Театр. Том 1 - Пьер Корнель

удел Сабины не сравним:

Возлюбленных — найдешь, супруг — незаменим,

Ответь Валерию согласьем на исканья

И связь с альбанцами порви без колебанья.

Ты нашей целиком останешься тогда,

И горем для тебя не будет их беда.

Камилла.

Как за такой совет не брошу я укора?

Сочувствуй горестям, не требуя позора.

Хоть лишь с трудом несу я бремя мук своих,

Мне легче их терпеть, чем стать достойной их.

Юлия.

Как! Называешь ты разумное постыдным?

Камилла.

А ты предательство считаешь безобидным?

Юлия.

Мы ничего врагу не можем быть должны.

Камилла.

От клятвы разрешать себя мы не вольны.

Юлия.

Зачем таиться там, где смысла в этом мало?

Ведь ты Валерия еще вчера видала

И так сердечна с ним, так ласкова была,

Что в сердце у него надежда расцвела.

Камилла.

Я с ним себя вела, как с самым лучшим другом,

Не из любви к нему, не по его заслугам.

Сердечности моей причиной был другой.

Послушай, Юлия, рассказ подробный мой.

Я не хочу прослыть изменницей обетам —

Мне Куриаций друг, жених пред целым светом.

Когда сестру его Горацию вручил

Счастливый Гименей, он тоже полюбил,

И мой отец, к его влеченью благосклонный,

Пообещал отдать ему Камиллу в жены.

Тот день — не помню дня отрадней и мрачней, —

Два дома сочетав, поссорил двух царей,

Зажег пожар войны и факел Гименея,

Надежду пробудил и сам покончил с нею,

Блаженство посулил и отнял в тот же час,

И, наш скрепив союз, врагами сделал нас.

О, как же сердце нам терзали сожаленья!

Какие небесам он посылал хуленья!

И не было конца рыданиям моим:

Ты видела сама, как я прощалась с ним.

С тех самых пор в душе, смятению подвластной,

Надеждою на мир любовь пылала страстно,

А слезы горькие струились из очей

О женихе моем, о родине моей.

И вот дерзнула я под гнетом ожиданья

Оракулов узнать святые предсказанья.

Я расскажу тебе, какой мне дан ответ,

А ты реши, должна терзаться я иль нет?

Тот грек, вещающий на склонах Авентина,{67}

Какие жребии готовит нам судьбина, —

Его ль не одарил предвидением бог? —

Конец моим скорбям в таких стихах предрек:

«Спор Рима с Альбою заутра прекратится:

Врагам даруя мир, пробьет желанный час.

Твой Куриаций вновь с тобой соединится,

И больше разлучить судьба не сможет вас».

Рассеялась моя гнетущая тревога:

Ведь прорицание сулило мне так много,

Что большей радости, без меры, без конца,

Счастливые в любви не ведали сердца.

С Валерием всегда мне тяжки были встречи,

Но тут я слушала взволнованные речи,

Докучные в устах того, кто нам не мил,

Совсем не думая, кто их произносил.

Валерий не ушел, презрением гонимый:

Во всем вокруг меня мне чудился любимый;

Все, что ни скажут мне, — любимый говорит,

Что ни скажу сама — к любимому летит.

Сегодня грозный день последнего сраженья,

Вчера я эту весть узнала без волненья,

Затем что разум мой, как в самый сладкий сон,

Был в мысли о любви и мире погружен.

Но сладостный обман развеян этой ночью:

Мне ужасы во сне предстали, как воочью,

Привиделись резня и груды мертвых тел.

Забыла радость я, и страх мной овладел.

На смену чередой друг другу возникая,

Кровавых призраков бесчисленная стая

Тянулась предо мной в безвестности своей,

И каждый новый лик был прежнего страшней.

Юлия.

Но сны толкуются всегда в обратном смысле.

Камилла.

Покой могу найти я только в этой мысли,

И все же новый день, прогнавший злые сны, —

Не мирный день торжеств, а грозный день войны.

Юлия.

Положит ей конец последнее сраженье.

Камилла.

Болезни тягостней такое исцеленье!

Пусть Альба верх возьмет, пусть одолеет Рим —

Любимому, увы, уже не стать моим.

Супругом никогда не будет для Камиллы

Ни победитель наш, ни пленник римской силы.

Но кто сюда идет, но кто явился к нам?

Ты, Куриаций, ты? Не верю я глазам!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Куриаций.

Куриаций.

Отбрось, Камилла, страх: я тем, чем был, остался

Я Рим не победил, но Риму и не сдался,

Не бойся: рук моих не сделали красней

Ни гордых римлян кровь, ни тяжкий гнет цепей.

Ведь были бы тебе равно невыносимы

И тот, кем сломлен Рим, и жалкий пленник Рима.

Поэтому, страшась малейших перемен,

Что принесли бы мне победу или плен…

Камилла.

Довольно, милый друг! Теперь мне все понятно:

От битвы ты бежал, как от судьбы превратной,

И сердце, до конца предавшееся мне,

Руке твоей не даст служить родной стране.

Другие стали бы тебя хулить наверно,

Твою любовь сочтя безумной и чрезмерной,

Но я, влюбленного не смея осудить,

За этот знак любви сильней должна любить.

Чем неоплатнее твой долг стране родимой,

Чем больше грех пред ней, тем ты верней любимой.

Скажи, ты виделся уже с моим отцом?

Скажи, он разрешил тебе войти в наш дом?

Ведь пуще, чем семью, он славу Рима любит

И, чтоб ее спасти, родную дочь погубит!

Удастся ль нам с тобой навек себя связать?

Как принят ты отцом — как смертный враг иль зять?

Куриаций.

Во мне приветствовал он будущего зятя,

Как родичу открыв отцовские объятья.

Но не изменником предстал я перед ним,

Чтоб осквернить