Солженицын. Прощание с мифом - Александр Островский

В Москву А. И. Солженицын отправился только на третий день, 16-го, в понедельник (6). В этот приезд он запустил в обращение материалы о его взаимоотношениях с Секретариатом Союза писателей СССР (7), а затем с литературоведом с А. В. Белинковым отправил их за границу (8). Через некоторое время они были опубликованы в Нью-Йорке на страницах «Нового журнала» (9).

Беспокойство А. Т. Твардовского было вызвано тем, что редакция «Нового мира» получила телеграмму, посланную на ее адрес 9 апреля из Франкфурта-на-Майне: «Ставим вас в известность, что Комитет госбезопасности через Виктора Луи переслал на Запад еще один экземпляр „Ракового корпуса“, чтобы этим заблокировать его публикацию в „Новом мире“. Поэтому мы решили это произведение публиковать сразу. Редакция журнала „Грани“» (10).

Как утверждала Н. И. Столярова: «…Никакой он не Луи, а Виталий Левин, сел недоучившимся студентом, подторговывал валютой с иностранными туристами; в лагере был известным стукачем; после лагеря не только не лишен Москвы, но стал корреспондентом довольно „правых“ английских газет, женат на дочери английского богача,[33] свободно ездит за границу, имеет избыток валюты и сказочную дачу в генеральском поселке Бакове, по соседству с Фурцевой» (11).

А вот сведения из «Российской еврейской энциклопедии»: «Луи Виктор Евгеньевич (1928–1992) — журналист. В 1946–47 работал рассыльным в посольстве Бразилии в Москве. В 1947 г. репрессирован. Отбывал наказание около 10 лет, после чего вернулся в Москву. Работал московским корреспондентом английской газеты „Санди экспресс“… первым сообщил на Запад о снятии Н. С. Хрущева с должности первого секретаря ЦК КПСС,.. организовал издание на Западе книги С. И. Аллилуевой „Двадцать писем к другу“ и мемуаров „Хрущев вспоминает“, передал в „Бильд“ снятый скрытой камерой фильм о пребывании А. Д. Сахарова в ссылке в Горьком»[34] (12).

17 и 18 апреля А. И. Солженицын был в «Новом мире», где ему предложили выступить с заявлением, что он ничего не передавал за границу и считает недопустимым публикацию там своих произведений без его разрешения (13). Однако Александр Исаевич на такой шаг не пошел, предложив первоначально выяснить, кто такой Виктор Луи и действительно ли телеграмма пришла из «Граней». После этого он вернулся на дачу встречать Пасху, которая в 1968 г. приходилась на воскресенье 21 апреля (14). А накануне, пишет А. И. Солженицын, 20 апреля в Страстную Субботу, в Борзовку, приехал Борис Можаев: «…прикатил новую беду: словак Павел Личко самовольно продает из Чехословакии „Раковый корпус“ англичанам… Час назад, день назад победительна была скачка моего коня — и вот сломана нога, и мы валимся в бездну… Что же мне делать?» (15).

Так весьма туманно писал Александр Исаевич в «Теленке». А вот как этот же эпизод нашел свое отражение в «Зернышке»: «И — опять погнал Личко в Москву, к Можаеву. И всучивал ему — через границу перевезенный — договор, чтоб я подписал. И Борис — того договора благоразумно в руки не взявши — вынужден был гнать ко мне в Рождество. И в мое ранневесеннее одиночество на Истье свалился с такой новостью: оказывается, Личко договор уже подписал от моего имени!.. Безотказный мой друг возвратился в Москву, встретился с Личко — и велел ему тут же в ресторанной уборной близ Новодевичьего изорвать договор в клочки» (16).

Такова версия А. И. Солженицына. Совершенно иначе эта история отразилась в воспоминания Н. Бетелла: «К тому времени лондонское издательство „Бодли хед“ созрело для того, чтобы предложить мне и Дольбергу взяться за перевод романа и пьесы „Олень и шалашовка“ на английский язык… Издательство подготовило контракт, который я привез в Братиславу, и 22 марта в ресторане „Захова хата“, что в 20 милях от города, Личко подписал его при мне и в присутствии моего друга романиста Алана Уильямса, уверяя нас в том, что он действует с согласия автора и в соответствии с его указаниями. Позднее Личко подписал еще один документ, разрешавший издательству „Бодли хед“ продавать права на издание книги на других иностранных языках. Затем я перевез рукопись „Ракового корпуса“ и контракт через границу и из Вены улетел домой…» (17).

И далее: «В апреле 1968 года Личко поехал в Москву прояснить ситуацию и получить от автора подтверждение контракта от 22 марта. Они не встретились. Солженицын находился в Рязани и не мог приехать в Москву. Однако они обменялись посланиями через их общего друга писателя Бориса Можаева и обсудили дела, в том числе и публикацию в литературном приложении к „Таймс“, о которой Солженицыну уже было известно. В отправленном из Вены письме от 12 мая Личко писал мне: „Я пытался связаться с Александром (Солженицыным — прим. Авт.)… Я сообщил ему в точности, как обстоят дела. Кроме того, я просил его дать письменную доверенность, которая была нужна Максу Райнхардту из издательства „Бодли хед“… Александр не хочет открыто обнаруживать свои связи со мной и „Бодли хед“, однако он полностью одобряет все сделанное мной. Он доволен тем, что его книга вот-вот будет напечатана в Англии…“. Это подстегнуло меня и Дольберга к нашей работе, а издательство „Бодли хед“ начало с определенным успехом продавать права на издание романа в другие страны…» (18).

Как развивались события дальше?

«…Прошло недели три — пишет А. И. Солженицын, — и вдруг приносят мне вырезку из „Монд“: между „Мондадори“ и „Бодли хэдом“ происходит публичный спор о копирайте на „Раковый корпус“» (19). После этого Александр Исаевич взялся за перо, в результате чего появилось его письмо, опубликованное затем в «Литературной газете» (20). «…И вот, — читаем мы в Теленке, — уже (25.4) с напечатанным письмом… я шагаю в редакцию „Литературной газеты“… Кинулись, наперебой читают: „А в „Монд“ уже послали?“ „Вот сейчас иду посылать“… „Еще в ЛитРоссию“» (21). Письмо было послано также в газету «Унита» (22).

В нем говорилось: «Из сообщения газеты „Монд“ от 13 апреля мне стало известно, что на Западе в разных местах происходит печатание отрывков и частей из моей повести „Раковый корпус“, а между издателями Мондадори (Италия) и Бодли Хэд (Англия) уже начат спор о праве „копирайт“ на эту повесть. Заявляю, что никто из зарубежных издателей не получал от меня рукописи этой повести или доверенности печатать ее. Поэтому ничью состоявшуюся или будущую (без моего разрешения) публикацию я не признаю законной, ни за кем не признаю издательских прав: всякое искажение текста (неизбежное при бесконтрольном размножении и распространении рукописи) наносит мне ущерб; всякую самовольную экранизацию и инсценировку решительно порицаю и запрещаю» (23).