Дочь Клеопатры - Мишель Моран

На обратном пути к Палатину Юлия прошептала:

— Марцелл с Александром нам никогда не поверят! Говорила я им: идите с нами, так нет же, отправились в цирк!

С появлением воззвания ее страх уступил место восторгу, не омраченному даже тем, что мы не успели сделать покупки.

— Завтра вернемся, — радостно щебетала она, — и покажем им ту самую стену, возле которой чуть не погибли!

— Думаю, жертв было более чем достаточно, — с упреком ответила я.

— И могло бы быть на две больше!

Когда мы вернулись на виллу Октавиана, Юлия всем и каждому прожужжала уши о том, как мы чуть не лишились жизни. За ужином в триклинии она повторила историю от начала до конца.

— Но тут появился Красный Орел и спас нас! — выдохнула она.

Октавиан медленно опустил свиток, на котором писал.

— Что такое?

Беспокойно взглянув на меня, она повернулась к отцу.

— Да-да. Он застрелил быка, когда тот уже мчался на нас. Разве преторианцы не рассказали?

Я заметила, как Ливия от ярости переменилась в лице, но Цезарь остался на удивление хладнокровен.

— А с чего вы взяли, что это был мятежник? — спросил он бесстрастным голосом.

— Да ведь воззвание прикрепили такой же стрелой…

— Молчи! — вне себя прошипел Марцелл.

Октавиан торопливо поднялся с места (видимо, преторианцы сообщили только про обнаруженное жилище Красного Орла, ни словом не упомянув о том, что он сделал для меня с Юлией), пересел к дочери и ласково обнял ее за плечи.

— Значит, это он вас спас?

— От верной смерти, — сказала она. — Правда, Селена?

Я кивнула.

— А ты хорошо его разглядела?

Александр и Марцелл затаили дыхание.

— Я… я не знаю.

— Это очень важно, — вкрадчиво продолжал Цезарь. — Попробуй вспомнить.

Девушка наморщила лоб.

— Да. Кое-что помню. У него сильные руки, а волосы точно лен.

Октавиан встал с места.

— Спасибо, — обронил он. — Завтра купи себе любой шелк, какой пожелаешь.

Юлия улыбнулась, явно гордясь собой.

Вечером у себя в комнате я дала волю злости.

— Дура! Что на нее нашло?

Брат опустился на противоположную кушетку и покачал головой.

— Теперь его жизнь в опасности! — воскликнула я.

— А ведь это может быть человек, к которому она привязана. — Александр подался вперед и понизил голос: — Сегодня Марцелла не было в цирке.

— Как это?

— Мы пошли вместе, потом он спросил, не хочу ли я поразвлечься. Мне показалось, что речь о каких-нибудь блудницах. Конечно же, я отказался. Но Марцелл пропадал так долго, что его не нашли даже Юба с преторианцами.

— Никто из них?

— С нами пошли только семеро.

— И как они поступили, когда он вернулся?

Брат пристально посмотрел на меня.

— Предупредили, что еще одно исчезновение положит конец нашим походам в цирк.

— Похоже, и впрямь разозлились. Но сам-то он рассказал, куда уходил?

Александр развел руками. Лишь теперь я заметила, какие они у него большие и сильные. Брат уже был намного выше меня. Девушки на улицах начинали заглядываться, и Юлия не упускала случая провести по его кудрям, спрашивая, нравится ли Александру ее новая туника. Я попыталась вообразить, каким супругом он станет, но мысль о разлуке была нестерпима. Что, если Октавиан решит вернуть Александра в Египет, а меня оставит при себе? Или того хуже — разошлет нас по разным концам просторного Рима?

Светло-янтарные глаза брата — столь похожие на мои — потемнели от беспокойства.

— Нет, не рассказывал. Ткнул меня локтем в бок и бросил: «Сам знаешь». А вдруг он и есть тот лучник, Селена?

Я припомнила минуту, когда бык помчался на нас и кто-то молниеносно мелькнул на соседнем балконе.

— Волосы золотые… Но лица я не разглядела.

— Может быть, он нарочно притворяется в школе? А на самом деле гораздо умнее, чем кажется?

Я задумалась: недалекий смешливый парень, легкий на подъем… и покачала головой.

— Марцелл достаточно безрассуден, однако мы же видели его почерк. Нет, это кто-то другой.

— Почерк можно подделать.

— Не забывай об учителе Веррии. Он тоже светловолосый.

— Да, но не пропадал сегодня.

— Откуда ты знаешь? Он мог исчезнуть из школы сразу же вслед за нами.

Мы уставились друг на друга при свете масляной лампы.

— Веррий или Марцелл, — произнесла я. — И Юлия предала его.

— Интересно, что сделает Октавиан, если мятежник окажется родным племянником?

Ледяные мурашки ужаса пробежали у меня по спине.

— Казнит его, — с уверенностью сказала я.

Брат закрыл глаза.

— Поговори с ней. — А затем посмотрел на меня полубезумными глазами. — Пусть поймет, что она натворила.

В награду за ценные сведения, полученные от легкомысленной дочери, Октавиан приказал купцам из Остии доставить шелка всех расцветок прямо на Палатин. Девушка пригласила их в атрий к Октавии, где Ливия не могла испортить ей удовольствие. Но прежде чем эта глупышка приступила к покупкам, я оттащила ее в сторонку и рассерженно прошептала:

— Надеюсь, ты представляешь, во что обойдутся твои шелка.

Черные очи невинно округлились.

— Я только сказала правду. Ты видела то же самое. Скорее всего, это раб. Волосы как у любого галла или германца…

— Имеющего доступ на Палатин и на Капри, в меру богатого, чтобы снимать квартиры по всему Риму? Много найдется таких рабов?

— Не понимаю.

— Понимаешь, — жестоко бросила я. — Не настолько же ты глупа. На Палатине есть только двое мужчин, подходящих под описание. Первый — учитель Веррий. Второй — Марцелл.

Юлия заморгала, словно впервые об этом подумала. В ее глазах заблестели слезы.

— Не может быть.

— Почему? Вчера, пока мы ходили по Бычьему форуму, Марцелл куда-то исчез из цирка. Где в это время был Веррий — известно одним богам.

Ее ладонь взметнулась ко рту.

— Нет! Мой отец никогда не станет их подозревать…

— Станет, и еще как. Если не Цезарь — значит, Юба. Он так и не обнаружил вчера Марцелла. А кто у нас передает каждое слово Октавиану?

— Нет! — Юлия даже попятилась. — Это не мог быть мой жених. Почему он мне не рассказал?

Я подняла брови: разве не ясно, учитывая ее вчерашний поступок?

Девушка разволновалась.

— Сдались ему эти рабы! Марцелла интересуют скачки да развлечения…

— А тогда, у храма Исиды? — возразила я. — Он пожалел рабов.

— Случайность! Марцелл слишком глуп и скор на решения.

— И еще он мечтатель, — напомнила я.

— Ну зачем, Селена? Зачем я сказала отцу?!

Я чуть было не пожалела глупышку — такой неподдельный испуг и раскаяние были написаны на ее лице.