Victory Park - Алексей Никитин

Бубну удалось добиться приказа замминистра только расписав, как надерут они жопу гэбэшникам, взяв Калаша с его афганцами. За то, что те прозевали боевую антисоветскую организацию, действовавшую прямо в Киеве, почти не скрываясь, многим в Комитете крепко дадут в пятак. Состояние пятаков офицеров ГБ Бубна интересовало мало, но они засунули ему в жопу свой градусник, а теперь, после задержания Калаша и его группы, про этот градусник постараются забыть. Поэтому так настойчиво Бубен давил несколько дней эту сонную жабу, полковника Солопая, добиваясь немедленного выполнения приказа. И наконец додавил. А теперь с тихой яростью наблюдал, как же бестолково, как медленно разворачивал Солопай два своих батальона, как утомительно долго выставляли оцепление его люди. Бубен боялся, что Калаш уйдет до задержания, тогда бы он ничего никому не доказал и в провале операции обвинили бы только его: не обеспечил получение достоверной информации, проявил недальновидность, действовал непрофессионально. Будь он на месте Калаша, хрен бы его поймали.

Выдохнул Бубен только когда отряд Калаша показался из леса. На этом его часть работы закончилась – за результат операции отвечает не милиция, а внутренние войска, и каким окажется этот результат: задержат всех афганцев или нескольких, или даже никого не смогут задержать, Бубну было безразлично. Он свое дело сделал, а остальное – забота внутренних войск. Но не прошло и двух неполных минут, как полковник радикально изменил свое мнение и взгляд на происходящее. Когда он услышал трубу над ночным парком и увидел растерянные, совсем по-детски обиженные физиономии стоявших рядом с ним офицеров, стало ясно, что и это знамя, и «Интернационал», и то, что Калаш ведет своих афганцев прямо на штабной грузовик, – это вызов всем им, а в первую очередь ему лично. Это ему говорят: Полковник Бубен, ты дерьмо и мерзавец. И хотя все, что сейчас происходит в парке, замутил лично ты, нам на тебя наплевать, потому что тебя для нас не существует. Такие заявления нельзя спускать никому, и Бубен ничего подобного не прощал.

Солопай не ответил на его вопрос. Он молча смотрел, как шагает по березовой роще небольшой отряд Калаша. Тогда Бубен выдернул из рук командира части рацию и переключил ее в режим передачи.

– Это Первый. Говорит Первый, – сказал он и не узнал свой голос. – Всем командирам рот приказываю снять оцепление и направить личный состав к штабной машине для задержания преступников. Выполнять немедленно!

Черный ночной парк не отозвался на его слова, но Бубен почувствовал, как, размыкаясь, тяжело зашевелились ряды оцепления и медленно, слишком медленно, старлеи-ротные ленивые и сонные войска начали перестраиваться в колонны по четыре. Этого было недостаточно.

– Командиру группы захвата, – продолжил Бубен. – Приказываю разделить группу на два подразделения. Командование первым передать заместителю, поставить задачу догнать и обезвредить группу преступников. Второе подразделение во главе с вами должно немедленно прибыть к штабной машине. Для доставки личного состава используйте автотранспорт. Срок исполнения пять минут.

Бубен переключил рацию в режим приема и внимательно посмотрел на трех офицеров, стоявших рядом с ним. Во взгляде начальника штаба он увидел живой интерес. Но командир части и начальник политотдела глядели на него изумленно, мысленно уже составляя докладные на имя министра о самоуправстве и превышении полковником Бубном полномочий.

– Начальник штаба, – скомандовал Бубен, – ко мне!

– По какому праву вы приказываете мои подчиненным, товарищ полковник? – возмутился Солопай.

– За бездеятельность, проявившуюся в утрате оперативной инициативы, я отстраняю вас от руководства операцией, – брезгливо поморщился Бубен. – Сегодня они не ваши подчиненные. Спуститесь, товарищ полковник, в кабину к водителю, он вас напоит чаем. А вы, подполковник, – приказал он начальнику штаба, – выставьте из прибывающих подразделений дополнительное оцепление на участке вероятного прорыва. Быстро, быстро! Времени нет! Когда прибудет группа захвата, ее командира немедленно ко мне. Выполняйте!

Бубен не был этому подполковнику начальником и не имел права отстранять от участия в операции его командира, но он точно знал, что власть – это не звания и не погоны, а умение подчинять. Власти нужны не чины, а одна лишь воля. Именно поэтому замолчал и больше не мешал ему полковник Солопай, поджал хвост его начальник политотдела и рысью побежал встречать прибывающие роты начальник штаба.

Между тем отряд Калаша приближался к первой линии оцепления.

