Счастье за углом - Дебора Смит

Я покачала головой:

– Это было чертовски нечестно.

– А ты бы встретилась с ним по своей воле?

– Нет. Зачем это мне? Я не знаю, что говорить аудитории пострадавших.

– Ты, наверное, шутишь. Чем они от тебя отличаются?

– Журнал «Вэнити Фэйр» не называл их «самой сексуальной звездой экрана» до того, как они получили шрамы. Вот чем.

– И что?

– То, что они смирились со своими шрамами. А я нет. Что я им скажу? «Смиритесь»? Как я сама? Обгоревшим людям часто приходится смиряться, так? Просто не обращать внимания. Так вот, процитирую любимое словечко Иви: «фигня»!

– Альберта давно предупреждала, что мне придется тебя подталкивать. Я не поверил ей тогда, но теперь верю. Ты должна выйти к людям. И это выступление станет отличным началом. Поверь, ты просто должна это сделать.

Я уставилась на него.

– Ты говорил обо мне с Альбертой? Ты говоришь мне, что делать? Приказываешь мне? Никто мною командовать не будет. Я тебе не девчонка с окраины, которой ты можешь помыкать. Я… – Я осеклась. Господи. Внезапно до меня дошло, как высокомерно все это звучит. Я же говорю с Томасом. С Томасом!

Он сжал зубы.

– Ладно, понял. Ты Кэтрин Дин. Ты особенная. Весь мир может идти сосать дверную ручку, пока ты будешь делать только то, что тебе нравится. Пока ты будешь продолжать строить себе хижину отшельницы на Хребте Дикарки. Даже если от этого больно и плохо всем, кто тебя любит. В том числе и мне.

Он встал и ушел в дом, так хлопнув дверью на прощание, что витражи моей бабушки зазвенели. Я спрятала лицо в ладонях.

Я не смогу выступать перед аудиторией, даже если он никогда не простит меня.

Я слишком давил на Кэти. И понимал это. Мы помирились, мы занялись любовью, мы оба сказали, что просто неверно подобрали слова в разговоре. К концу апреля мы смогли притворяться, что вообще не ссорились по поводу приглашения SEBSA, но я нашел визитку доктора Бартоломью в мусорной корзине возле своего чертежного стола. Кэти сознательно ее туда бросила. Хотела, чтобы я совершенно четко понял: тема закрыта. Что ж, я решил подыграть. Прикусить язык и молчать – вредная привычка еще со времен жизни с Шерил. Напряжение осталось висеть в воздухе и только нарастало.

Хог-Бэк и Десять Сестер сияли десятками оттенков зеленого. На огородах, которые Дельта устроила возле кафе, зеленели грядки с первыми побегами. Весенние кустарники и цветы окутались первыми соцветиями. Первые пчелы уже крутились вокруг лепестков и полных пыльцы тычинок. С наступлением тепла в кафе прибавилось посетителей, по субботам Альберта, Мэси и другие местные музыканты устраивали на крыльце джем-сейшены. Туристы, приезжавшие с палатками, и местные соседи приносили стулья и спальники, наслаждаясь концертом. Поздним вечером в субботу, когда посетители разошлись, мы с девочками и Кэти присоединились к сидящим на дворе Дельте, Пайку, Долорес и судье. Кэти выбралась на крыльцо, взяла у Мэси электроскрипку и сыграла быструю переделку кантри «Синяя луна над Кентукки».

Мы изумленно слушали.

– Ну, девочка, ты виртуоз! – хмыкнул Пайк, когда Кэти закончила играть. Альберта была в шоке. Мэси улыбалась и аплодировала. Остальные тоже. Кэти картинно поклонилась и вернулась на свой стул.

– В детстве меня учили играть на струнных инструментах, – сказала она, мрачно глядя на меня. – Видишь? Я с радостью выступаю перед аудиторией, пока я с людьми, которых знаю и которым могу доверять.

Я только кивнул, стараясь ничего не ляпнуть.

А потом снова нырнул в строительные проблемы, разбирался с домом и его растущей коллекцией хозяйственных пристроек. Я рисовал эскизы для отапливаемого и кондиционируемого курятника в старом ремесленном стиле, для нового сарая, где мог бы с комфортом разместиться Бэнгер и его будущий гарем. Иногда мы с Кэти занимались там любовью, иногда просто трахались. Просто поразительно, как два человека, настолько любящие друг друга, настолько подходящие друг другу, могут за такое короткое время построить между собой непробиваемую стену.

Ощущая внутри живую рану, я не мог не заботиться о Кэти, не контролировать ситуации, не возводить защитных стен вокруг тех, кого люблю. У нас с Кэти были свои проблемы, но разве не пришло время подумать о будущем Иви и Коры? Девочки совершенно определенно хотели остаться с нами, но Иви при этом все больше замыкалась в себе, а Кора продолжала убеждать воображаемых друзей, что мы их не бросим.

