Мизери - Стивен Кинг

– Наверное, мне придется испытать на себе последствия, – ответил он, – потому что сейчас я играю роль той матери. Я говорю «нет» не потому, что я плохой, я не говорю «нет» тебе назло; я говорю тебе «нет», потому что по-настоящему хочу, чтобы книга тебе понравилась… Если сейчас я исполню твою просьбу, книга перестанет тебе нравиться, она будет не нужна тебе. – И что тогда будет со мной? – подумал он, но не сказал вслух.

– Скажи мне хотя бы одно: этот ниггер Езекия правда знает, где отец Мизери? Скажи хоть это!

– Тебе нужен роман или заполненная анкета?

– Не смей насмехаться надо мной!

– Тогда нечего притворяться, будто ты не понимаешь, о чем я говорю! – прикрикнул на нее Пол. С удивлением и недоумением она отодвинулась от него. Черная туча ушла с ее лица, и на нем осталось только детское выражение «я была непослушной». – Ты хочешь зарезать золотого гуся! Вот чего ты добиваешься! Помнишь, в сказке хозяин его зарезал, и у него остался мертвый гусь и бесполезная куча внутренностей!

– Хорошо, – сказала она. – Хорошо, Пол. Ты будешь доедать мороженое?

– Я больше не могу есть, – признался он.

– Вижу. Я тебя расстроила. Извини меня. Наверное, ты прав. Я не должна была просить.

Она совершенно успокоилась. Пол опасался вероятной вспышки гнева или очередного приступа депрессии, но ничего подобного не случилось. Они всего-навсего вернулись к заведенному распорядку жизни: Пол писал, Энни читала написанное за день, и между их стычкой и ампутацией большого пальца прошло достаточно времени, так что Пол не видел связи между этими двумя событиями. Не видел до сегодняшнего дня.

Я пожаловался насчет машинки, думал он, глядя на «Ройал» и прислушиваясь к гулу косилки за окном. Краем сознания Пол понимал, что жужжание стало тише не потому, что Энни отошла дальше, а потому, что он унесся куда-то. Он погружался в дремоту; с ним теперь это часто бывало, он просто дремал, как какая-нибудь развалина в доме престарелых.

Всего один раз пожаловался. Но разве одного раза недостаточно? Больше чем достаточно. Когда это было? Примерно через неделю после того, как она сделала свой гнусный торт. Да, около того. Неделя. И всего одна жалоба. Насчет того, что меня сводит с ума звяканье мертвых клавиш. Я даже не просил ее покупать исправную машинку у миссис Дартмонстр или как ее там. Я только сказал, что схожу с ума от звяканья, и почти тут же, presto[35], возник вопрос о большом пальце. Вот только возник он не из-за жалобы насчет машинки. Она сделала это, потому что я сказал ей «нет», и ей пришлось это проглотить. Она сделала это в гневе. Откуда гнев? Результат понимания. Понимания чего? Того, что не все карты у нее в руках, что у меня есть определенная власть над ней. Власть надо. В итоге я оказался довольно сносной Шахразадой.

Безумие. Абсурд. Но и реальность. Над этим принято издеваться, но только потому, что люди недооценивают захватывающую силу искусства – даже такого дешевого, как популярные романы. Домохозяйки подстраивают свой распорядок дня под телевизионные мыльные оперы. Если женщина возвращается на работу, то ее первоочередной задачей становится покупка видеомагнитофона, чтобы иметь возможность смотреть мыльные оперы по вечерам. Когда Артур Конан Дойл позволил Шерлоку Холмсу погибнуть у Райхенбахского водопада, вся викторианская Англия единодушно потребовала его возвращения. Читатели протестовали совершенно так же, как протестовала Энни; они испытывали не скорбь, а ярость. Конан Дойл написал родной матери о намерении покончить с Холмсом. В ответном раздраженном письме он прочитал: «Убить милого мистера Холмса? Глупости! Только попробуй!»

Пол вспомнил другой случай. Однажды он пришел к своему приятелю Гэри Раддмену, работавшему в Общественной библиотеке Боулдера, и увидел на двери кусочек черного крепа; жалюзи в квартире Гэри были закрыты. Обеспокоенный Пол долго стучался, и наконец Гэри отозвался из-за двери. Уходи, сказал Гэри. У меня сегодня горе. Умер один человек. Он был мне дорог. Пол спросил, кто же умер, и Гэри неохотно ответил: Ван дер Валк. Гэри отошел от двери, и хотя Пол продолжал настойчиво стучать, Гэри не впустил его. Как выяснилось, Ван дер Валк был главным героем детективных романов. Его произвел на свет – и затем уничтожил – писатель по имени Николас Фрилинг.

