Полное собрание сочинений. Том 87 - Толстой Л.Н.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в Б, III, стр. 228. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: «№ 360. 26 февр. 94». Письмо это было получено Чертковым в Ржевске 1 марта, и это обстоятельство до некоторой степени подтверждает датировку Черткова.

Ответ на письма Черткова от 13 и 18 февраля 1894 г. В первом из этих писем Чертков писал: «Я получил от Дм. Ал. [Хилкова] прекрасное описание последних лет его жизни, которое также прилагаю при сем. Кроме того с нескольких сторон я получил описание отношений Хилковых к их детям. И всё это, вместе с выборками из писем Хилковых, представляет уже совершенно достаточный материал для такого разоблачения истины о них, которое должно, я думаю, тронуть всякое, не вполне окаменевшее сердце. С своей стороны думаю присовокупить небольшие вступление и заключение, которые складываются в моем сознании, — если только бог поможет мне удовлетворительно их изложить.

Очень прошу вас прислать и присылать мне все письма, полученные и получаемые вами и нашими друзьями от Хилковых, мужа и жены, хотя бы в них повидимому и не содержалось ничего подходящего для моей работы. Попросите Пошу и Анненскую прислать те письма, которые они недавно от него получили. Кроме того не может ли Аннен[кова] восстановить в своей памяти и прислать мне хоть в приблизительном изложении содержание ее письма к княгине Хилковой: мне это очень нужно. Пожалуйста не забудьте этих поручений, которые лучше всего передайте Татьяне Львовне.

Кто сообщил вам, что Дрожжин заплакал? Этого я не слыхал. Если Женя приедет сюда, то мы с ним вместе сходим в тюрьму и узнаем подлинные подробности от товарищей Дрожжина по заключению.

Не помню, писал ли я вам, что я отказался от намерения зарабатывать свои расходы переводами: это стесняет душевную работу, и необходимости в этом пока еще нет. Но временами, когда я бываю не в состоянии заниматься самостоятельными письменными работами, я хочу переводить, чтобы время не пропадало даром, и за эту работу буду брать плату.... Беспокоит меня то, что «Царство Божие» в разных местах у нас в России гектографируется и должно скоро получить широкое распространение: а вы еще не прибавили к этой книге тех необходимых нескольких слов о том, что вы теперь не солидарны с духом жестокого осуждения, которое местами дает себя чувствовать в этой книге. Влияние ее будет большое; и эта необходимая оговорка предупредила бы много зла... И вместо ожесточения и разъединения, которые она сейчас во многих и многих вызывает (как мне сообщают с разных сторон, одновременно с сообщением о ее успехе среди других читателей), она, после прибавки к ней такого маленького послесловия из нескольких строк, — во всех читателях, способных к этому, вызывала бы добрые чувства, ибо ничего не действует так заразительно, как искреннее признание своей ошибки...»

В письме от 18 февраля Чертков писал: «Емельян говорил мне о вашем предположении постараться навестить нас здесь. Нечего и говорить о том, как одна мысль о возможности этого нас с Галей обрадовала... Кроме того, если бы ваш приезд состоялся, то я был бы несказанно рад и за Русанова, который и не чаял вас больше видеть, и за нескольких наших здешних друзей из крестьян, уже связанных с вами духовным единением, и для которых личное общение с вами особенно дорого, радостно и желательно... »

1 Т. Л. Толстая в середине февраля уехала в Париж к Л. Л. Толстому и пробыла там до середины марта 1894 г. О состоянии Льва Львовича Толстой писал в письме к нему от 21 февраля 1894 г.: «Мне совсем ясно твое душевное состояние одиночества и тоски в огромном, веселом, блестящем городе... Ты не конфузься за свою слабость, что не перенес одиночества и отчаянья» (см. т. 67).

2 Листки из дневника А. К. Чертковой, помеченные «фев. 94» и присланные Чертковым (хранятся в AЧ). В них А. К. Черткова писала о своей болезни: «Особенно страшна путаница мыслей, которая на меня находит почти каждый день при малейшем утомлении... Бессонница измучила меня, и во сне кошмары и сны страшные. Но страшнее всего это чудовище сердце — что оно такое, чтò оно выкидывает со мной, я боюсь его, боюсь, ненавижу, хочу не думать о нем, не слышать его и забыть себя вместе с тем»... Говоря далее о своей слабости и неумении побороть страх перед страданием, А. К. Черткова пишет: «бог видит, как я искренно презираю себя, свою жизнь, и мне должно быть всё равно, как это понимают люди и как относятся ко мне, но остатки самолюбия и желание снисхождения от людей еще очень сильно во мне и только временами потухает и делается безразличие».

3 Об этих словах см. примечания к письму № 344.

4 В январе 1894 г. Толстой написал Александру III письмо, которое осталось без ответа и не изменило положение детей Хилковых. Письмо это впервые напечатано в книге: «Лев Толстой и русские цари. Семь писем Л. Н. Толстого к Александру II, Александру III и к Николаю II», изд. книгоиздательств «Свобода» и «Единение», под ред. В. Г. Черткова, М. 1919, стр. 15—19. См. т. 67.

