Кыся - Владимир Кунин

Слава Господу, что у этих подонков — Гельмута Хартманна и Франца Мозера не хватило мозгов продублировать свою бомбу! А то я бы совсем запарился… Нашел я эту страшную «Матрешку» там, где и ожидал. Где невольно подсказал мне Фридрих — в гараже, у задней стенки, в деревянном ящике, под ворохом очень красиво и ярко упакованных рождественских ракет.

«Матрешка» лежала в обычном полиэтиленовом пакете российского производства, с нашим родным Адмиралтейством с одной стороны, и с надписью «Русский сувенир» — с другой стороны.

Я попробовал осторожно ее приподнять за этот пакет, и убедился, что при необходимости смогу перетащить ее туда, куда мне это будет нужно. Она была, конечно, тяжелее любой такой «Матрешки», набитой своими родственниками мал мала меньше, но все же для меня это был не рекордный вес… Но сейчас трогать этот «Русский сувенир» не имеет ни малейшего смысла. В оставшиеся до Рождества дни Мозер может проверить — на месте ли эта «Матрешка» с мордой президента России и взрывчаткой внутри, и если ее там не окажется, эти гады могут придумать что- нибудь другое. О чем мы и знать не будем!..

Пусть пока полежит. А там, может быть, наконец, объявится Рэкс со своей полицией и…

Я вылез из гаража в сад и побрел по мокрым холодным остаткам уже по-зимнему жухлой травы, в самый конец ограды, где герр Лемке отвел мне участочек на все мои туалетные дела.

Ростбиф, которым мы ужинали вместе с Фридрихом и Фолькмаром фон Дойном, показался мне солоноватым. С вечера я выхлебал чуть ли не целую миску воды, и теперь на сон грядущий решил хорошенько прописаться, чтобы не вскакивать каждые полчаса ночью.

Только я добрел до «своего» места, как вдруг почувствовал неуловимо-знакомый запах, явное присутствие чего-то живого, и неожиданно услышал тихое осторожное призывное тявканье!..

Боком, боком, на всякий случай, чтобы всегда иметь возможность отпрыгнуть в сторону, я пошел на это жалобное тявканье и увидел под оградой дыру, ведущую из нашего сада прямо на дорогу. Рядом со сквозной дырой была вырыта и еще одна дыра, но «слепая», всего на полтуловища Лисицы. А между этими двумя дырками — одной для воли, другой — для наслаждения, сидела моя распрекрасная рыжая соседка по Оттобрунновскому дому Шредеров — Лисичка и улыбалась мне всеми своими страшненькими зубками!..

— Ёлки-палки! — потрясенно сказал я по-нашему, по-Животному. — Ты-то откуда здесь взялась, подруга?!.

— Потом, потом… — нетерпеливо проговорила Лисица. — Потом я тебе все объясню, расскажу… Все — потом! А сейчас… Давай!!!

И она мгновенно нырнула мордой в «слепую» дыру, вырытую специально для того, чтобы я мог ее безбоязненно трахать.

Мне, честно говоря, было совершенно не до ЭТИХ ДЕЛ, но когда я увидел ее задранный хвост с беленьким кончиком, широко расставленные задние лапки, нежный бело-золотистый пушок вокруг ЭТОГО САМОГО места, я не смог побороть искушения и…

Выспаться мне, конечно, не удалось. В дом я вернулся только под утро на дрожащих лапах, с висящим хвостом и невероятным головокружением. А уже через два часа почувствовал Баськину руку у себя в промежности и, еще не открывая слипающихся глаз, услышал ее голос:

— Ой, нагулялся, видать, парень! Ой, нагулялся!.. Ну-ка, просыпайся, кавалер чертов! Мне тут пылесосить нужно. И потом, сейчас мастера из «Телекома» приедут — какую-то новую телефонную систему нужно проверять по всему дому будут шастать. Вставай, Кыся, вставай!….От этих мастеров «Телекома» полицией пахло, по-моему, километра за три! Хотя они все делали очень квалифицированно и ни у кого из наших домашних подозрений не вызвали…

А я, за всем этим, чувствовал лапу Рэкса и руку Клауса, и был одновременно и обрадован, и огорчен. Сейчас я попытаюсь объяснить мое странное состояние.

Появление полиции в нашем доме уже само по себе создавало некую иллюзию безопасности и успокоения. И это меня радовало. Хотя, вслушиваясь в их якобы «веселую» и якобы «болтовню» с Баськой, с фрау Розенмайер, с герром Лемке, я понимал, что они невероятно скованы своими ролями и попросту обыскать дом и обезвредить бомбу пока ни за что не могут. А вот упустить момент взрыва — это запросто! Что меня очень огорчало.

А еще меня огорчало то, что даже если полиция вовремя перехватит все дело в свои руки и арестует Мозера и Хартманна, то начнется долгое следствие, всякие там суды, защитники и прочая хреновина, которую я сотни раз видел во всех телевизионных фильмах.

