Рождество по-новорусски - Александр Золотько

– Права была его классная руководительница. Они беззащитны. Только не перед будущей жизнью. Они беззащитны перед самими собой. И потому жестоки.

– Я сам хотел его убить, – сказал Гринчук. – Своими руками. Но я… Я не имею права убивать. Не могу себе этого позволить. Я могу только разрешить им довести все до конца. Все – до конца.

– Четыре миллиона, – сказал Гринчук. – Это так много, что вы поверили. Вы поверили, будто все – ради них.

– Мне не нужны деньги, – сказал Гринчук. – Я плаваю в дерьме, и если я это дерьмо впущу в себя, то… То, что от меня останется? Я утону. А я не хочу тонуть. Я хотел, чтобы мне поверил Шмель и поверил Липский. А это значило, что в это должны поверить и вы. И Нина. И… Все.

– Вы думаете, что мне это было легко? – спросил Гринчук.

Никто не ответил.

– Пойду я, – сказал Гринчук. – А то там Михаил может начать нервничать.

Гринчук прошел через холл к выходу.

– Пойду я, – повторил Гринчук. – Очень хочется спать.

Гринчук вышел.

Владимир Родионыч вдруг понял, что, не отрываясь, смотрит на мигающие елочные огни. Смотрит не отрываясь. До рези в глазах. И что от напряжения на глазах выступили слезы. От напряжения, сказал себе Владимир Родионыч.

Гринчук неожиданно вернулся.

– Он его из пистолета убил? – спросил Грнинчук.

– Да, – ответил Полковник.

– Одной пулей? – спросил Гринчук.

– Нет, – ответил Полковник. – Он всадил в него всю обойму. В ногу, в грудь. Несколько пуль в лицо.

– Хорошо, – сказал Гринчук и вышел.

Владимир Родионыч кивнул. Замер и оглянулся на Полковкника. Но тот как раз отвернулся.

– Я, пожалуй, тоже поеду, – сказал Владимир Родионыч.

– Только сумку с деньгами возьмите, – попросил Полковник. – А я тут останусь, встречу милицию. Соседи, наверное, вызвали.

Владимир Родионыч вышел из дома, сел в машину. Сумку положил возле себя на заднее сидение.

Впереди мигнули огни «джипа» Гринчука.

Странно, подумал Владимир Родионыч. Странно. Он чувствовал себя очень странно. Понимал, что должен испытывать ужас или злость, а на самом деле испытывал только облегчение. Облегчение и слабость. И нечто, похожее… Владимир Родионыч слишком долго жил на свете, и слишком долго плавал в этом самом дерьме. В том самом дерьме, которое Гринчук не хотел впускать в себя.

А что, хрен старый, подумал Владимир Родионыч, тебе удалось не хлебнуть дерьма? Удалось?

Владимир Родионыч слишком долго прожил на свете, и уже думал, что разучился испытывать это чувство. Это почти неприличное чувство счастья.

Странно, подумал Владимир Родионыч.

И его размышления прервал звонок мобильного телефона.

– Слушаю, – сказал Владимир Родионыч.

– Это Гринчук.

– Да, Юрий Иванович.

– Эти деньги, что возле вас…

Владимир Родионыч открыл сумку и посмотрел на деньги:

– Да?

– Вы их лучше сожгите, – сказал Гринчук.

– Не понял.

– Сожгите эту бумагу, чтобы какой-нибудь ошибки не вышло. Это не те деньги. Это для меня напечатали на принтере знакомые умельцы.

– Как это?

Владимир Родионыч торопливо разорвал упаковку, достал купюру.

Бумага. Фантик.

– Понимаете, когда Михаил обыскал дом и нашел деньги, я решил, что лучше не рисковать. Все-таки большая сумма. Михаил положил в тайник фальшивые деньги и пистолет. Все равно Шмель не успел бы рассмотреть деньги как следует. Вы очень своевременно приехали.

– А… а где деньги? – спросил Владимир Родионыч.

– До завтра, – сказал Гринчук. – я поехал спать.

И связь оборвалась.

А когда Владимир Родионыч попытался дозвониться снова, женский голос сообщил ему, что абонент находится вне пределов досягаемости.

– Сукин сын, – с чувством сказал Владимир Родионыч. – До завтра, видите ли. Сукин сын. Спать он поехал.

А Гринчук не соврал. Он действительно отправился к себе, чтобы, наконец, выспаться. Сил больше не осталось.

Говорили как-то, что один пловец чуть не утонул после финиша – весь выложился.

Гринчук не упал. Он смог самостоятельно выйти из машины, подняться в квартиру. Хватило у Гринчука сил открыть дверь. Даже раздеться Гринчук смог самостоятельно.

А потом все выключилось. Он уснул. И спал долго. Весь остаток ночи. И утро. И день. Его телефоны не отвечали, а когда кто-то из людей попытался лично передать Гринчуку приглашение на встречу с Владимиром Родионычем, то добрался он только до лестничной клетки.

