Рождество по-новорусски - Александр Золотько

– Он так сказал? – спросила Нина.

– Да.

– И он не обидится, если я…

– Вы взрослая самостоятельная женщина. Умная и красивая. И свободная.

– Это он сказал?

– Это я сказал. А он сказал, что однажды придет к вам и попросит вашей помощи. И очень надеется, что вы останетесь его другом.

– Хорошо, – сказала Нина.

Гринчук улыбнулся во сне. Он знал, что этот его сон – правдивый. Знал, что именно так все произошло на самом деле. И знал, что теперь и Нине, и ему отныне станет легче. Намного легче.

Потом Гринчуку приснился Гиря. Гиря был трезв, но, тем не менее, весел.

– Знаешь, – сказал Гиря, – спасибо тебе, конечно, что помог решить все мои непонятки, но будь ты неладен, Зеленый. Чтобы я еще хоть раз в жизни стал помогать менту…

Гиря помотал головой.

– Саня, конечно, меня бы не отпустил просто так, но, блин…

– Уеду я теперь отсюда, на хер, – сказал Гиря. – Завязать решил. Очень жить хочется. Как хочется жить…

А еще Гринчук улыбнулся, когда приснился ему другой сон, о том, как в кабинет к Владимиру Родионычу вошла Инга и, не говоря ни слова, поставила на письменный стол перед ним спортивную кожаную сумку. Точную копию той, которую Владимир Родионыч раздраженно швырнул утром в угол кабинета.

– Что это? – спросил Владимир Родионыч.

– Это вам просил передать подполковник Гринчук, – позволила себе улыбку Инга.

– Когда? – спросил Владимир Родионыч, заглядывая в сумку.

– Два дня назад. Но просил, чтобы я отдала непременно сегодня.

Владимир Родионыч что-то сказал, но Гринчук не разобрал, что именно. Его разбудили.

– А в глаз? – спросил Грнинчук.

– Уже вечер, – сказал Браток. – И к вам пришли.

Гринчук открыл глаза.

– Здравствуйте, гер оберст, – сказал Гринчук. – Такой сон мне перебили…

– О чем?

Полковник сел на стул возле кровати Гринчука.

– Представляете, Владимир Родионыч открывает сумку, заглядывает и начинает говорить. В слух. Представляете?

– Зачем же? – приподнял бровь Полковник. – Я это помню. Прошло всего несколько часов. И остальные члены совета помнят, как Владимир Родионыч высказывал свое отношение к вашей очередной выходке.

– На совете? – с мечтательным выражением переспросил Гринчук. – Инга не только стерва, но и большая умница.

– Еще какая, – согласился Полковник, – она вам тут передала баночку варенья. В нем много витаминов, как она утверждала, а вам они очень пригодятся. Что-то она там еще про жизненные соки говорила, но я не разобрал.

– Ничего, я понял, – сказал Гринчук.

– И еще Граф звонил, – сказал Полковник. – Совет решил, что это хорошая идея.

– Очень рад.

– Собираетесь и дальше устраивать аудиенцию в постели? – спросил Полковник.

– А вы и дальше собираетесь здесь сидеть? – спросил Гринчук.

– Представьте себе.

– Вам не говорили, что вы очень назойливый и грубоватый человек? – осведомился Гринчук.

– Только что, – невозмутимо сказал Полковник. – А вам давно говорили, что вас боятся люди?

– Это кто?

– Говорили?

– Боятся.

– Например, некто Гиря. Приходил сегодня ко мне, очень вежливо разговаривал. Так волновался, что даже материться перестал. А сказал, что очень вас уважает, всячески вам благодарен за вашу доброту, но сделает все, чтобы больше с вами не пересекаться. Он завтра-послезавтра уезжает из города. Навсегда.

– А чего это он к вам приезжал так запросто?

– А потому, что нету в живых Виктора Евгеньевича, а место до сих пор вакантно. И мне приходится…

– Тяжела она полковничья папаха, – с сочувствием продекламировал Гринчук.

Взглянул на часы, стукнул себя по лбу и сел на кровати.

– Что случилось? – спросил Полковник.

– Забыл. Блин горелый, забыл. Мне ж нужно было сегодня Гусака дернуть. Обидно…

– Да ладно, – заглянул в дверь комнаты Браток.

– Что значит – ладно? – возмутился Гринчук. – Я ведь сказал этому засранцу…

– К нему Миша сегодня ездил, – сказал Браток. – Я сам хотел, но нужно было тут дежурить. А Миша съездил…

– И что?

– Ему попытались дать взятку, – засмеялся Браток.

– Нет, ну это просто праздник како-то, – счастливым голосом сказал Гринчук и встал с кровати. – Я надеюсь, что Миша…

– У них там произошел разговор за закрытыми дверями. Миша вышел с рапортом Гусака. По состоянию здоровья.

– Кушать хочу, – сказал Гринчук, надев джинсы и джемпер. – Что там у нас есть?

– Только яйца и сосиски, – доложил Браток. – Яиц много. Могу сделать яичницу. Все равно ничего другого не умею.

