Министр Щелоков - Максим Брежнев

Приведу еще одно мнение ветерана службы БХСС Е. А. Сергеева: «Комитет рассматривал милицию не как соратника в общем деле, а как старый, наполовину прогнивший механизм, способный бороться лишь с уличной преступностью. Комитет, считая себя высшим органом в правоохранительной системе страны, придерживался в отношении милиции принципов: не спускать с нее глаз, не слишком доверять ей, ограничивать поле ее деятельности, отводить ей вспомогательную роль»[119].

При этом некоторые уголовные дела, которые вели ОБХСС или Уголовный розыск, имевшие выход «наверх», Комитет мог запросто отобрать и присвоить их раскрытие себе. Таких случаев происходило немало. Естественно, Щелокову это не нравилось. Но с КГБ спорить бесполезно.

Причем, Андропов видел в днепропетровско-молдавской группе Брежнева, к которой он не принадлежал, возможную опасность для своей политической карьеры, а со временем — и для страны в целом.

Глава КГБ пытался взять МВД под контроль органов госбезопасности, к концу 70-х годов поставив вопрос о том, что МВД «надо помогать». Понятно, что Щелоков такой «помощи» (контроля) не желал.

Еще при назначении на пост министра он сразу обговорил с Брежневым условие: Комитет госбезопасности не должен вмешиваться в работу МВД. Когда восстановили союзное министерство внутренних дел, в решении Политбюро не было указано, что КГБ берет на себя «контрразведывательное обслуживание» органов внутренних дел. «Особисты» получили право проводить эту работу только во внутренних войсках МВД. Андропов добивался аналогии, подобно тому, как Комитет обслуживает Вооруженные силы.

При Андропове чекисты присутствовали в каждом министерстве, ведомстве, научном и учебном заведении. Специальная служба, укомплектованная сотрудниками КГБ, появилась в МИДе, Госплане.

Естественно, Щелоков считал, что МВД само в состоянии обеспечить порядок в своем ведомстве. Он обсудил вопрос о восстановлении службы КГБ во всей системе МВД с членами коллегии. Все выступили против «обслуживания».

И действительно, присутствие сотрудников вышестоящей службы могло вызвать только раздражение. Это элемент недоверия. К тому же в отличие от армии, ВПК, где проводятся разработки секретного вооружения и присутствуют особые государственные тайны, в МВД этого нет. В МВД вполне достаточен внутренний контроль. При Щелокове был усилен контроль за чистотой кадрового состава, выявлением нарушений законности, служебных злоупотреблений.

В дальнейшем Щелоков, без оглядки на Лубянку, уверенно претворял свои инициативы в жизнь. Так, охрану здания ЦК КПСС несли сотрудники КГБ. Щелоков разыскал декрет В. И. Ленина, согласно которому правительство должны охранять народная милиция и ГПУ.

Как следствие, рядом с комитетчиками встали и наряды внутренних войск МВД.

Дальше по тексту будет видно, что возникали противоречия, в которых каждый отстаивал свою правоту.

Когда Андропов стал кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС, а затем и членом Политбюро, то Щелоков тоже должен был им стать. Вопрос был практически решен, Брежнев не возражал. Но Андропова избрали, а Щелокова — нет. Как видим, Брежнев не был всесилен, решения принимались коллегиально. А не все в Политбюро хотели видеть в своем составе друга Брежнева.

В состав Политбюро вместе с главой КГБ вошли министр иностранных дел Громыко, министр обороны Гречко. Неизвестно, была ли у Щелокова ревность, но министр внутренних дел был всего лишь одним из сотен членов ЦК. Щелоков считал неправильным такое положение. Думается, в этом он был прав. Другое дело, что дружеские отношения с Брежневым компенсировали ему это принижение.

Хотел он того или нет, но своей самостоятельностью, возможностями «выхода» на «самый верх» Щелоков осложнял личные отношения с Андроповым.

Сталкивались две силы. До сих пор многие считают, что было бы лучше, если бы Щелоков «знал свое место».

Правда, в этом случае говорить о глубоком преобразовании, обновлении МВД, его превращении во влиятельное и эффективное ведомство не пришлось бы. Как реформатору, Щелокову нужна была самостоятельность.

ТЮРЬМА ПРИ ЩЕЛОКОВЕ И «ЗАПИСКИ «СЕРОГО ВОЛКА»

Первое знакомство с учреждениями пенитенциарной системы, ГУЛАГом на Н. А. Щелокова произвело ужасающее впечатление. Со времен сталинских репрессий в этом обширном хозяйстве, подчиненном МВД, практически ничего не менялось. В стране не было ни одной новой тюрьмы, большинство построено до революции. Сырые, темные камеры или бараки, нары, вонючие «параши» — жесточайшие условия. Люди не получали необходимого питания, одежды, обуви, лекарств.

Сразу отметим, Щелоков неоднократно высказывал мысль о необходимости передачи исправительно-трудовых учреждений (ИТУ) в ведение Министерства юстиции, как это было в царской России (начиная с 1898 года). Но после Октябрьской революции, с незначительным перерывом, этот нелегкий участок деятельности со всей громадной нравственно-правовой, материально-производственной ответственностью перед государством, обществом и личностью человека лежал на органах внутренних дел.

Министр Щелоков был сторонником коренного реформирования исправительно-трудовой системы. Здесь он также начал с улучшения условий содержания заключенных.

Во время поездки в Мордовию министр посетил центральное КПЗ Саранска. Его сопровождал туда Василий Игнатов: «Мы вошли в свободную камеру предварительного заключения. Окинув взглядом помещение, Н. А. Щелоков с искренним сожалением заметил: «И здесь сидят люди?». Я ответил: «К сожалению, да». Министр спросил: «А что за прибор стоит в углу камеры?». Я ответил: «Товарищ министр, это «параша». «А что такое параша?» — спросил он. «Ну, это бачок, куда отправляют естественные надобности содержащиеся в камере», — ответил я. С явным возмущением министр сказал: «Как это можно?! Друг перед другом, там, где они спят и принимают пищу, открыто отправлять естественные надобности. Это ведь люди, а не скоты…»[120]

Так был сделан приговор многолетнему обычаю содержанию заключенных. Буквально через месяц пришел категорический приказ министра об оборудовании отхожих мест в КПЗ. Вместо «параш» начали проводить канализацию и устанавливать унитазы.

Щелоков активно выступал за гуманизацию уголовно-исполнительной системы. В отличие от тех, кто требовал ужесточения мер. Чтобы лучше понять отношение министра к уголовной и исправительно-трудовой политике, приведу такой эпизод. В начале 70-х годов на коллегии МВД СССР рассматривались вопросы по совершенствованию работы ИТУ. Руководители Главка выступили с обширным докладом. Перед началом заседания министр познакомился с многочисленными диаграммами и схемами на стенах, призывающими к увеличению количества исправительных учреждений, штатной численности обслуживающего персонала и ужесточению режима. Отмечали наличие в колониях родильных домов и детских садов. После доклада все ждали ответ Щелокова. И вдруг прозвучал его вопрос: «Чем отличается наш ГУЛАГ от немецких концлагерей?». Наступила всеобщая растерянность. Пауза.