История Лорда: Лед и Пламя - мортифактор

темнит даже воздух вокруг некроманта. Позвольте напомнить, что такой эффект мы наблюдали во время его ритуала в Годриковой Лощине. Его магия пугает: там нет тепла, лишь лютый холод и безысходность. Сир Певерелл стал Тёмным Лордом, превзойдя всех, кто принимал этот титул ранее. Даже аура Гриндевальда была теплее. Имеем ли мы право рисковать всем ради него? Если он останется жив, за ним последуют все: маги, вейлы, вампиры, оборотни. Мы можем получить Тёмного Лорда, способного завоевать Землю. Имеем ли мы право на снисхождение, учитывая всё, что сделал сир Певерелл?

Я откинулся на спинку стула. Может быть, она права: чудовище внутри меня больше не прячется, оно слилось с моей душой, став не живым и не мёртвым. Хм. Как выглядит аура Анны? Вероятно, это зелёное пламя или молнии, обвивающие её роскошные волосы. Может быть, это и есть явное проявление ее ауры? Интригующе. Но воздух вокруг королевы Авалона также темнеет. Значит, вейла лжёт. Не только моя аура излучает мрак; в этом есть смысл: Анна — самая могущественная тёмная ведьма на Земле, и такая аура ей подходит.

Тихое покашливание Сьюзен вернуло меня к действительности. Я заметил, что в последнее время углубляюсь в размышления о магии, пытаясь заглянуть за пределы обычного понимания. В то время как многие просто используют свои способности, не задумываясь о природе магии. Пока я размышлял, голосование, похоже, уже завершилось, и не в мою пользу. Сьюзен снова поникла и, твёрдым тоном, вынесла мне смертный приговор, разрешив попрощаться с теми, кто захочет.

Первой ко мне подошла Морганна, её нежная улыбка, полная печали, казалось, светилась изнутри. Она крепко обняла меня, притянув к себе, и мы замерли в полной тишине, не сказав ни слова. Какие слова могли передать то, что мы видели в глазах друг друга? Её взгляды, полные отчаяния, говорили только одно: «Прости меня».

Я собрался с духом, кивнул, позволяя древней колдунье отойти. Мы никогда не сможем выразить и признать то, что горит в наших сердцах. Ей нужно быть сильной, и я согласен с этим выбором. «Береги себя и нашу дочь, Анна», — произнёс я, чувствуя, как сердце сжимается.

Морганна снова улыбнулась, и её образ, словно призрак, отошёл, оставив после себя лёгкий след горечи и надежды. Мы никогда не признавались в своих чувствах, но в этом молчании заключалась вся глубина нашей связи.

Следующей подошла Андромеда Блэк. На ходу она изменилась. Вместо разбитой, потерявшей смысл женщины ко мне стремительно приближалась красивая, невероятно сексуальная ведьма с горящими глазами. Я погрузился в этот огонь; столько верности, желания и преданности среди людей я давно не видел. С тех пор, как умерла Беллатрикс.

Она взмахнула палочкой, и вокруг нас опустилась непроницаемая завеса магии, отделяя от суда и света камер. Мы остались одни. Подплыв ко мне, она улыбнулась и поцеловала в губы — страстно, жадно, безумно. В полном недоумении я не успел ответить, как Андромеда, отстранившись, сделала шаг назад, закусив губу. Ещё один взмах палочки, и завеса исчезла.

Вейла обвела всех многозначительным взглядом, словно говоря: «Что я вам говорила?» Анна подняла брови, снисходительно улыбаясь мне. Но я быстро убрал Вейлу и эльфийку из поля зрения, к нам подошёл министр магии. Тэд не сказал ни слова, лишь покачал головой и сжал плечо своей медвежьей лапой. Больше мне ничего не требовалось — он понимал, что произошло с его женой, как, впрочем, и все. Он не винил меня, молча поддерживая..

— Мы можем что-нибудь сделать для тебя, мой Лорд? — раздался грустный, полный отчаяния голос Андромеды, заставивший меня вздрогнуть. Нет, ты не будешь несчастна. Я не смог защитить твою дочь, но тебя смогу.

— Да, Меда, Тэд. Я слышал, что современная медицина позволяет стать родителями даже в более позднем возрасте, чем у вас. Прошу, род Блэков не должен прерваться, особенно сейчас.

Да, Меда, именно так. Она улыбнулась, кивнула, затем резко повернулась и направилась к своему месту. Но я успел заметить слезы, блестевшие в её глазах. Тэд, не сказав ни слова, также вернулся на свое место. Всё сказанное уже сказано, и нет смысла добавлять лишние слова.

Молчаливая поддержка и одобрение Блэков — это лучшее, что могло произойти сегодня. Рон отсутствовал, никто больше не осмелился подойти ко мне. Однако вся трибуна аристократов встала вслед за Малфоем и Снейпом, аплодируя в тишине, с выражением спокойствия и благодарности. Их дети также могли оказаться в ловушке работорговцев. Я встал и в знак глубочайшего уважения поклонился им. Зал суда погружён в ужасную тишину, никто не смел прервать мое молчаливое прощание с миром живых. Возможно, они подумали, что я сломлен и сдался? Но нет, я лишь готовился, собирая последние крупицы силы и магии. Пора.

— Позвольте мне высказаться, ваша честь.

— Говорите, лорд Певерелл. — Сказала Сьюзен, достойно кивнув. Она трижды ударила молотком, и в зале прекратились аплодисменты. Я встал, выпуская последние остатки магии. Даже Анна слегка поёжилась, едва заметно пожимая плечами. В воздухе витали тихие вздохи страха, смешанные с отвращением. Лишь Меда смеялась — её смех звучал высоко, ярко и радостно.

Ко мне бросились мракоборцы, вдруг вспомнив, что руны, подавляющие магию, были сняты Сьюзен давно. Но Тэд жестом руки остановил их. Странно, что они испугались; я не заметил ничего необычного.

Из дневников Тэда Блэка:

Стоило бы Гарри посмотреть на себя со стороны. Он, вероятно, и сам не осознавал, насколько ужасно и отвратительно выглядел, поднимаясь. В одно мгновение воздух потерял свои яркие оттенки, тускнея и серея на глазах. Стол, стул и цепи для обвиняемых покрылись странным налётом, на пол сыпались кусочки дерева и обрывки металла, как будто цепи погрузили в кислоту. Передо мной расползался мрак, тот, о котором говорила вейла. Жадно растягивающий свои тёмные лепестки к нам. В глазах парня горели два мертвенно-зелёных костра. Совет магических наций отступил, боясь прикосновения мрака. Он повернулся к журналистам, и я почувствовал, что сейчас произойдет нечто великое и ужасное.

— Достоин ли жизни каждый, кто увяз в работорговле? Они похищали наших детей, матерей, сестёр и родственников. Предавали нашу радость и души; крали родных, ради мы живём и существуем на этой земле! Продавали их таким же мерзким отбросам, как и они сами, ради развлечения своего эго. Праздновали, пока мы теряли сон и надежду на возвращение любимых, проливали слёзы над фотографиями, бережно перебирая воспоминания — как хорошие, так и плохие. Они радовались, бессовестно живя, не испытывая мук совести, игнорируя слёзы матерей, отцов, детей и близких, насильно