Прогулка без морали - Наталия Рощина

До сельского кладбища они ехали в машине Проскурина. Валя хотела идти с процессией вместе со всеми, но Вероника Сергеевна уговорила ее сесть в машину. Все оказалось быстрее, чем представлялось Вале. Это были не первые похороны, на которых ей довелось быть. Когда умерла бабушка, она боялась признаться, что не чувствует в душе такого горя, какое было написано на лице Степаниды, ее матери. Валюша лишь тихо плакала, уткнувшись в мамин живот. Закрывала уши, чтобы не слышать, как та стала истошно кричать, когда гроб опускали в свежевырытую могилу. А сегодня, благодаря стараниям Маковецкой, ею овладело полусонное состояние. Она заторможенно отвечала, медленно соображала. Бросила по обычаю горсть земли на гроб, и ей вдруг захотелось увидеть, куда именно упали рассыпавшиеся влажные кусочки. Валя подалась вперед, и Вадиму стоило немалых усилий оттащить ее обмякшее тело от края могилы.

Когда все сидели за столом, Валя лежала в соседней комнате, отвернувшись к стене. Негромкие разговоры, звуки посуды неподалеку. «Как они могут есть?» — с отвращением подумала Валя, прижимая ладони к ушам. Ей хотелось полной тишины. Вадим, сидевший за столом рядом с Маковецкой, шепнул, что пора уезжать. Та была давно готова к этому. Поминки всегда напоминали ей о том, что она давно потеряла мужа, сына. Что эта боль по-настоящему касается только близких, самых близких. Любые сочувственные слова, сказанные со стороны, никогда не сравнятся с безмолвным горем, не облегчаемым ни слезами, ни водкой.

— Валюта, поедем, милая, — погладив внучку по спине, мягко сказала Маковецкая.

— Хорошо, — послушно ответила Валя и медленно, при помощи Вероники Сергеевны, поднялась с постели. Она прошла мимо длинного стола с людьми, ничего и никого не видя. Единственным желанием было поскорее выйти на воздух из душного, пропитанного запахом еды и спиртного дома. Он перестал быть ей родным. Она не захочет больше заходить в комнату, где недавно стоял красный гроб с маленьким, высохшим телом матери.

— Валюта, мы приехали, — раздался голос Вадима откуда-то издалека.

Та подняла на него глаза, потом перевела взгляд на сидящую рядом Маковецкую.

— Скажите мне, что я сплю, — попросила Валя, прикусывая дрожащие губы.

— Пойдем, милая, я помогу тебе, — беря ее под руку, сказала Вероника Сергеевна.

— Не надо, оставьте меня. Я справлюсь сама, — отстранив ее, Валя открыла дверь и, опираясь о спинку переднего сидения, вышла из машины. — Спасибо, бабушка. Я просто не могу сейчас ни с кем говорить.

Маковецкая почувствовала, что сейчас заплачет. Прозвучавшее обращение было неожиданным и трогательным. Только вряд ли Валя придала этому такое большое значение. Все получилось естественно, так, как говорил Вадим.

— Спасибо, Вероника Сергеевна, — пожал ей руку Вадим. — Машина отвезет вас домой.

— Ты уверен, что я не нужна?

— Не уверен, но давайте не будем ей противиться ни в чем.

— Хорошо. До свидания. Вот капли, можешь давать их три раза в день максимум по пятнадцать капель. Если что, звони мне немедленно. Я подниму на ноги всех и вся!

Вероника Сергеевна посмотрела на посеревшее лицо Вали, поцеловала ее в щеку и села в машину. Не дожидаясь, пока она тронется с места, Валя потянула Вадима за рукав куртки.

— Пойдем же.

Валя мужественно переносила горе. Она не давала себе расслабиться, включая внутренние тормоза. Биение ребенка внутри действовало успокаивающе. Валя начинала разговаривать с малышом, просить у него прощения за то, что мама заставляет его волноваться. Эти диалоги стали неотъемлемой частью жизни женщины в последние дни. Поначалу Вадим объяснял это тем, что таким образом она отвлекается. А потом стал прислушиваться, когда понял, что этот своеобразный уход в себя — результат непроходившего стресса. Он поделился опасениями с Маковецкой.

— Она почти все время разговаривает с ребенком. Не обращает внимания ни на меня, ни на что. Она рассказывает ему о своих дедушке и бабушке. Уговаривает что-то сделать, что, я не могу разобрать. Она говорит тихо, часто скороговоркой. Когда я к ней обращаюсь, смотрит укоризненно. Почти ничего не ест.

— Это пройдет, четыре дня назад она потеряла мать. Вадим, подобный стресс тяжело переносить любому человеку. Тем более, в ее положении. Завтра отвези ее на консультацию, пришло время. Я тоже подъеду. Не оставляй ее ни на час. В конце концов, отставь все дела в сторону! Выходи с нею на улицу подышать, отвлекай какими угодно разговорами.

— Я похож на человека, который разговаривает со своей тенью. От Вали трудно добиться реакции.

— Это надо пережить. Ты даешь ей капли?

— Даю, она ворчит, что это вредно для ребенка, но я уговариваю ее выпить.

— Для малыша они безвредны, поверь мне. Держись. Здесь только время поможет.

Белов каждый день созванивался с Маковецкой. Разговоры с нею действовали на него успокаивающе. Днем или по вечерам приходила Галина Матвеевна. Она приносила готовую еду. Помогала убрать. Вадим ворчал, что может справиться сам, но ей хотелось помочь. Дать возможность сыну отвлечься от домашней обстановки, а Вале — поговорить на волнующие ее темы. Правда, все сводилось к тому, что невестка после недолгого разговора клала ей голову на колени и замолкала. Галина Матвеевна гладила шелковые волосы Вали, аккуратно заплетенные в длинную косу, и говорила:

— Милая моя девочка, держись, родная. Так устроена наша жизнь. В ней все переплетается: рождение, смерть, радость, горе. Ты должна быть сильной. Мы тебя очень любим.

Валя понимала, что это те слова, которые должны поддержать ее. Помочь ей пережить горе могут только близкие люди, неравнодушные к ее страданиям. Но пока рана была свежей, ничто не становилось бальзамом. Вернуть мать не мог никто. Нечего было копаться в прошлом, искать свою вину в случившемся. Хотя молодая женщина только этим и занималась. Она украдкой плакала, обвиняя себя в том, что общение с самым родным человеком было в последнее время мизерным. Валя мысленно возвращалась к тому времени, когда только окончила школу и собралась уезжать в Горинск. Степанида приветствовала такое решение. Наверняка ей хотелось для дочери другой жизни, и иного выхода, кроме расставания, она не видела.

Теперь смерть разлучила их навсегда. Не будет звонков по выходным, поездок летом в Смирновку, где все стало безликим, чужим. Валя решила, что продаст дом и тем самым поставит точку в своих отношениях с местом, где родилась, где столько воспоминаний. Ей не хотелось возвращаться туда. Прижимая руку к животу, она сдерживала очередной порыв слез. «Ты никогда не увидишь своей бабушки», — обращалась она к еще не родившемуся малышу. Эти мысли не давали ей покоя. На смену им пришла другая, более разрушительная, нелепая. Она еще сильнее выбивала почву из-под ног отчаявшейся женщины.