Честный проигрыш - Айрис Мердок

Дальше поиски шли в ускоренном темпе. Один за другим она полностью выдвигала и дотошно осматривала все ящики. Ничего. Нижний ящик выдвинулся не до конца, его, похоже, заклинило. Вытянув его до отказа, Хильда засунула туда руку и вытащила все содержимое. Всего лишь мебельный каталог и марки. А ящик-то коротковат, вдруг поняла она, как и в моем, в нем есть тайник. Действительно, их письменные столы были сделаны в одно время и в одном стиле. Вынув вдруг задрожавшими руками верхний ящик, она на ощупь проверила нижнее потайное отделение. Пальцы нащупали сложенный лист бумаги. Вынув ящичек тайника, она достала этот листок и сразу узнала почерк Морган. Это было письмо, и в письме говорилось:

«Мой ангел, безмерность твоей любви делает меня самой счастливой женщиной в мире. И разве это странно, что вчера с тобой в постели я не смогла сдержать слез? Радость душила меня, и это были слезы радости. Мы должны — правда? — соединиться по-настоящему. Не знаю, как это сделать, но это должно быть скоро…»

Хильда прочла письмо до конца. Сложила листок и вернула его на прежнее место. Ящичек снова поставила в тайник. Закрыла остальные ящики, привела все в порядок, закрыла стол и медленно побрела вниз, в гостиную.

13

— Мне нельзя оставаться дольше.

— Но ведь ты сказал Хильде, что будешь в офисе допоздна. Значит, еще есть время.

— Ты убедила меня поступить так. Я не должен был поддаваться.

— Какой ты трус, Руперт! Ну не пойдет же она разыскивать тебя в офисе! А если бы и пошла? Всегда можно что-то придумать. Вот оставить машину у моей двери — это куда неосторожнее.

— Знаю. Но я приехал на ней от Эрлс-Корт. Я не думал…

— Руперт! Не будь ты таким занудой! Положись на меня.

— Хотел бы. Я уже просто не понимаю, что делаю. Для меня нестерпимо врать Хильде.

— Ну, она тоже не всегда говорит тебе правду.

— Нет, всегда!

— Например, ты не знаешь, что она весьма щедро субсидировала Питера с тех пор, как он слинял из Кембриджа. А ты-то носился с идеей заставить его жить на два фунта в неделю.

— Как? Это правда?

— Ты что, мне не веришь? Спроси у Хильды. Думаю, и еще кое-что в этом роде бывало. В каждом браке так. Что, вам быть исключением?

— Мы были исключением, — возразил Руперт. — О господи: были.

— Только ради всего святого не надо теперь стенать. Тебе захотелось расправить плечи. Никто тебя к этому не вынуждал. Но думаю, что тебе это в самом деле необходимо. Проходит какое-то время, и каждый мркчина испытывает такую потребность.

— Но я не «расправил плечи». Я женат на Хильде. Ты что, забыла?

— Я не забыла. А вот ты, как мне показалось, слегка забыл.

— По-моему, мы оба ведем себя безобразно.

— Спокойнее! Мы вообще никак себя не ведем. А кроме того, все это — твоя идея.

— Нет, совсем не моя, а твоя!

— Неважно, кто сказал «а», теперь мы оба в одной лодке, и все было бы замечательно, если б ты так не дергался. Тел говорил, что мы должны пройти сквозь бурю и выстроить гармоничные отношения. Если бы ты не убеждал и не сверкал глазами, я ни за что не ввязалась бы в это. Ты говорил, что не отступишь, и я думала, что ты и в самом деле храбр. А теперь у тебя не хватает здравого смысла и решимости, и ты все топишь. Пойми наконец, чего ты хочешь, и поступай соответственно. Может, ты хочешь, чтобы я уехала?

— Нет, я не хочу, чтобы ты уехала, — горестно сказал Руперт. — Я не могу отослать тебя. Я с самого начала понимал это. Но и обманывать Хильду я тоже не в силах. Это мне отравляет всю жизнь.

— Признавшись Хильде, ты сразу изменишь все.

— И пусть лучше так и будет.

— Что же, иди рассказывай!

Морган и Руперт сидели друг против друга в гостиной Морган. Каждый застыл на своем стуле, зрачки у обоих расширены, оба напоминают египетских сфинксов. Они уже проглотили немало джина. Склоняющееся к закату солнце золотило белую стену дома напротив и, отражаясь, наполняло комнату мягко окрашенным светом. Поток машин, несущихся по Фулэм-роуд, создавал непрерывный звуковой фон.

— Ох, Руперт, только давай не ссориться, — сказала Морган. — Ведь должен же отыскаться разумный подход к этой нелепой ситуации. Я так ждала тебя сегодня вечером, а теперь эта ссора…

— Мне тоже очень хотелось прийти. — Руперт протянул руку, и она горячо ее пожала. Затем они снова вернулись к позе двух сфинксов.