5 Оттон Борисович Рихтер (1830—1908) — генерал-адъютант, с 1885 по 1897 г. заведующий делами комиссии по принятию прошений и жалоб, приносимых на высочайшее имя. В молодости служил в лейб-гвардии конном полку, где служил и отец В. Г. Черткова, Г. И. Чертков, и был хорошо знаком с родителями Черткова, который и пытался получить содействие Рихтера в деле Хилковых через свою мать, Е. И. Черткову.

6 Гр. Илларион Иванович Воронцов-Дашков (1837—1916) — генерал-адъютант, с 1881 по 1897 г. министр императорского двора. В 1881 г. после убийства Александра II состоял начальником главной охраны Александра III. С февраля 1905 г. до смерти занимал пост наместника Кавказа, где жестоко подавлял революционное движение 1905—1906 гг. Был хорошо знаком с родителями В. Г. Черткова.

7 Алексей Васильевич Буров — полковник, начальник Воронежского дисциплинарного батальона. Пользуясь предоставленным начальнику дисциплинарного батальона правом назначать без суда заключенным 100 ударов розгами, систематически подвергал заключенных жестоким телесным наказаниям. Содержавшегося в батальоне Е. Н. Дрожжина Буров почти непрерывно держал в карцере, лишая его вместе с тем горячей пищи, несмотря на развивавшийся у него туберкулез. Считая Бурова главным виновником смерти Е. Н. Дрожжина, Толстой написал ему в феврале 1894 г. письмо, которое осталось непосланным (см. письма 1894 г., т. 67).

8 В феврале 1894 г. Толстой пытался написать Рихтеру письмо, которое осталось неоконченным. Сохранившееся начало письма см. т. 67. О письме Рихтеру Толстой писал Д. А. Хилкову в письме от 5 марта 1894 г.: «Я хотел ему написать письмо, чтобы указать ему всю неблаговидность его роли и усовестить его, но как начну писать ему, так начинаю ругаться. Так до сих пор не мог достаточно успокоиться, чтоб написать ему» (см. т. 67).

На это письмо Чертков отвечал письмами от 1 и 3 марта. В первом из этих писем он сообщал, что задумал книгу об отнятии детей Хилковых, рукопись которой предполагает прежде всего послать государю, и лишь в случае отказа в возвращении детей Хилковым, печатать ее за границей. Далее он писал: «Мне очень нравится мысль писем ваших к Р[ихтеру] и Бур[ову]. Но конечно всё зависит от их тона и потому, не видавши их, не могу быть уверенным, следует ли их посылать. В письме к Бурову имейте в виду то обстоятельство, что пока Изюмченко еще не выпущен, Бурову лучше не знать, что Дрожжин был со мной в письменных сношениях, так как производились они через Изюмченко, и ему может ужасно достаться». В письме от 3 марта Чертков писал: «Пока скажу, что, если не считать несколько сухой общий тон всех обличений, который вполне уравновесился бы мягким, любовным тоном послесловия, то собственно положительно дурного по существу там очень мало, и чтò есть — так очевидно несправедливо и недобро, что легко будет ясно и категорично поправить это несколькими словами признания и раскаяния в послесловии. Пока посылаю вам выписку пропущенного вами места из черновых этой книги, представляющую, как мне кажется, самый верный и желательный тон для послесловия. Достаточно эту мысль немного определеннее и ярче развить, прибавив к этому оговорку, поправляющую или, вернее, пополняющую несколько определенных несправедливых утверждений, которые я вам отыщу в книге, и будет, как мне кажется, сделано всё, чтò нужно и очень, очень нужно».

* 365.

1894 г. Maрта 17. Москва.

Давно ужъ получилъ ваше письмо, дорогой другъ В[ладиміръ] Г[ригорьевичъ], и давно бы надо было отвѣтить, да все некогда и все я слабъ. Отвѣчу по порядку: мысли ваши о самовоспитаніи я тогда же прочелъ и ничто въ нихъ не остановило меня ни въ смыслѣ несогласія съ ними, ни въ томъ, — чтобы что-либо особенно поразило меня.1 —

2Мы съ Машей думаемъ о томъ, кого бы пригласить къ вамъ, и она мнѣ говорила про одну дѣвушку, фельдшерицу, кот[орую] и я видѣлъ, и кот[орая] мнѣ нравится: молодая, бодрая и серьезная (кажется), но до сихъ поръ Маша не нашла ее.3 Я нынче подтвержу ей. Всей душой сочувствую вамъ, т. е. вамъ обоимъ, вамъ и А[ннѣ] К[онстантиновне] — въ томъ, что тѣло съ своими недугами давитъ васъ и лишаетъ — по временамъ только я увѣренъ — законной радости жизни. Очень хочется посмотрѣть на вашу жизнь и вмѣстѣ съ вами понести и тяжесть и радость ея. Я не отчаиваюсь пріѣхать къ вамъ. Наши — Таня съ Левой, кот[орый] все мечется, ѣдутъ назадъ изъ Парижа. Должно быть, будутъ здѣсь около 20-го и тогда, если ничто не помѣшаетъ и буду живъ, постараюсь съѣздить къ вамъ.