Чудеса и диковины - Грегори Норминтон

– Это твои? – Он кивнул на кремовые кожаные перчатки, подаренные мне герцогом в лучшие времена. Они лежали «валетом» на столе у моего локтя.

– Да, – сказал я и убрал их с глаз долой.

– Сшиты на заказ?

– Подогнаны по руке. – Я подумал про окровавленные, заскорузлые пальцы Джованни. – Ты где будешь ночевать?

– На улице, со своими людьми.

– Можешь устроиться здесь. Кровати нет, но зато крыша над головой.

Джованни покачал головой. Он знал по опыту, что не стоит ложиться спать в первые часы после боя.

– Впечатления еще слишком свежие. Обычно я жду, пока меня не вырубит выпивка – или кто-нибудь из моих парней. – Он широко распахнул свою громадную пасть и хрипло захохотал, почти залаял, а потом харкнул на пол; я наблюдал за тем, как он растирает сапогом свой ржавый плевок, и внезапно мне захотелось, чтобы он ушел, убрался отсюда со всей своей грязью и вульгарным миланским наречием. В конце концов, мне надо работать.

– Ну, – сказал Джованни. – Давай, ты первый рассказывай.

Я рассказал ему (довольно медленно, поскольку полузабытый миланский с трудом слетал с языка), как долгие странствия привели меня в Фельсенгрюнде. Рассказал и о том, что недавно я впал в немилость. Я ничего от него не утаивал: какой смысл рисоваться перед этим человеком, перед старым усталым солдатом, стиравшим с ладоней кровь? Он внимательно слушал историю моей жизни, и когда я закончил, не было ни гогота, ни жалоб на собственные потерянные возможности. Разве я не сыграл свою роль в той бунтарской проказе, результатом которой стали его переломанные пальцы? Разве он не имел права попенять мне, что я остался цел и невредим и смог довести свое мастерство до более зрелого уровня, в то время как он вынужден был уйти прочь, отвернувшись от своей Музы? Я приготовился слушать упреки, но их не последовало.

– Да уж, помотало тебя по свету. У меня все было не так интересно. Я был женат, два раза. У меня есть дочь, живет в твоих краях. Ее муж сейчас тут, снаружи.

– Здесь?

– Что, прости?

– Твоя дочь живет в Фельсенгрюнде?

– Нет, – сказал Джованни. – Она живет недалеко от Флоренции. А ее муж сейчас здесь, во дворе. Он наемник, как и я.

Теперь пришел черед моему гостю рассказывать свою историю. Мне предстояло узнать всю правду о судьбе нашего прежнего хозяина, человека-слона Джана Бонконвенто. Как вы помните, из дядиного письма, полученного в заключении в пражском замке, я узнал о смерти мастера, в которой обезумевшая от горя мать обвиняла его неблагодарных учеников.

– Мы не только молились о его смерти, – сказал Джованни. Я ощутил нелепое желание открыть дверь своей комнаты и убедиться, что нас никто не подслушивает. Но, поборов искушение, я попросил Джованни продолжать.

– Помню, покинув виллу, я бродил по городу. Студент у Ка-Гранда ощупал мне пальцы и пожал плечами. Он выдал мне кусок кожи, чтобы я прикусил его, пока он будет накладывать шину. Он меня сразу предупредил, что рука, когда заживет, уже не будет действовать так, как раньше.

Я ушел от него и нашел комнату недалеко от канала Мортесана. Весь искусанный комарами, я катался по грязной постели и пытался заснуть, несмотря на боль. Я вообще ничего не делал, просто валялся в постели, но все равно умудрился растратить все флорины, и через месяц мои карманы опустели. Пришлось присоединиться к отбросам у Порто-Ориентале, где я научился срезать кошельки у прохожих и сводить пьяниц со шлюхами. Иногда от меня требовалось и кое-что похуже. Но хватит об этом. Понимаешь, я не знал, куда мне идти, и не мог примириться с тем, что лишился профессии.

Почти год я влачил жалкое существование у городских ворот, слишком близко от презираемого мной тирана. Пару раз я даже видел, как он важно катил в Милан с Витторио под боком, но он меня не узнал. Жизнь среди опустившихся душ у Порто-Ориентале была жестокой. Я видел, как люди с вечера засыпали, а утром не просыпались. Я видел на обочине трупы с перерезанным горлом и отрубленными пальцами, на которых когда-то были перстни. Иногда я прятался на огородах за городом, воровал овощи или пытался стащить из курятника курицу, как лиса. Постепенно, сам того не желая, я добрался до виллы Бонконвенто.