– Давай яичницу, – согласился Гринчук. – На четыре… нет, пять яиц.

– На вашу долю жарить? – спросил Браток у Полковника.

– Простите? – не понял тот.

– Вы будете яичницу есть? – с невозмутимым видом спросил Браток.

Гринчук резко отвернулся к окну, будто увидел что-то очень интересное.

– На два яйца, – сказал Полковник.

– Только у Юрия Ивановича хлеба нету, – уже из кухни сообщил Браток.

Плечи Гринчук вздрагивали от смеха.

– Смеетесь? – спросил Полковник. – Как вы посмеетесь, когда узнаете, что Владимир Родионыч уже минут пятнадцать стоит этажом ниже и ждет, пока я его позову сюда.

– Ваня! – крикнул Гринчук. – Еще пару яиц жарь. Сейчас снова гость придет.

– У нас так стульев не хватит, – сказал Браток. – И сковороды. Придется два раза жарить.

– Вы как полагаете, – обернулся Гринчук к Полковнику. – Владимир Родионыч любит горячую яичницу или остывшую?

Полковник молча достал из кармана телефон:

– Владимир Родионыч? Можете подниматься. Они уже проснулись, и к ним можно заходить.

– А чего это такой скромный? – спросил Гринчук.

– А он как-то не привык, чтобы всякие прапорщики не впускали его в квартиры всяких подполковников.

– А что – не пускали?

– Владимир Родионыч даже пробовать не стал, человек себя уважает.

В дверь позвонили.

– Вань, открой! – крикнул Гринчук.

Браток что-то недовольно пробормотал и прошел ко входной двери.

– Здрасьте, – сказал Браток. – Яичница скоро будет готова.

Владимир Родионыч ошарашено посмотрел вслед Братку и вошел в комнату.

– Добрый вечер, – сказал Владимир Родионыч нейтральным тоном.

– И вас также, – ответил Гринчук. – У вас хлеба с собой нету?

– Простите, чего?

– Хлеба. А то яичница скоро поспеет, если прапорщик Бортнев не врет…

– Не врет, – крикнул Браток с кухни.

Что-то оглушительно заскворчало. Браток перекалил сковороду.

– Извините, – развел руками Владимир Родионыч. – У меня только портфель с бумагами. Про хлеб я как-то не подумал. Я могу куда-нибудь присесть?

Гринчук забрал со стула вещи и подвинул его гостю:

– Прошу.

Владимир Родионыч подошел к стулу, не спеша, оглядывая комнату. Скептически так оглядывая, даже с иронией. Присел на стул.

– Вам я сейчас табурет принесу, – сказал Гринчук Полковнику.

– Не нужно, – сказал Полковник. – У вас коньяк есть?

– Вань, – крикнул Гринчук, – ты коньяк покупал?

– Так его на днях допили, – Браток появился в дверях. – Вон, Полковник, кажется, и допил.

Браток вышел.

– Дисциплинка тут у вас, – пробормотал Полковник.

– Да вы присаживайтесь!

– Нет уж, спасибо. Я лучше пока в магазин схожу.

– За хлебом? – потрясенно спросил Гринчук.

– Хрен вам, а не за хлебом, – возмутился Полковник. – Полковники за хлебом не ходят. Пусть за хлебом вон прапорщики бегают. Слышал, прапорщик?

– А я не могу, – ответил с кухни Браток. – Я у плиты. И мне Миша твердо приказал от Юрия Ивановича ни на шаг.

Гринчук внимательно посмотрел на Полковника. Потом на Владимира Родионыча.

Владимир Родионыч сидел на стуле, рассматривая обои на стенах.

– Сходи, Ваня, – сказал Гринчук.

– Еще что-то купить? – спросил Браток.

– Сам посмотри.

– Хорошо, – кивнул Браток. – Только напоминаю, что Миша через два часа будет ждать нас у мамы Иры. Там Доктор выставляет угощение с первых гонораров. Не поверите…

Браток обернулся к Полковнику, который как раз шел к двери.

– Не поверите, ему сегодня с утра уже звонили психованные бабы и просили принять. Им подруги рассказали, как он их лихо вылечил. Прикиньте – пятьдесят баксов за прием.

Владимир Родионыч вздохнул.

– Ваня, ты за хлебом шел, – напомнил Гринчук.

– Уже иду, – Браток набросил куртку. – Теперь Доктору придется кабинет открывать, иначе бабы его и дома найдут…

Дверь закрылась.

Полковник нажал кнопку лифта.

– Не было у Доктора печали, – засмеялся Браток. – Теперь вот…

– Гринчуку очень плохо? – спросил Полковник.

– А вы у него спросите, – сразу став серьезным, сказал Браток.

– Я у вас спрашиваю.

– А как бы вам было, если бы вы пацана семнадцатилетнего убили? Даже если он подонок последний. Как бы вы себя чувствовали? Я и то… Когда мне Гринчук сказал о том, что это Ленька, сученок… Я и из клиники той уехал. От греха подальше. А Гринчук…