На площадке перед лифтом стоял журнальный столик. Возле столика стояло кресло. А в кресле сидел Браток. Прапорщик Бортнев, в парадной милицейской форме. Прапорщик, увидев охранника, отложил в сторону журнал и печально посмотрел на посетителя.

– Мне Гринчука, – сказал охранник и попытался просто пройти в квартиру мимо Братка.

– Стоять, – сказал Браток.

Охранник оглянулся, потом потянулся к кнопке звонка.

– Нажмешь – без руки останешься, – очень увесисто сказал Браток. – И без ноги.

Охранник попытался улыбнуться, но отчего-то улыбка не получилась. Он уже был наслышан о подвигах оперативно-контрольного отдела.

– Его САМ вызывает, – сказал охранник.

– Когда проснется – я передам, – пообещал Браток. – А ты часом не знаешь реку в Африке на букву Лы? Из семи букв.

– Не…

– Ну, так и пошел. Лимпопо он не знает, двоечник.

Всего этого Гринчук не видел. Он спал. И ему снились сны. И сны были приятные. Гринчук даже улыбался во сне.

Ему приснилось, что ровно в полдень в кабинет к Нине постучали, и на пороге возник безукоризненный Граф.

– Здравствуйте, Нина, – как всегда вежливо произнес Граф. – Я к вам.

– Присаживайтесь, – ответила Нина.

– Я по поводу клуба, – сказал Граф и сел на стул возле письменного стола.

– Не продается, – ответила Нина.

– И слава богу, – счастливо засмеялся Граф. – Я хочу у вас арендовать клуб.

– Что? – переспросила Нина.

– Клуб. У вас. Арендовать.

Граф положил на стол кожаную папочку, извлек из нее несколько листочков распечатанного на лазерном принтере текста и протянул Нине.

– Вот, даже подготовил договорчик.

Нина недоверчиво посмотрела на Графа. Потом взяла бумаги и стала читать. Граф молча ждал, благожелательно рассматривая Нину.

– На пять лет, – сказал Граф, когда Нина закончила чтение. – Сумма аренды там проставлена. Вы, как менеджер, нас полностью устраиваете. Деньги на ремонт выделяем мы, но я бы попросил вас лично проконтролировать процесс ремонта и оформления. Что с вашей толчки зрения понадобится для клуба – напишите, мы закупим.

Нина потрясенно смотрела на Графа.

– Он нашел деньги? – спросила Нина.

– Кто?

– Не прикидывайтесь. Гринчук, конечно. Он нашел свои проклятые четыре миллиона?

– Да, он нашел свои четыре миллиона.

– Тогда передайте ему, что мне его деньги не нужны, – выпалила Нина.

– Он нашел четыре миллиона, – спокойно повторил Граф, – но я к вам пришел не от него. Вы бывали в моем Клубе?

– Там? – махнула куда-то в сторону Нина.

– Скорее, там, – указал в другую сторону Граф. – Мне пришла в голову мысль, что мое заведение слишком консервативно, чтобы нравиться детям моих клиентов. Вы меня понимаете? А ваш клуб мне полностью подходит. Особенно тем, что вы являетесь его владельцем.

Не врите, – сказала Нина. – Гринчук, небось, за дверью сидит.

– За дверью сидит нотариус, который должен заверить наш договор. А Гринчук, насколько я знаю, сейчас дома.

– Вы вправду не от него?

– Вправду, – коротко кивнул Граф.

Он был где-то очень старомоден, поэтому свою правую руку держал за спиной, так, чтобы Нина не могла увидеть скрещенные пальцы. У каждого были свои причуды, а Граф не мог просто так врать симпатичной женщине. Даже если врал только наполовину. Идея действительно принадлежала Гринчуку. Но Граф ее внимательно обдумал и нашел весьма перспективной. И полезной. С точки зрения воспитания подрастающего поколения.

Но Нине, как здраво рассудил Граф, это знать было ни обязательно.

– Если к вам придет кто-то из этих… – Граф брезгливо встряхнул рукой, – смело отправляйте их ко мне. Но я думаю, что не придут.

– Ладно, – сказала Нина. – Хорошо.

– Я могу позвать нотариуса?

– Позовите, – радостно кивнула Нина.

Граф встал.

– А вы скоро увидите… – нерешительно начала Нина.

– Кого?

– Юрия Ивановича.

– Не знаю. Возможно, что и скоро.

– Вы не могли бы ему передать… – Нина передвинула договор на край стола и аккуратно выровняла листки бумаги. – Я ему наговорила здесь…

– Ничего, – улыбнулся Граф. – Он все понимает. Он мне сказал следующее. Однажды Нине показалось, что она меня предала. Потом ей показалось, что ее предал я. И еще ей казалось одно время, что она меня любит. Она снова ошиблась. Она просто держится за меня, чтобы не потеряться. Она не потеряется. Она сильная. Сильнее, чем сама думает. И она уже готова обойтись без костыля по кличке Зеленый.