Артем Микоян - Михаил Арлазоров

О каждом из этих рекордов, о его тщательнейшей подготовке можно было бы написать увлекательный рассказ, все вместе они составляют яркий сгусток достижений советской авиационно-технической мысли.

Положение руководителя огромного коллектива обязывало Микояна заниматься не только вопросами техники. Артем Иванович не раз приезжал в заводской детский сад и пионерский лагерь и делал все от него зависящее, чтобы ребятам было там как можно интереснее и приятнее. В пионерский лагерь он отправлял и своего сына Ованеса, глубоко убежденный, что мальчику надо расти в коллективе (конструктор Ованес Артемович Микоян после окончания Московского авиационного института имени Орджоникидзе работает сейчас в КБ имени Микояна).

В начале 60-х годов, получив Ленинскую премию, Артем Иванович отдал свою часть – 2500 рублей – на покупку для детского сада пианино, ковров, игрушек.

Развивались и совершенствовались самолеты, крепли, становились на ноги дети. Окончив педагогический институт, уехала работать в Оренбургскую область старшая дочь Наташа. Когда она приезжала к родителям в гости, Артем Иванович представлял ее новым людям так:

– Знакомьтесь, это сельская учительница!

Артем Иванович очень гордился принципиальностью и самостоятельностью дочери. Любил рассказывать о своем споре с ней, когда решил на дачном участке спилить какую-то березку. Отец не послушался, и Наташа пошла к леснику:

– Оштрафуйте моего папу, он спилил дерево!

Работы в эти годы, как всегда, много, а силы уже не те. Вечерами, приезжая из КБ домой, Артем Иванович усаживался у телевизора и, пока ему грели обед, засыпал. Так бывало часто, но дело требовало предельной мобилизации сил, и Микоян меньше всего задумывался над тем, как их беречь.

Успех МиГ-21 был бесспорен, но КБ неустанно работало над новыми вариантами конструкции, новыми модификациями. Одну из таких машин (она называлась Е-8) испытывал Георгий Мосолов.

В соответствии с полетным заданием Мосолов разогнал истребитель, набрал большую высоту, а когда скорость превысила звуковую, в силовой установке прозвучали зловещие выстрелы...

Разрушения двигателя повредили систему управления. Самолет начало вертеть и швырять. Как скажет впоследствии Мосолов, «я стал балластом в самолете, я больше не был его пилотом».

Создалось катастрофическое положение. Катапультироваться на такой большой скорости смертельно опасно. Погасить скорость из-за неисправности управления невозможно...

Выбрав из двух зол меньшее, испытатель привел в действие систему спасения и катапультировался в ураган такой силы, какие не бушуют на земле.

Через считанные секунды после того, как сработал пиропатрон и летчика вместе с креслом вышвырнуло из истребителя, машина взорвалась. Стальные лопатки турбины, словно снаряды, разлетелись, разрушив фюзеляж и крылья. Град осколков обрушился на испытателя. Воздушный поток бил и крутил пилота, получившего черепные ранения и вскоре потерявшего сознание.

Рывок раскрывшегося парашюта заставил Мосолова на короткое время очнуться. Он повис на стропах, зацепившись за кроны деревьев. Висел долго. Вертолет поисковой группы, не заметив его, ушел. Только через полтора часа летчика нашел грибник. Вернувшись на дым костров, разведенных грибником, вертолет забрал испытателя и ринулся в Москву, в Боткинскую больницу.

То, что увидели врачи, не сулило ничего доброго: открытый перелом левого бедра, закрытые переломы правой голени и левого плеча, черепные ранения. После рентгеновских обследований наложили гипс. Сражение за жизнь испытателя началось, и Микоян поспешил включиться в него с первых же часов.

После перевязки Мосолов пришел в себя. Первый шок он превозмог, но ненадолго. На следующий день, приехав в больницу, ничего радостного Микоян не услышал. Состояние раненого ухудшилось.

Микоян отлично помнил случившуюся за несколько месяцев до этого автомобильную аварию, в которой жестоко пострадал академик Ландау. Помнил он и гибель Нефедова, жизнь которого, по его убеждению, можно было отстоять. Надо действовать! На помощь Ландау вместе с врачами пришли физики. Мосолова будут спасать его товарищи, и прежде всего он сам, генеральный конструктор.

Сотни дел отодвинуты в сторону. Десятки учреждений, связанные с КБ, ждут ответов на срочные вопросы. Микоян занят – он предпринимает все от него зависящее, чтобы у постели больного оказались лучшие специалисты, но к вечеру 12 сентября 1962 года наступила клиническая смерть.

Травматолог Ксения Максимилиановна Винцентини и нейрохирург Иосиф Маркович Иргер обнаружили тяжелейшее повреждение головного мозга, упущенное при первом осмотре.

– Немедленно на стол!

Приступая к операции, профессор Иргер сказал:

– Все гораздо хуже, чем было у Ландау!

Хирурги работали всю ночь. Профессора Иргер и Равикович пять раз проникали в череп раненого. К утру, закончив операцию, Иргер сказал ночевавшим в коридоре товарищам Мосолова:

– Надежда есть!

К вечеру 13 сентября состояние летчика снова стало угрожающим. Мосолов задыхался. Доктор Владимир Львович Кассиль отважился на вторую операцию. Чтобы облегчить дыхание, он сделал трахеотомию. Тщетная попытка! Второй раз наступила клиническая смерть.

Снова у постели крупнейшие медики – Иргер, Егоров, Вотчал. Семь минут продолжалась вторая клиническая смерть, но и на этот раз ее заставили отступить.

В спасение включились сотрудники профессора Неговского из Института экспериментальной физиологии. Помимо врачей, при больном неустанно находился и целый отряд медицинских сестер, и группа техников, обслуживавших искусственное легкое.

В меру своих сил (он же был не медиком, а инженером) Микоян сделал очень многое для спасения испытателя. Он дал конструкторам экстренное задание: спроектировать электронно-управляемую кровать, позволяющую без риска для жизни менять положение раненого при перевязках. Эту сложную, незнакомую работу выполнили даже не за дни, а за часы.

И подвиг московских медиков, и то, что сделал для спасения испытателя Микоян, не укладывалось в рамки привычного...

Когда через три месяца Мосолову разрешили встречу с близкими, вместе с матерью и женой к нему в палату вошел и Артем Иванович...

А спустя несколько лет Микоян спас и сына Мосолова: узнав, что умирающего мальчика не принимают в больницу, Артем Иванович прервал важное совещание и добился, чтобы ребенка госпитализировали немедленно.

В 1965 году Микояну исполнилось шестьдесят лет. Отмечали юбилей в ресторане «Арарат». Горы, нарисованные на стенах, национальная армянская кухня напоминали юбиляру о местах его детства.