Сын убийцы миров - Валентин Шатилов

– Что это было? – дрожащим голосом поинтересовался Аркадий Викторович.

– Это у Гаврилы надо спросить, – пробормотал Матвей. – Он у нас все видел, везде побывал.

– Я такого не видал раньше! – замотал головой Гаврила, мелко крестясь.

А Олег уже пошел обратно, к пятну. Осторожно приблизился. Наклонился, заглядывая.

– Что там? – почему-то шепотом спросила я.

– По-моему там все тот же песок, – задумчиво сообщил Олег. Присел на корточки, взял щепоть. – Почти тот же. У него изменилась структура. Теперь он черный! – Он поднес ладонь к глазам, рассматривая, потом поднялся, отряхивая руки. – По-моему наш бедный песочек кто-то успешно съел и переварил. А остатки отрыгнул. Хотя я могу и ошибаться. То, что я сказал – это просто рабочая гипотеза. Одна из возможных.

Я подошла и встала рядом с ним.

Холма уже не было. Поверхность вновь стала ровной. Да и температура ее очень быстро снизилась почти до обычного уровня.

– А пустохлябь-то ничему не научилась, – Олег ткнул пальцем в песчаную кромку.

Белая простынь быстро, деловито наползала на черную поверхность, заново покрывая ее своим сахарным слоем.

– Новая порция еды сама приползла в жадный рот, – хмыкнул Олег.

Повернулся. Поискал глазами Аркадия Викторовича. Спросил:

– Как положение сторон света – восстановилось? Вы готовы вновь показывать путь?

Аркадий Викторович после небольшой заминки покрутил головой, определяясь, кивнул, ткнул ладонью в нужном направлении, и наш маленький караван тронулся дальше. Минуя быстро затягивающуюся черную проплешину.

– Если мы возьмем немного правее, – сказал Гаврила, – то выйдем точнехонько на большую потайку.

Небо над белоснежной равниной неуклонно темнело, пора было подумать о ночлеге. Олег согласился свернуть.

– А нас там не попытаются опять в плен взять? – поинтересовалась я, вспоминая одну такую миленькую потайку, где меня уже пытались отходить батогами.

– Не-е, не! Там хорошие люди! – заверил Гаврила.

– Хочется надеяться… – вздохнула я. И попросила Олега. – Ты уж в случае чего не тяни до последнего, не жди когда нас в кандалы заковывать начнут. Сразу же демонстрируй врагам кузькину мать во всей красе! Договорились?

– Договорились, – серьезно кивнул он.

– Вот и чудесно. Потому что потайка эта кажется мне все-таки вовсе не такой уж доброжелательной. А? Гляньте сами! Не изменяет мне зрение?

Увы, зрение мне не изменяло. Мы приближались к потайке, где среди чахлых зеленых кустиков, обозначающих границу жизни, стоял ни кто иной, как любитель батогов лыцар Борис Лексеич.

Утешало одно: для него наша новая встреча явилась столь же неприятным сюрпризом, как и для нас.

– Здорово, лыцар! – вежливо поприветствовала я его, появляясь из скафандра.

Он очень сильно вздрогнул. Так вздрогнул, будто покойника увидел. Или покойницу. И сбивчивые слова его свидетельствовали о том же ошеломленном состоянии:

– Княгиня? Князь? Как вы здесь?… Вы же в Киршаге быть должны! По указу царова величия!

– А мы там уже побывали! – весело ответила я за всех. Откровенный испуг Бориса Лексеича меня очень порадовал.

– Когда это вы успели? Ведь только недавно отправились!…

– А вот мы такие – все успеваем. Мы еще и не очень спешили! Чуть не целую неделю отдыхали в Киршаге!

– Неделю? – не поверил Борич Лексеич.

– Почти. Теперь идем дальше. Но опять-таки по государственным делам! А вот вы, лыцар, что делаете в столь дальних краях?

– Приглашен в гости. К Серафиму Смоляному, – хмуро ответил Борис Лексеич. – Здесь задержался на ночевку.

Видно было, что разговор ему в тягость, но не отвечать господам, отмеченным высоким доверием самого царова величия, он не смеет. Потому что подобное пренебрежение может быть расценено и как проявление неуважения к августейшей особе!

– Значит, соседями на сегодня будем! – жизнерадостно констатировала я.

А Гаврила между тем уже обнимался с хозяином потайки – мужчиной средних лет и средней же комплекции.

– Лыцар Клементий Оболев, – представил он его.

– Счастлив приветствовать! Много наслышан! И про вас, князь, и про вас, княгиня! Лыцар Борис немало сказывал занятного! И даже таинственного! Может, сподоблюсь и от вас также что услыхать… Но сначала, само собой, приглашаю гостей дорогих угоститься чем Бог послал! Гостей у нас сегодня много, но мы только радуемся. А то нынче что-то все меньше и меньше ходить в гости стали. Сидят все по своим потайкам, как сычи. Один лыцар Ларионов радовал нас с Феоктистой. Верите ли, князь, если б не он – мы до сих пор в царовом стане теснились бы. Оно, под Скарбницей-то потайка, конечно – всем потайкам потайка! Широкая, привольная. Но уж больно там многолюдно! Мы с Феоктистой славно так жили у себя под Дулебом – вы не представляете… Лесок был хороший, угодья, не говоря про грибы-ягоды. И не очень далече от дороги на Вышеград наши терема стояли… Только вот, не сбылось… Не получилось жизнь дожить в покое и благости…

– Ладно плакаться-то, Клементий… – прервала его полногрудая рослая женщина, ласково улыбаясь. – И сейчас неплохо мы устроены, – когда она говорила, широкий сарафан с открытыми по локоть рукавами, мягко покачивался на ней, усиливая общее впечатление дебелости и солидности. – Спасибо тебе, Гаврила! Подсказал тогда нам, что недалече от Киршага, почти что рядышком со страшенной горой Вулкан, такое хорошее местечко есть. Отыскал его, можно сказать, для нас! А и правда – чем плохо? Грех жаловаться – сами видите! – Она широко повела дородной рукой демонстрируя прелести овражка, который, собственно, и был оболевской потайкой.

Все в этом овражке было ничего: и зеленая травка-муравка, и кусты чего-то похожего на виноград и саманная хатка на склоне – для лыцаровой четы, и обмазанный глиной просторный сарай – для троих лиц мужского пола и двоих – женского.

– У нас даже антка есть своя! – похвастался Клементий. – Бабка Аглая! Меня еще выкормила! В сенях у нас живет. Плохая совсем – встает уже мало, но помирать не собирается! А вот она!

Из скрипучих дверей хатки выглянула старушечья голова, покрытая узорным платом до бровей. Карга-каргой, а заговорила хоть и шепеляво, но приветливо:

– Это Климентик-то мне, бабе-хрычевке, помирать не дает, заботится. А я свое дело знаю: молюсь денно и нощно за милость Божию, чтоб явил он нам ее, простил за грехи наши… Как почую, что вымолила Божие благословение страдалице-землице нашей, так и помирать можно!

– Да ты всех переживешь, Аглая! – хохотнул Клементий. – Еще на мой погребальный костер взойти успеешь!

– Ой, тьфу на тебя, Клементик, тьфу, чтоб ты здоровенький был да не скорбный телом! – всполошилась бабка. – И слов таких не говори, и думок таких не думай!…