Остров Ифалук - Марстон Бейтс

Земляные крабы жили в земле почти повсюду. Мы с Яни думали, что сможем опознать их норы, и даже надеялись отличить занятую нору от старой, заброшенной. О точном подсчете не могло быть и речи, а приблизительный можно было сделать, сосчитав норы на определенных участках в нескольких местах.

Вооруженные четырьмя шестифутовыми жердями, мы отправились по наветренной тропе Фалалапа, время от времени сворачивая в стороны, чтобы выложить жерди квадратом и подсчитать оказавшиеся в нем норы. Нам не удавалось свободно выбирать участки для подсчета, в некоторых местах густые заросли и неровный грунт делали работу невозможной. В лесу между каменистым гребнем и болотами мы в среднем насчитали около двадцати двух нор на сто квадратных футов, но это число резко сократилось у подножия деревьев с сильно развитой корневой системой. Около половины всех нор казались обитаемыми. На гребне мы нашли всего около десяти нор на сто квадратных футов: дело в том, что норы здесь было труднее обнаружить.

Когда мы добрались до южного конца бвола, начал накрапывать дождь. Около края болота в сырой земле было много нор, причем все маленькие. Яни сказал, что большие крабы не роют здесь жилищ, хотя часто приходят сюда, чтобы поесть молодые растения таро.

Небо разверзлось всерьез. Мы соорудили шлемы-зон-тики, связав вместе, основание к основанию, два больших листа пулакса, но от них было мало пользы. В нескольких ярдах от нас стоял большой панданус, под густой кроной которого камни и земля оставались совсем сухими. Юркнув под зубчатые листья, мы прислонились к корням-подпоркам у основания ствола. А снаружи земля кипела в ливневом потоке.

Разговаривая о том о сем, мы очень скоро затронули тему о женщинах. Яни наконец решил рассказать забавную историю девушки, которая уплыла на Волеаи.

Должен заметить, что мои друзья и коллеги дома могут, конечно, втайне сомневаться, но все мы, люди Запада, вели себя в высшей степени осмотрительно в отношении дам Ифалука. Этого от нас ожидали и администрация подопечной территории, люди, организовавшие нашу экспедицию, и, без сомнения, наши жены, хотя моя супруга тактично воздержалась от каких-либо напутствий при расставании. Я сомневаюсь, чтобы ифалукцев трогал хоть сколько-нибудь тот или другой возможный вариант отношений; по установившимся правилам такие дела предоставлялось решать индивидуально и считалось, что каждый отвечает за себя. Насколько мы могли заметить, дружелюбные ифалукские дамы относились к нам так же, как наши многочисленные тети, сестры и соседки в Америке. Как-то Марстон записал в журнале: «Опасность, увы, может скорее исходить от падающего кокосового ореха, чем от здешних девушек».

Яни начал рассказ, и скоро стало ясно, что дело обстояло не совсем так, как мы думали. Ифалукские женщины, сказал Яни, сначала смотрели на нас с некоторым благоговением. Постепенно это благоговение прошло, и незамужние особы начали посматривать на нас с несколько другим, более чем добрососедским интересом. Именно в это время мы впервые показали им фотографии наших жен и детей, что произвело на них довольно сильное охлаждающее действие. Стало очевидно, что мы женаты на высокопоставленных красивых дамах и не можем заинтересоваться местными девушками.

Спустя некоторое время об этом тоже забыли. Две незамужние женщины отправились к Летавериур, жене Яни, чтобы разузнать, нельзя ли заполучить американских возлюбленных. Но Летавериур отговорила их. И, что интересно, не из каких-либо «моральных» соображений, а просто потому, что мы были временными жителями и скоро снова должны были уехать. Она убедила их, что глупо заводить романы, которые неизбежно кончатся разбитыми сердцами, когда мы уедем.

Аргумент оказался веским. Да и мы вели себя так, словно присоединились к точке зрения Летавериур. Одна из девушек, немного обескураженная этим, отправилась на каноэ, видимо, на более привольные поля Волеаи. Другая была где-то здесь, на острове. Как друг и брат, Яни обещал мне показать ее как-нибудь, но как ифалукский джентльмен, он никогда больше не возвращался к этому вопросу.

Шум и плеск дождя стих до нежного шепота. Со вздохом я подобрал шесты и вынырнул из-под дерева, чтобы в наступающих сумерках снова заняться подсчетом рахомов.

Дни теперь пролетали быстро, и в последних числах октября мы официально прекратили почти все полевые работы. Наступил день рождения Теда, его отметили небольшой вечеринкой. Мы сравнили наши синедельфиновые татуировки и решили, что, пожалуй, следует вырезать дырки на правых штанинах всех наших брюк, чтобы дома могли любоваться дельфинами.

Впереди было еще восемь дней упаковки. Казалось невероятным, что мы могли привезти и накопить такую гору вещей. Фан Нап был забит, полны были также две палатки, служившие складами, пространство под тентом и еще довольно большой участок. Упаковочные ящики, особенно те, которые в свое время пошли на изготовление полок и кладовых, нужно было снова сколачивать, а на железных ящиках, уже успевших заржаветь, следовало написать адрес, чтобы они благополучно перебрались через океан. Мы приступили к делу с чувством недовольства, которое не покидало меня до тех пор, пока не пришел сторожевой корабль «Плейнтри».

Снова начались приемы. Первый устроили мы сами, пригласив четырех вождей и Тома и умоляя их не приносить с собой еды. Обдумывая план угощения, мы решили, что самое безопасное придерживаться углеводов, а поэтому основным блюдом были бобы со свининой, подкрепленные несколькими банками венских сосисок. Для резерва мы вытащили большую часть оставшихся консервов тунца, но, прежде чем принимать решение относительно последних блюд меню, мы решили сначала посмотреть, как пойдут первые.

Вожди прибыли в сопровождении Тома. Мы немного огорчились, когда увидели, что они нагружены котелками, сковородками и несколькими большими бутылками тубвы. Том объяснил, что вожди хотели просто принести несколько пустячков, чтобы украсить стол; похоже на то, что они не доверяли нашей кухне.

Вечер прошел превосходно. Мы поставили еду и растянулись на циновках. Все были голодны. К нашему удивлению, мы справились не только с целым горшком бобов и сосисками, но и с тунцом и почти со всем, что было принесено нашими гостями. На десерт открыли три банки сухого чернослива. После ужина Боб извлек маленький ручной проектор и вставил цветные диапозитивы, которые заснял на Таити, Фиджи и Туамоту.

Это был хороший набор картинок: дома и растения очень похожи на ифалукские, люди — на ифалукцев. То и дело раздавалось одобрительное и восхищенное «юкс!», а когда на одном диапозитиве появилась привлекательная девушка-таитянка, неожиданно послышался вой, оживленные возгласы «хааааннннаах», сопровождаемые рычанием и посвистыванием. Невозможно забыть, как прореагировал маленький Тороман, когда увидел фиджийскую амазонку высотой в шесть футов и весом около двухсот фунтов. Он состроил гримасу и изобразил, как эта леди берет его под мышку и уносит. Сам Тачим не смог бы представить это лучше, и мы хохотали до слез.