Поведение Гэри показалось Полу не просто ненатуральным; он не увидел в его горе ничего, кроме дурного актерства. Поза, одним словом. Пол думал так до 1983 года, когда ему попалась книга «Мир глазами Гарпа»[36]. Он совершил ошибку, прочитав перед сном о трагической смерти младшего сына Гарпа, пропоротого рукоятью коробки передач. Он не мог заснуть в течение нескольких часов. Сцена смерти не выходила у него из головы. Поворочавшись как следует в кровати, он понял, что сожаления о смерти выдуманного персонажа не так уж абсурдны. Поскольку он всерьез пожалел литературного героя. Он прекрасно понимал, что с ним происходило, но от этого не становилось легче. Тогда он и подумал, что, возможно, зря недооценил глубину страданий Гэри Раддмена по поводу смерти Ван дер Валка. И еще он вспомнил один случай из своего детства. Ему было двенадцать лет. Жарким летним днем он закончил чтение «Повелителя мух» Уильяма Голдинга[37], пошел к холодильнику, чтобы налить себе холодного лимонаду – и вдруг опрометью помчался в ванную, склонился над унитазом, и его вырвало.

Пол сразу же припомнил другие примеры этой странной особенности человеческой психики. Толпы, осаждающие доки Балтимора в дни прибытия почтового парохода, который привозил очередную главу «Крошки Доррит» или «Оливера Твиста» Диккенса (некоторые почитатели Диккенса тонули, но их участь не останавливала прочих). Женщина ста пяти лет от роду, заявившая, что не умрет, пока не прочтет до конца «Сагу о Форсайтах» Голсуорси; она умерла меньше чем через час после того, как ей прочли последнюю страницу последнего тома. Молодой альпинист, замерзший в горах и доставленный в больницу в безнадежном состоянии; его друзья круглые сутки читали ему вслух «Властелина колец», и он вышел-таки из комы. И еще сотни подобных случаев.

Наверное, каждый автор бестселлеров мог бы привести примеры полного погружения читателей в созданный автором вымышленный мир… Примеры «комплекса Шахразады», думал Пол в полудреме, прислушиваясь к бесконечно далекому теперь гудению косилки. Он вспомнил, что получил два письма с предложениями о создании «Мизери-парка», по типу Диснейленда. К одному из писем был приложен эскиз парка. Но всех превзошла (по крайней мере до появления в жизни Пола Энни Уилкс) некая миссис Роман Д. Сэндпайпер III из Инк-Бич, штат Флорида. Миссис Роман Д. Сэндпайпер, которая сообщила, что ее зовут Вирджиния, превратила комнату на верхнем этаже своего дома в «гостиную Мизери». В конверте были полароидные снимки «прялки Мизери», «бюро Мизери» (с лежащей на нем незаконченной запиской, извещающей мистера Фейвери о том, что она будет присутствовать на школьном вечере декламации 20 числа текущего месяца ноября; Пол подумал, что миссис Роман Д. Сэндпайпер с суеверным страхом выводила слова от имени героини любимых романов – записка была написана не типичным летящим дамским почерком, а полупечатными буквами), «дивана Мизери», «альбома Мизери» («Да ведет вас по жизни любовь», «Никогда не перечьте любви») и т. д. и т. п. Миссис Роман Д. («Вирджиния») Сэндпайпер в письме утверждала, что все предметы обстановки подлинные. Пол не мог судить наверняка, но полагал, что миссис Роман Д. («Вирджиния») Сэндпайпер не кривит душой. Если так, то воспроизведение небольшого фрагмента мира Мизери обошлось миссис Роман Д. («Вирджинии») Сэндпайпер в тысячи долларов. Миссис Роман Д. («Вирджиния») Сэндпайпер уверяла Пола, что она вовсе не намерена использовать образ его героини в коммерческих целях, она никогда ни о чем подобном не думала – Боже сохрани! – она просто хочет, чтобы он посмотрел фотографии и написал бы ей, в чем она ошиблась (а она полагала, что допустила много промахов). Миссис Роман Д. («Вирджиния») Сэндпайпер рассчитывала также узнать его мнение. У Пола при виде этих снимков возникло странное, хотя и едва уловимое, чувство, что он видит фотографии предметов, созданных его воображением. С того дня всякий раз, когда он пытался представить себе гостиную Мизери, служившую ей также кабинетом, в памяти у него сразу вставали полароидные снимки миссис Роман Д. («Вирджинии») Сэндпайпер, симпатичные, но все-таки слишком плоские, и мешали полету фантазии. Сказать ей, в чем она ошиблась? Безумие. Теперь ему предстоит ломать голову над вопросом, где он ошибся.