— Я вовсе не против того, чтоб открыться Хильде, — сказала Морган. — Просто мне кажется, что бессмысленно что-то рассказывать ей сейчас. В данный момент все предельно запутано. Нам будет даже не подобрать нужных слов, и, что бы мы ни сказали, это только собьет Хильду с толку, заставит думать, что во всем этом кроется больше, чем на самом деле. Так что в каком-то смысле правдивее просто молчать. Я имею в виду…

— Боюсь, что все это очень серьезно, — перебил Руперт. — Вот в чем проблема. — Он встал и принялся ходить по комнате.

— Знаю, — кивнула Морган. — Я тоже так чувствую. Да. И все же мы не потеряли головы. Какая тонкая фраза! — Рассмеявшись, она налила себе еще джина.

Руперт весь истерзался. Потеря внутренней связи с Хильдой превращала его в изуродованный обрубок. Ему отвратительно было лгать Хильде, и он все время боялся, что ложь обнаружится. В то же время его все сильнее тянуло к Морган, и даже перебранки с ней стали чем-то необходимым. Бесконечно обсуждая создавшуюся ситуацию, они раздули ее до чего-то таинственно неразрешимого. Поцелуев по мере сил избегали, но он чувствовал ее страсть и понимал, что теперь его страсть тоже была для нее очевидна.

Вначале Руперт был совершенно уверен в необходимости беседовать с Морган, не уговаривая ее уехать, при ее лихорадочном состоянии идея отъезда была устрашающей. За спиной Морган был тяжкий период, она запуталась и нуждается в его помощи. Все это как-то сопрягалось с представлением о долге. Морган решилась поведать ему о своей любви — он должен проявить решимость и привести их обоих к победе благоразумия.

Теперь уверенность растаяла, вместо нее маячила опасность, но когда же был совершен ложный шаг, оставалось неясным. Скрывать (разумеется, временно) правду от Хильды было, казалось, неотъемлемой частью долга по отношению к Морган. Да, он сознавал, что Морган дорога ему. Мало того, все свои действия он хотел строить именно на этом чувстве. Только любовь, настоящая, подлинная, может тут оказаться лекарством, казалось Руперту. Он не оставит Морган в пучине горести и отчаяния. Ей, как и всем, любовь необходима. И он даст ей эту разумную, крепкую, здравомыслящую любовь, которая — искренне верил он — высвободит ее наконец из этой неразберихи, в которой сплелись и он сам, и Таллис, и Джулиус. Она поймет, как ей поступить с Таллисом, и снова, а может быть и впервые в жизни, сделается по-настоящему цельным человеком.

К этому заключению Руперта привела глубокая многолетняя вера в силу добра. Он вовсе не полагал себя средоточием этой силы. Она ощущалась как нечто внешнее, но расположенное здесь, рядом, и безусловно реальное. Руперт не верил в Бога и даже слегка презирал религию, чьи доводы были куда слабее, чем независимая от них твердая нравственность. А вот в нее-то он верил и хотел, руководствуясь ею, одарить Морган своей любовью. Ему случалось уже так любить (правда, речь шла о людях, более от него далеких), и, насколько он мог судить, результатом такой любви всегда оказывалось торжество добра. Верхушка нравственной пирамиды — не вымысел, и он доказывал это, распространяя вокруг себя волны любви: любви к людям, к искусству, к работе, к булыжнику мостовой и листьям деревьев. Это давало счастье. Это было свободой, краеугольным камнем ложившейся в основание его брака. Может быть, странно, но он никогда не рассказывал это Хильде. Считал, что она не поймет. Об этом же, словно о чем-то тайном, он отстраненно и завуалированно написал в своей философской книге. Когда ее отпечатают на машинке, Хильда прочтет. И все-таки не поймет. Но это неважно. Способность, не обделяя жену, любить все на свете лишь углубляла его любовь к ней. Потаенное чувство делало брак богаче.

Все это приводило Руперта к мысли, что он легко найдет выход и в этой истории с Морган. Конечно, его привязанность к ней станет глубже, но в этом не будет опасности, совсем напротив: это спасет. Что же он упустил из виду? Он не осознавал, что необходимость время от времени невинно прибегать ко лжи отравит ему жизнь. Не мог вообразить этого странного обрыва внутренней связи с Хильдой. Понимал, что физическая привлекательность Морган захватит его сильнее и по-иному, чем прежде. Физическая сторона присутствовала во всех привязанностях Руперта, к мужчинам это относилось так же, как и к женщинам, хотя он и не признался бы в этом Акселю. Это было секретом, над которым он тихо посмеивался. Но охватившее его теперь лихорадочное стремление все время быть рядом с Морган застало Руперта врасплох. Застало врасплох и вновь и вновь настигающее желание схватить ее в объятия. Не предвидел он и смущения, споров, туманящего мозг чувства растущей спаянности и грозной мешанины. Не предвидел угрозы, которая вдруг нависнет над его стойкой самооценкой.