Моска и Пьеро все еще ютились в хлеву. Витторио спал в доме, согревая постель этого чудовища. Я искал тебя и не нашел и наполовину обрадовался, наполовину отчаялся, догадавшись, что ты бежал. В наше отсутствие некому было смягчать его злобу, и Бонконвенто устроил ребятам сущий ад. Он выходил во двор до завтрака и будил братьев оплеухами. Потом Витторио мыл его водой из ведра – ты помнишь, – и маэстро бранил его за то, что он потерял юную свежесть, отрастил бороду и позволил своей нежной коже покрыться прыщами. Я заметил, что Бонконвенто страдал жутким кашлем. Газы глухими взрывами вылетали из его легких и зада, а когда начинался приступ, он перегибался пополам и багровел.

Я не знаю, что это была за болезнь, но она навела меня на мысль. Целыми днями я только и делал, что лелеял мечту о мести. Есть хотелось ужасно, но мысли о мести отбивали мысли о еде. Я лежал в кустах, мой желудок урчал, а мозг напряженно работал. Я смотрел, как маэстро на балконе поглощает свой ужин – отвратительную зеленую дрянь, которую стряпала кухарка. Спорим, ты никогда бы не догадался, кто она на самом деле? Мария, старая карга, которая мочилась в наш суп? Однажды, всего один раз, я услышал, как он говорит это слово. «Мама». Ты представляешь? Бонконвенто собственную матьпревратил в прислугу! Неудивительно, что она нас ненавидела. В ее глазах мы, наверное, и были причиной, почему ее сын стал таким извращенцем. После ужина он кликнул Витторио. Потом свет в его спальне погас. Я подполз к сараю, где спали Моска и Пьеро. Моска по-прежнему храпел, как пойманная муха, но Пьеро услышал, как я скребусь. Мы поговорили сквозь щель между досками и вместе выработали план. Моска сперва испугался, но Пьеро был сильнее и не меньше меня жаждал мести. Витторио был орешком покрепче. Никогда не знаешь, что он предпримет. Моска даже напрудил в штаны – так боялся, что он нас заложит и нас всех отправят в тюрьму. А что, сейчас мы не в тюрьме? – спросил я. Однако даже Витторио согласился с моим планом.

И вскоре решающий момент наступил. Было прекрасное летнее утро, предвещавшее жаркий день. Когда Бонконвенто отправился отпирать сарай, я подал ребятам сигнал – ухнул филином. Выйдя из сарая, Пьеро и Моска принялись умолять хозяина сходить искупаться на озеро Сан-Марко. При тебе мы ведь туда не ходили? Это укромное местечко к северу от города, скорее пруд, чем озеро, там обычно купаются городские мальчишки. Джан Бонконвенто ворчал, что у него полно работы. Но братья не отставали. Он рассердился и пригрозил их побить. Только когда к их просьбам присоединился Витторио, маэстро унял свой гнев и согласился устроить пикник. Марии приказали наготовить еды. Витторио взял из погреба пару бутылок вина. Потом они все отправились на озеро – Моска и Пьеро, Бонконвенто и его голубок, – а я следовал за ними на безопасном расстоянии.

На озере Сан-Марко я прятался в камышах, дергаясь всякий раз, когда моих ног касалась рыба, и наблюдая за тем, как маэстро ел и пил на глазах у голодных учеников. Пьеро и Моска первыми залезли в воду, голые, как лягушки, и белые, как мертвецы. Витторио тоже разделся и лежал на берегу, подставив свое бледное тело солнцу. Он искоса поглядывал на подвыпившего хозяина. Сжав деревянную дубинку, я погрузился под воду по самые ноздри, наблюдая за работой Витторио. Тот подманил к себе старого развратника, но в последний момент вскочил на ноги и прыгнул в воду. На соседнем пляже тоже были люди, но их заслоняли заросли ольхи и плакучей ивы: они не могли видеть, как Джан Бонконвенто сбросил одежду, обнажив свои сальные складки, и, как морж, плюхнулся в воду. Они не могли видеть трех молодых парней, которые плескались и вопили от восторга, смыкая кольцо вокруг пышнотелого купальщика.

Я нырнул и подплыл к колыхавшимся в воде грязным белым ногам. Витторио прижался к маэстро и обхватил его дряблые руки. Живот у художника был просто необъятным. Я подплыл ближе. И ударил его дубинкой. Джан Бонконвенто боднул воду, согнувшись пополам от боли в животе. Я поднялся на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Пьеро и Моска, словно играя, запрыгнули на скорчившегося маэстро и, заливаясь хохотом, попытались устроить чехарду у него на голове. Руки Бонконвенто били по воде, поднимая волны. Ему дважды удалось вдохнуть воздух. Со стороны его пыхтение могло показаться веселой игрой, и если бы кто-то прошел в это время мимо, он бы ничего не заподозрил – просто любящий отец возится со своими детьми. Я заворожено следил за происходящим, не решаясь вернуться и нанести второй удар. В какой-то момент я решил, что у нас ничего не вышло и Бонконвенто выплывет, спасенный своим непотопляемым жиром. Он столкнул братьев головами, и те свалились в воду.