Миры Роберта Хайнлайна. Книга 3 - Роберт Хайнлайн

Мы услышали, как оборвались позывные — это приземлилась шлюпка. Я даже засек посадку, но это было слишком далеко от нас. Мы услышали и команду сержанта отряда:

— В порядке очереди приготовиться к посадке! И тут же голос Джелли:

— Последний приказ пока не выполнять!

Мы выбрались наконец на открытую местность, увидели вертикально стоящую шлюпку, услышали завывание сигнала, предупреждающего об отлете. Отряд еще не начал грузиться, а занял оборону вокруг ракеты, образовав как бы щит, который должен обезопасить шлюпку.

Тотчас раздалась команда Джелли:

— В порядке очереди — начать погрузку.

Но мы все же были еще слишком далеко! Я видел, как грузится первая группа, как сжимается и уплотняется круг десантников вокруг шлюпки.

Одинокая фигура вдруг отделилась от отряда и понеслась к нам со скоростью, возможной только для офицерского скафандра.

Джелли перехватил нас, когда мы находились в воздухе, ухватился за пусковую установку Флореса и помог нам мощными двигателями своего скафандра.

В три прыжка мы добрались до шлюпки. Все давно уже находились внутри, но дверь была открыта. Мы ворвались внутрь, втащили Флореса и задраили люк. В динамике раздался угрюмый голос капитана: она крыла нас, что не сможем вовремя быть в точке встречи, и мы все — именно все — получим свое! Джелли не обращал на нее внимания. Мы уложили Флореса и сами легли рядом. Когда стартовали, Джелли сказал самому себе:

— Все на борту, лейтенант. Трое раненых, но все на борту.

О капитане Деладрие я уже, кажется, говорил: лучшего пилота нельзя и придумать. Встреча шлюпки и корабля на орбите рассчитывается и выверяется неимоверно тщательно. Я не знаю, как это делается, но только мне сто раз втолковывали, что, раз она рассчитана, изменить ничего нельзя. Никто не в состоянии ничего изменить.

И только она это сделала. Она засекла, что шлюпка опаздывает и не может прийти к месту встречи вовремя, ухитрилась затормозить, потом опять набрать скорость, встретить нас и забрать на борт — и все лишь с помощью глаз и рук, не имея даже времени обработать данные на компьютере. Если Всемогущему когда-нибудь понадобится помощник, который следил бы за тем, как звезды соблюдают предназначенные им траектории, я знаю, где можно такого помощника найти. Флорес умер, когда мы подлетали к кораблю.

2

Было страшно невмочь,

И я бросился прочь

И бежал тогда как ненормальный,

Сам от страха не свой,

И закрылся у мамочки в спальне.

Янки Дудль, помоги,

Янки Дудль — денди.

Научи плясать и петь

И с подружкой не робеть,

Янки Дудль, денди.

Я никогда не думал, что пойду в армию, тем более в пехоту. Обмолвись я о подобном в детстве, меня бы просто выпороли, а будь я постарше — удостоили бы отцовской проповеди о том, как некоторые нерадивые сыновья только и делают, что позорят свою фамилию.

Я, конечно, говорил отцу, что собираюсь поступить на Федеральную Службу, — когда уже учился в старших классах. Полагаю, что в таком возрасте каждый парень начинает думать об этом. Мне исполнилось восемнадцать через неделю после окончания школы. Однако большинство ребят относилось к такой перспективе не очень серьезно — скорее так, в шутку. Некоторое время они забавлялись этой идеей, щекотали себе нервы, а потом благополучно поступали в колледж, нанимались на работу или находили еще что-нибудь. Вполне возможно, что так случилось бы и со мной… если бы мой лучший друг всерьез не решил поступить на службу.

В средней школе мы с Карлом всегда были заодно и все делали вместе: вместе высматривали девушек, вместе приударяли за ними, вместе гуляли с подружками. Мы вместе занимались физикой и электроникой в самодельной лаборатории, устроенной дома у Карла. Я не был силен в теории, но зато ловко паял и собирал схемы. Как правило, Карл разрабатывал идею, составлял схему, а я следовал его инструкциям.

Это было здорово! Вообще, все, что ни делали мы с ним, было здорово. У родителей Карла не было такого состояния, как у моего отца, но это не влияло на наши отношения. Когда отец купил мне к четырнадцатилетию небольшой вертолет, машина настолько же принадлежала Карлу, насколько и мне. То же и с лабораторией, устроенной в подвале их дома: я мог распоряжаться в ней по своему усмотрению.

Когда Карл неожиданно заявил, что не хочет сразу после школы идти дальше учиться, а решил сначала попробовать военной службы, я призадумался. Похоже, он считал такой путь для себя естественным.

В конце концов я сказал, что пойду с ним.

— Твой старик тебе не позволит.

— Чего? Как это не позволит?!

Я возмущался, но в глубине души понимал, что Карл прав. Отец попытается сделать все, что в его силах, причем будет действовать скрытно. Вербовка в Федеральную Службу была первым полностью свободным выбором человека (и, похоже, последним). Если юноше или девушке исполнялось восемнадцать, он или она могли сделать свой выбор, и никто не смел вмешиваться.

— Поживем — увидим, — сказал Карл, и заговорил о другом.

В один прекрасный момент я как бы походя завел с отцом осторожный разговор.

Он отложил газету, вынул изо рта сигару и уставился на меня:

— Ты что, парень?

Я пробормотал, что мне мои устремления не кажутся ненормальными. Он вздохнул.

— Что ж… наверное, нужно было ожидать подобного. Да-а, я помню, как ты научился ходить и из тихого младенца превратился в сорванца, который долгое время был сущим наказанием для всего дома. Помню, ты великолепно грохнул одну из любимых маминых ваз — китайскую, эпохи Мин. Причем вполне сознательно — я в этом уверен. Ты был, конечно, слишком мал, чтобы понимать цену этой вазы, поэтому я тебя просто отшлепал по рукам… Еще я помню, как ты стащил одну из моих сигар и как тебе потом было плохо. Мальчишкам просто необходимо попробовать, чтобы понять, что забавы мужчин пока еще не для них. Мы наблюдали, как ты вступаешь в пору юности и начинаешь замечать, что девчонки не все на одно лицо и что среди них есть такие, что заставляют чаще биться сердце. Он опять вздохнул, будто я уже умер.

— Но, папа. Я не собираюсь разрушать свою жизнь. Всего лишь один срок службы. Это же не навсегда!

— Давай, по крайней мере, пока не спешить. Хорошо? Все нужно хорошенько обдумать. И выслушай, что я думаю об этом. Даже если ты уже решил, постарайся понять и меня. Хочу тебе напомнить, что наша семья вот уже сто лет далека от всякой политики, она выращивает свой сад на своем куске земли. И я не вижу причин, ради которых ты стал бы нарушителем этой замечательной традиции. Сдается мне, что здесь не обошлось без влияния одного из твоих учителей в старших классах — как его имя? Ты знаешь, о ком я говорю.