Колдун - Кай Вэрди

Мишка принялся разгонять все, казавшееся ему лишним и неправильным, выгоняя это в жилы. Увлекшись, он не заметил, как провалился в темноту.

Распахнув глаза, мальчишка не сразу понял, где он находится. Было светло и тихо. Он лежал на кровати, а над ним белел потолок. Болело абсолютно все, каждая мышца, каждая клетка. Раненая нога дергала и пульсировала, одновременно с тем горя огнем. Сил не было совершенно. С трудом скосив глаза чуть в сторону, он увидел ряды металлических коек с лежащими на них людьми.

Практически сразу Мишка понял, что вокруг совсем не тихо. Кто-то стонал, откуда-то доносился тихий говор и смех, кто-то покашливал, кто-то храпел… Мишка колоссальным усилием повернул тяжеленную, чугунную голову в другую сторону. Неподалеку от него белела задернутая матерчатая ширма.

«Госпиталь, — понял мальчишка. — Значит, все же тот урод позвал врача… А Бирюк? Бирюк жив?» Но сил выяснять что-либо не было, и подросток провалился в сон.

Разбудила его сестричка, ставившая укол. Открыв глаза, он попросил воды. Напился и снова уснул. Мишка спал и спал, ненадолго просыпаясь, когда приходил доктор, когда сестричка укол делала, когда ногу перевязывали, да когда по нужде припекало. Пить просил, когда просыпался, и пил, что давали, но что — он не помнил и не различал. Просто проглатывал жидкость и снова проваливался в сон.

В таком состоянии сонного забытья он пробыл дня три, но, наконец отоспавшись, Мишка попытался понять, что произошло. Он задавал вопросы, а вот ответов, как оказалось, не было.

На все вопросы мальчишки, жив ли Захаров, врачи и медсестры отвечали обтекаемо, явно не зная, что ему говорить. Спрашивал, есть ли бойцы из его дивизии, отвечали, что есть. Наконец, терпение у Мишки закончилось, и он попробовал воспользоваться своими силами. Представив Бирюка, он пытался понять, жив тот или нет. Спустя бесконечное количество попыток у парня появилось твердое убеждение, что тот жив.

Также ему не давало покоя то видение в лесу, в котором он увидел Тамару. С девочкой у него была особая, прочная связь, и Мишка настолько привык ее чувствовать, что совершенно не замечал этого. Но сейчас он ощущал… пустоту и тревогу. Он чувствовал, что с ней что-то случилось. И это не давало ему покоя. Он пытался ее ощутить, как и Бирюка, но это ему никак не удавалось. Встревоженный мальчишка пытался успокоить себя тем, что девочка далеко, и поэтому он потерял связь с ней, но не выходило. Получалось, что Бирюка он ощущал, как живого человека, а вот Тамару… Тревога только нарастала.

Проснулся он как-то резко, точно его толкнули. За окном было темно, в палате царил полумрак и сонное сопение людей, прерываемое стонами, хрипами, кашлем и храпом. Мишка не сразу понял, что его разбудило. Он лежал, пытаясь осознать, что было не так.

За открытой дверью что-то происходило. Парень повернул голову и прислушался.

— Это временно. Сейчас сердце мы просто чудом запустили, но раны воспалены, и снять воспаление не удается, — донеслось до Мишкиного слуха. — Я бы поставил гангрену в начальной стадии. Увы, неоперабельную.

— А если ему кровь перелить? — тихо спросил другой голос.

— Переливали уже. Колите пенициллин, посмотрим. Если доживет до завтра, попробуем в самые большие раны дренажи поставить. Мучительно, но хоть гной отходить будет, — медленно проговорил первый.

— Катюша, почаще к Егорову заглядывайте. Если что — немедленно зовите, — прогудел второй голос, удаляясь. Больше Мишка ничего разобрать не смог.

Сердце у парня часто-часто забилось. «Неужели полковник?» — билась в голове тревожная мысль. Промучившись в неизвестности пару часов, Мишка тихо сел на кровати. Ухватив костыли, которые еще вчера возненавидел всей душой, он как мог тихо выбрался в коридор.

Оглядевшись в темном помещении, освещавшемся одной-единственной слабенькой настольной лампой под зеленым абажуром, стоявшей на столе у дежурной сестры, парень вызвал в памяти образ полковника. Постояв пару минут, сосредоточенно глядя себе под ноги, мальчишка, бросив тревожный взгляд в направлении, куда удалились голоса, уверенно направился в конец коридора.

Дойдя-доскакав до одной из палат, он вошел в открытую дверь и притворил ее за собой.

Палата была очень маленькой. В ней умещалось всего две койки. Одна из них сейчас пустовала, а на второй лежал мужчина, опутанный бинтами, на которых тут и там проступали пятна. С трудом узнав в бледном, сильно поседевшем и осунувшемся мужчине Егорова, Мишка шагнул к нему, и, прислонив костыли к тумбочке, опустился перед кроватью на колени, стараясь не опираться на раненую ногу. Поняв, что стоять так не сможет, он уселся на пол и накрыл руку Егорова своей рукой.

Не позволяя себе отвлекаться на мысли, образы и эмоции, потоком хлынувшие в его сознание, Мишка сосредоточился на мужчине. Его зрение словно раздвоилось. Сообразив, что он и снаружи видит знакомое уже огненно-оранжевое нечто с густыми черными вкраплениями, почти такое же, как он видел у Бирюка, только гораздо ярче и чернее, и уже охватившее буквально все тело мужчины, мальчишка, потихоньку делясь с Егоровым своей силой, попытался вытолкнуть видимое им нечто из крупных и ярких очагов его скопления. Не выходило. Сейчас он был снаружи, а не внутри.

Поняв, что так ничего не получится, он попытался вытягивать это наружу. Это оказалось сложнее, но то жуткое нечто нехотя, с трудом, но тем не менее выходило из тела командира, и, лишаясь подпитки, медленно бледнело и угасало. Убедившись, что один очаг вычищен, Мишка немедленно переключился на следующий, и еще на один, и еще… До тех пор, пока не наступила темнота.

Очнулся Мишка в своей кровати абсолютно обессиленный. Было полное ощущение, что по нему душевно так покатался танк, и не один. С трудом усевшись на кровати и игнорируя головокружение, он поискал взглядом свои костыли. На привычном месте, у тумбочки, их не было.

Сосед, увидев, что Мишка уселся, проворчал:

— Опять по палатам собрался? Доктор ругался сильно, велел костыли у тебя отобрать, чтоб лежал и не дергался. Без ноги остаться хочешь?

— Заживет нога… — отозвался Мишка. — Дядь, подай костыли, что у соседа. По нужде мне надо. Ща схожу, и вернем на место.

— Хошь, чтоб и у меня костыли забрали? — повернул голову в Мишкину сторону раненый боец. — Нет уж, парень. Сказал доктор лежать, значит лежи. Неча шарохаться. Щас сестричку крикнем, принесет тебе посудину, аль до нужника сопроводит…

— Дядь, да чего человека-то дергать? — поморщился Мишка. — Я и сам могу…

— Сказано тебе: лежи. Вот и лежи! — мрачно ответил владелец костылей и отвернулся от парня.

— Крикнуть чтоль сестричку-то? — участливо поинтересовался сосед.

— Сам справлюсь, — огрызнулся Мишка,