Поднебесная - Гай Гэвриел Кей

И все же она смотрит на этих коней и, не в состоянии остановиться, все поворачивается и поворачивается вокруг своей оси. Чувствуя, что у нее начинает кружиться голова, подавленная, поглощенная этим великолепием, этим богатством. На этих стенах так много силы – подавляющей, внушающей такое благоговение, что впору разрыдаться.

У Ли-Мэй возникает ощущение, что время растягивается, уходит все дальше назад. Так далеко, что невозможно осознать. По крайней мере, не может она – Шэнь Ли-Мэй, единственная дочь катайского генерала Шэнь Гао. Внезапно она думает о том, что сказал бы ее отец, если бы оказался с ней в этом потаенном месте. Трудная мысль, потому что, если бы он был жив, ее бы здесь не было.

И в этот момент девушка слышит звук, который заставляет ее прекратить вращение и застыть на месте, обратившись в слух. Капли воды? Не то. Она почти уверена, что слышала… стук копыт коня. Ее охватывает страх.

Потом другой звук: кто-то входит из первой пещеры во внутреннюю. Это не пугает ее, напротив, ободряет. Мешаг ушел достать коней. Он знает, где она. Тот звук, который она слышала – слабо, – донесся снаружи. Настоящий конь, а не сверхъестественное ржание жеребца-призрака на этих стенах.

Ли-Мэй видит, как Мешаг входит. Выпрямляется. Она уже готова заговорить, когда он поднимает руку, прижимая три пальца к губам. Страх возвращается. Почему молчание? Кто там, снаружи?

Он жестом зовет ее за собой, поворачивается, чтобы провести по короткому туннелю в более широкую и светлую первую пещеру. Она бросает последний взгляд на коней вокруг нее, на коня-царя с человеческими ладонями на нем, а потом уходит оттуда.

В большей пещере, где отверстия наверху пропускают свет, Мешаг снова оборачивается и снова прижимает пальцы к губам, призывая к молчанию. Теперь он одет в кожаный жилет поверх длинной, темной туники. Интересно, какую одежду он нашел для нее?

Ли-Мэй открывает рот, чтобы шепотом спросить его (конечно, шепотом можно?), но резкий жест приказывает молчать. Глаза Мешага сердито сверкают в тусклом свете, льющемся сверху.

Ли-Мэй отмечает это и ничего не говорит, лишь медленно втягивает воздух.

Он снова делает ей знак следовать за ним и поворачивается, чтобы вывести их обратно на дневной свет.

Она подходит к нему сзади вплотную. И у входа в туннель, который выведет их наружу, в тот момент, когда он низко пригибается, чтобы войти в него, Ли-Мэй наносит ему удар в шею сбоку Кинжалом, который все время держала в рукаве.

Она вонзает кинжал, потом дергает его на себя изо всех сил, понимая, что у нее будет только один этот шанс. Не зная, как надо убивать человека. Потом выдергивает его и снова наносит удар, и в третий раз, уже рыдая.

Мешаг издает всего один стон – странный грудной звук. И падает со звоном прямо у входа в туннель.

Все еще плача (а она не из тех женщин, которые плачут), Ли-Мэй снова наносит удар кинжалом, на этот раз в спину. Металл ударяет по металлу, оружие гнется и выворачивается в ее руке. Ли-Мэй в отчаянии, в ужасе, но богю лежит там, куда упал, и теперь она видит, как много вокруг крови.

Она отползает в сторону, сжимая испачканный клинок. Пятится к стене пещеры, не отрывая от мужчины глаз. Ли-Мэй понимает, что, если он встанет или хотя бы пошевелится, она закричит и не сможет остановиться.

Ничего. Никакого движения. Только ее собственное быстрое и прерывистое дыхание громко отдается в ушах. Свет в этой пещере такой же, как и прежде. Этот свет спас ее, дал подсказку. Если она не ошиблась, конечно.

Она кладет рядом с собой кинжал. Ее руки все еще трясутся, она не может остановить эти судороги. Она убила человека. Она совершенно уверена, что убила человека.

Это не Мешаг. Не он! Она произносит последние слова вслух, сама шокированная звуком и хрипотой своего голоса. Это не может быть он, не должен быть он!

Ей нужно знать наверняка. Но это можно сделать, только если посмотреть. Это значит – вернуться туда, где лежит тело, лицом вниз, перед туннелем. Для этого нужна смелость. Ее у нее больше, чем она думает.

Держа себя в руках, она действительно ползет назад, сжимая кинжал. На полу пещеры камешки, они царапают ее колени. У нее болит запястье, с того момента, когда нож вывернулся. Почему он вывернулся? Ей кажется, она знает, почему. Но чтобы быть уверенной, Ли-Мэй нужно прикоснуться к убитому ею человеку.

Она и это тоже делает: оттаскивает труп за ноги от входа в туннель. Там, где он сейчас лежит, больше света. С усилием, застонав, она переворачивает тело на спину. В ее воображении мелькает ужасная картинка: мертвец, встающий в это самое мгновение. Встающий, чтобы…

Он мертв. Он не встанет. И он не Мешаг.

Этот человек старше, с худым лицом и с редкими, седыми волосами Он совсем не похож на Мешага, сына Хурока. Теперь. Хотя и был похож раньше. Он выглядел точно как Мешаг, во всем, кроме одного. И это говорит ей о том, кто этот человек. Кем он был, поправляет себя Ли-Мэй. Он мертв. Я его убила.

Своим покрасневшим, согнутым клинком она вспарывает его жилет, от груди до живота. Разрывает тунику обеими руками. И видит металлические зеркала, которыми обвязано его тело – блестящие в льющемся сверху бледном свете…

Поистине, человеческая природа такова, что мы ищем – и даже требуем – порядка и системы в нашей жизни, в потоке и постоянном движении истории и нашего собственного времени.

Философы отмечали это и размышляли над этим. Советники принцев, императоров, царей иногда предлагали использовать, эксплуатировать, формировать это желание, эту потребность. Придумать способ направить повествование, события, историю времени, войны, династии, чтобы люди понимали их так, как пожелает правитель.

Без системы, без этого ощущения порядка, чувство неуверенности, потерянности в мире без цели и направления может погубить даже самого сильного человека.

Учитывая это, любой философ или советник должен был счесть многозначительным, что второй сын и единственная дочь генерала Шэнь Гао, в свое время получившего почетную должность Командующего левым флангом на Усмиренном западе, в одно и то же утро убили человека на очень большом расстоянии друг от друга.

Сын уже делал это прежде. Дочь – нет, и никогда не ожидала этого от себя.

Что касается значения, которое следует придать такому совпадению, системы, заложенной в этой истории…

Кто может пересчитать под девятью небесами драгоценные жемчужины наблюдений, которые можно извлечь из подобных моментов? Кто осмелится сказать, что он точно знает, какую именно жемчужину нужно поднести к тому свету, который нам дан в нашем путешествии, и объявить ее настоящей?..

В конце концов, Ли-Мэй вспоминает о том стуке копыт, который она тогда услышала: она боится, что это животное ее выдаст, наведет на пещеру, если оно все еще где-то рядом.