С моей же, Котовой точки зрения, эти два типа — Хартманн и Мозер, заслуживали совершенно другого: вы жаждете чьей-то смерти?! Так понюхайте сами, чем это пахнет!..

На какое-то время я даже слегка пожалел, что посвятил Рэкса во все подробности. Но тут же отмел эту мысль, как несостоятельную и неблагодарную. В конце концов, если бы не Рэкс со своей профессиональной полицейской выучкой, я мог бы и по сей день не найти эту «Матрешку».

Теперь же я просто обязан взять дело в свои лапы, и не дожидаясь разных полицейских вывертов с обязательным соблюдением ихнего законодательства, сочинить для Мозера и Хартманна что-нибудь свое. Отвечающее моим, Котовым представлениям о законах чести и справедливости!

— Послушай, друг мой Кыся, — спустя три дня сказал мне Фридрих. — Для нашей с тобой поездки в Россию все уже готово. Мы получили подтверждение от русских, и сегодня я уже звонил в банк, чтобы они перевели кому следует деньги за эту поездку — билеты на «Люфтганзу» экстра-классом, превосходный отель в Петербурге с отменным, как они утверждают, пансионом для путешествующих Котов и Собак, переводчики, автомобили с шоферами… Короче, целая программа.

— Пансион-то зачем? — недовольно спросил я. — Только деньги на ветер…

— А вдруг я тебе ужасно надоем и ты захочешь побыть в одиночестве?

— Ну что ты, Фридрих… — фальшиво проговорил я, и подумал, что у меня нет сил сказать ему, что я не вернусь вместе с ним в Германию.

Но увлеченный идеей будущего путешествия, обычно чуткий Фридрих не уловил фальши в моей насквозь лживой фразе.

— А почему бы и нет? Я хорошо представляю ту нагрузку, которая невольно ляжет на твои плечи. Тебе, наверняка, придется мне многое объяснять. То, о чем я могу постесняться спросить переводчика. Или буду заведомо знать, что он мне солжет. И ничего удивительного, если ты вдруг захочешь от меня отдохнуть…

— Ох, Фридрих… Мы рано начали говорить об этом.

Мне хотелось как можно скорее прекратить этот разговор. Ибо меня уже самого тошнило и от собственной фальши, и от того, что в Петербурге я собираюсь его предать.

Если мы туда, конечно, попадем! Если в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое декабря мы с Фридрихом не взлетим на воздух. Лишь бы день рождения Иисуса Христа (это мне все объяснили Баська с фрау Розенмайер) не совпал бы с днем нашей смерти. Моей и Фридриха. Потому что в эту ночь я не собираюсь отходить от него ни на шаг.

На полицию у меня уже никаких надежд не было. После посещения нашего дома теми псевдотехниками «Телекома» я больше никаких активных проявлений их деятельности не видел и не замечал…

Разве что на наших с Фридрихом прогулках по лесу или по окраинам Грюнвальда нам то и дело стали попадаться на пути два молодых паренька на велосипедах. Это в такой-то холод!.. И однажды, когда они остановились около нас, и один давал прикуривать другому, мне показалось, что от них попахивало оружием. А может быть и просто велосипедами. Металл и смазка… Тут перепутать — раз плюнуть!

А еще у нас герр Лемке, с разрешения Фридриха, на пару недель нанял себе помощника — для работы в парнике и оранжерее. Чтобы приготовить нам какой-то сюрприз к Рождеству. Помощник оказался вполне покладистым и солидным дядечкой, на которого Франц Мозер поначалу очень косился, а потом попривык, и даже стал его «одалживать» у герра Лемке — для всякой автомобильной возни в гараже. А тот, безответная душа, даже ни разу не отказал этому гаду…

И от Рэкса не было ни слуху ни духу. Тоже — свинья порядочная! Наболтал, натрепался… С Собаками вечно так — полнейшая безответственность. Как выяснилось, даже у Полицейских Собак, мать их за ногу!

В тот вечер мы с Фридрихом валялись у телевизора с экраном, примерно, с наше кухонное окно в Петербурге. Фридрих на диване, я — в кресле. Это кресло как-то само по себе закрепилось за мной, и в него, как и в ТО КРЕСЛО — в Шуриной квартирке на Гражданке, — уже никто не садился.

Шли последние известия по программе РТЛ, и вдруг от одного сообщения мы оба, уже совсем было задремавшие, встрепенулись как ужаленные!

На полутораметровом экране появился какой-то тип лет пятидесяти и сказал, что криминальная полиция Баварии при содействии специальных служб России вновь возвращается к расследованию «Русской кокаиновой трагедии», произошедшей осенью на автобане номер девять под Мюнхеном. Как удалось выяснить, оказалось, что эта трагедия, считавшаяся делом рук только одном русской наркомафии, своими корнями уходит глубоко в почву Германии…