищет знания, подумала Амти, тот может потерять куда больше. Интересно, может быть Царица повернула обратно, потому что забыла, зачем ей идти дальше, когда проснулась?

Скелетик из оболочки сердца вылез и пополз к Амти. Косточки его были отчасти раздроблены, оттого движения казались еще более жуткими.

Мескете поцеловала Адрамаут в губы, погладила по волосам, прошептала на ухо что-то, чего он не услышал. Она встала, а потом носком ботинка раздавила скелетик, до крохотных осколков костей растерев его для верности.

— Не хотелось бы, чтобы он обглодал Адрамаута. Царица, говорили, очнулась вся в крови.

Амти подумала, что, плохо, наверное, проходить это испытание одному, когда некому прихлопнуть то, что ты выпустил.

— Быстро, — сказала она. — Осталась всего ступень.

Дальше они шли молча. Мескете не плакала, а вот Амти хотелось рыдать снова. Они оставили здесь Адрамаута, а ведь Адрамаут их никогда не бросал, заботился о них и…

Мескете постучала ее по плечу, сказала:

— Успокойся. Это ненадолго. К тому же, если где ему и было бы комфортно, так это здесь. И ему угрожает гораздо меньше опасностей, чем остальным. По крайней мере, ничто здесь не будет пытаться его убить.

Голос у нее был спокойный, будто ничего необычного не произошло. В конце коридора их ждал выход — похожая на трещину рана. Амти шагнула в нее, как в трясину, ожидая, что перемажется в теплой крови.

Но упав вниз, она снова была сухой и чистой. Все, что с ними здесь случилось происходило и не происходило одновременно. Они снова оказались в полной темноте. Амти почувствовала все свои желания и страхи с новой силой, будто они обострились до невероятности. Она машинально пошарила в темноте в поисках оружия, но нашла только лишь свой драгоценный дневник.

— Неселим? — позвала она. — Мескете? Вы здесь? Кто-нибудь знает, в чем суть этого испытания?

А потом Амти поняла, что в руке у нее появился нож, потому что она подумала о ноже. Амти испугалась себя саму, пискнула и подумала, что лучше бы не находила остальных. Не хотелось бы на них напасть. Или хотелось бы. Лучше было остаться здесь.

Амти бродила в темноте, пока не нащупала чей-то рукав.

— Неселим? — спросила она.

— Да, Амти, — сказал он бесцветным голосом. Он был необычайно спокоен даже для себя самого, будто что-то решил.

— Я все думал, — сказал он. — Что бы пожелать?

— Может, пожелать выход? — спросила Амти. — В чем суть испытания?

Ей невероятно захотелось засадить нож в его тело, и она отбросила нож, будто он был раскаленный. Неселим его подобрал. Темнота была не такая, как на первой ступени, и Амти видела, как блестит в темноте лезвие. Неселим покрутил его в руках, сказал:

— Думаю, суть его в том, чтобы доказать, что ты — Инкарни. Поддаться своим желаниям. В темноте они кажутся…приемлемее.

— Или не поддаться!

Но он будто не слышал, что говорит Амти.

— Разве мы не лгали себе все это время?

Амти увидела отблеск на его обнаженных до кости пальцах. И ей показалось, будто плоти с них слезло еще больше. И вправду, Неселим снимал с руки плоть, как снимают перчатки.

А потом резким, почти неразличимым и неестественно ловким для него рывком, подался к ней. Амти едва успела отскочить, упала на пол, отползла.

— Ты ведь не хочешь…

Но он не ответил, и она поняла, что хочет. Хочет и всегда хотел убить ее. За секунду перед тем, как он схватил бы Амти за щиколотку, и все для нее закончилось бы всерьез, вокруг его шеи обвился кнут Мескете. Неселим закричал, так громко он не орал даже когда Амти вытаскивала из него ключ к своей свободе.