– Смотри, а здесь они построились плотнее, – сказал Калаш Гантеле, шагавшей за ним. – Но это не поможет им все равно. Сейчас наши пойдут на прорыв оцепления, а ты останешься со мной, поняла? Где знамя, там и я, ребята это знают, и пока знамя здесь, никто не подумает, что я свалил, оставив их.

– Понятно! – Гантеля шла, вцепившись в древко. У нее ломило пальцы и болели мышцы рук, но она старалась держать флаг как можно выше, чтобы его видели все, кто был в парке этой холодной октябрьской ночью.

– Витя, Саня, – окликнул Калаш Цуприка и Яковца, – давайте на прорыв двумя колоннами.

Он отошел в сторону, пропуская отряд, вместе с ним отошла Гантеля. Цуприк с Яковцом побежали, увлекая за собой отряд. Расшвыривая не успевших отбежать солдат оцепления, афганцы Калаша за считанные секунды прошли первую линию.

– Да кто они, мать их? – ошалело спросил полковник Солопай и оглянулся, ища взглядом Бубна. – Вы за это ответите, товарищ полковник!

Но Бубна на грузовике уже не было. Минуту назад подошел ЗИЛ с командиром группы захвата и его бойцами.

– Видишь их знамя, майор? – Бубен отвел командира группы в сторону, пока его люди строились возле машины. – Твоя задача захватить его. Возьмем знамя – возьмем и их главаря. Разрешаю применять оружие.

– Вы что, полковник? Какое оружие в этой свалке? Раньше надо было, а теперь мы только своих положим.

– Не рассуждать! – заорал Бубен. – Выполнять приказ! Вперед, вперед!

В это время бойцы Калаша спокойно и почти не задерживаясь прошли второе кольцо оцепления. Яковец и Цуприк, возглавившие прорыв, были уверены, что впереди только ночной парк и свобода, но тут обнаружилось, что начальник штаба успел выставить третью линию оцепления. Она состояла их таких же неподготовленных, к тому же еще и перепуганных непонятной суетой срочников.

Пройти третью линию было не сложнее, чем первые две, но на это ушло время, которого у Калаша уже не было. Сзади, со стороны березовой рощи, его догоняла одна часть группы захвата, а наперерез рвалась вторая ее часть.

Положение отряда изменилось почти мгновенно, но Калаш успел оценить ситуацию. Схватив Гантелю за руку, он потащил ее к еще не закрытому окну в третьем кольце.

– Быстро сваливай! – перекрикивая рев приближающегося противника, крикнул он. – Быстро! Знамя спрячь, сама исчезни, – и одним движением вышвырнул Гантелю в ночную тьму.

Через мгновение Калаш и еще пять человек из его отряда были окружены сомкнувшимися рядами группы захвата.

Если бы кто-то в эти минуты взялся оценить его шансы вырваться, то пришлось бы признать, что шансов у Калаша и остатков его отряда не было никаких. Их время уходило стремительно, оно уже закончилось. Ничего не ждало Калаша, кроме ареста, суда и долгих лет заключения, предусмотренных Уголовным кодексом за особо опасные государственные преступления, в тот момент, когда из темноты парка на освещенный прожекторами пятачок вдруг вывалились три фантасмагорических, ровным счетом ничего не соображающих гигантских животных: косоглазый медведь, осел со свороченной на бок скулой и цапля в красных штанах, с длинным клювом из-папье-маше.

– Опа! – осмотревшись, закричал медведь и выполнил лапами несколько боксирующих движений. – Так нечестно! Тут силы неравны! Калаш, мы с тобой! Парковые своих не бросают!

Не все даже услышали, что кричат этот безумные звери, но увидели их все, кто был рядом в ту минуту. На короткие мгновения внимание нападавших было отвлечено, и Калашу этого хватило. Несколькими быстрыми сильными ударами он пробил проход в сомкнувшемся кольце и вырвался в ночь, уводя за собой остатки отряда.

– Калаш, подожди! – крикнул медведь и попытался потрусить следом, но, выбивая клочья поролона из пустой медвежьей головы, грохнули три пистолетных выстрела, и медведь рухнул на землю.

Бубен не знал, стреляет он в человека или в бутафорскую часть костюма. Полковник и не думал об этом. Взяв на прицел медведя, Бубен стрелял в Калаша.

5

Пеликан и Ирка быстро поднялись по лестнице спящего дома.

– Дверь не перепутай, – шепотом сказала Ирка. – А то сейчас ввалимся ко мне. Бабушка будет счастлива.

– Бабушки нам не надо, – Пеликан открыл дверь Катиной квартиры, и они беззвучно скользнули внутрь. Вся суета этого дня, весь холод осенней ночи остались за закрытой дверью, а здесь было темно и тихо, молчало радио, не работал холодильник, из крана не капала вода. Тишина казалась безграничной, и они с Иркой стояли в самом центре этих темных безмолвных пространств. Пеликан обнял Ирку и нашел ее губы.