Да, у них все еще были проблемы с доверием, но мы с Кэти вряд ли могли бы с этим справиться так же, как справились с вопросом о выступлении на конференции, то есть игнорируя проблему. Я был готов принять формальную, с подписями и печатями, ответственность за Кэти и девочек. Чтобы доказать, что я никогда не позволю террористам подобраться к ним, никогда не позволю небоскребу обрушиться под их ногами, что я гарантирую им полную и совершенную безопасность. А как я мог дать такие гарантии, не попросив Кэти выйти за меня?

День казался мне идеально подходящим для предложения.

Предложение

Я могла бы и догадаться, что Томас собирается предложить мне руку и сердце. Дельта в тот день выглядела чересчур уж невинно, приглашая Иви и Кору на обед в фастфуде «Dairy Queen», а потом на просмотр двухчасового фильма от Диснея в кинотеатре Тартлвилля, с ней и ее внуками. Но я тогда подумала, что Дельта просто хочет дать нам с Томасом возможность «окрестить» первую официально законченную пристройку к дому. Маленькая кухня бабушки Нэтти с россыпью созвездий на полу и самодельной плиткой на стенах теперь была парадным входом в новую кухню с пристроенной столовой. Пол с выложенными созвездиями перетекал к более крупным плиткам из полированного гранита, светлые медные перемычки, держащие ромбовидные стекла в окнах (классический стиль «Craftsman»), по ночам отражали теплый свет. Большая металлическая раковина, которая осталась мне от бабушки, занимала почетное место рядом с современной, под новой стеной и широким окном, на подоконнике которого мы расставили комнатные растения.

Мне нравилась старая бабушкина раковина. Если духи живут в дереве, камне и металле дома, то дух бабушки плавал именно в ней. Я дорожила ею, как сокровищем. Мы уже протянули проводку. Поставили нагреватель для воды. Томас и мы с девочками торжественно воспользовались раковиной, празднуя ее установку, открыли воду и по очереди вымыли руки теплой водой.

А вот большую страшную плиту я заточила в каменный угол, по соседству с огромным холодильником и морозильной камерой, которые окружила застекленными шкафами из вишневого дерева. Холод побеждает огонь, думала я. Рядом стоял антикварно-примитивный стол из дубовых досок, каждая доска была почти в два фута шириной. Вокруг длинного стола мы поставили красивые стулья из вишневого дерева. Сиденья были набивными, а сами стулья мы решили не покрывать лаком. Кухня была роскошной, архитектурным пиром, комфортным и элегантным эквивалентом бисквита под толстым слоем жидкого меда.

Я ждала, когда Томас приедет впервые пообедать со мной наедине. Я открыла дверцу духовки, вытащила последний противень с бисквитами и уставилась на почерневший верх. Черт.

Эта премудрость все еще мне не дается. Кухня знает, что я недостойна. Знает, что я боюсь плиты, боюсь будущего, боюсь внешнего мира. Томас тоже знает.

Я мрачно выбросила бисквиты, отпила вина из бокала, помешала картофельный суп-пюре и взбила салат в миске. Поправила серебряные приборы на новых салфетках поверх старого стола и выглянула в панорамное окно, выходящее на Хог-Бэк. Даже Томас признавал, что дом стал лучше, когда появился этот чудесный вид и через окна начало проникать солнце.

Я услышала грохот его грузовика. Щенки завиляли хвостами и помчались к двери. Я быстро пригладила волосы и охлопала все остальное – грудь, живот, задницу, – затянутое в облегающий белый свитер с длинными рукавами и кружевную длинную деревенскую юбку. Пульс участился, в животе потеплело, мое тело предвкушало его появление. Несмотря на все наши проблемы, я не представляла себе жизни без него.

Я услышала стук входной двери, потом его шаги в коридоре, топот щенят, которые крутились у него под ногами. Я успела принять картинную позу у стола, словно только что перестала расставлять тарелки.

– Я приготовила тебе поесть, – пропела я.

– Я чую аромат твоих бисквитов, – отозвался он.

– Только потому, что я забыла включить новую вытяжку и побрызгать освежителем воздуха, чтобы скрыть аромат угольков.

Он завернул за угол и остановился на пороге кухни. В руках он держал огромный букет весенних цветов и бабушкину бутыль для молока. На нем были линялые джинсы, широкий ремень, белая рубашка с расстегнутым воротом. Томас оглядел меня с ног до головы и не сводил с меня глаз, подходя ближе. Он поставил цветы в бутыль, налил в нее воды и поставил в центре стола, завершая сервировку. И все это время он смотрел на меня. А я смотрела на него, прижав руки к бокам и вздернув подбородок, не забывая правильно поворачиваться. И сердце у меня трепетало.