Я иду искать. История вторая - Олег Верещагин

Мальчишка скручивал каким-то тросом три противотанковые гранаты и брикет тротила — с трудом удерживая на весу четырехкилограммовую связку. Олег не сразу понял, зачем он это делает. Понял, лишь когда взглянул в лицо паренька — упрямое, злое, с черными на белом пятнами веснушек, но в то же время вдохновенное. Поняв же, заорал:

— Дай сюда! Я поползу! — но мальчишка, вывернулся почти из самых рук, больно звезданул Олега босой пяткой в глаз и выкатился из-за земляного хол­ма. Полежал, перевернулся на живот и быстро, ловко пополз, вжимаясь в землю.

— Стой! — Олег рванулся за ним, но Йерикка дернул его назад:

— Прикроем его!

В самом деле — пехотинцы сообразили, что к чему. Но три ствола размели мальчишке дорогу. Он на секунду задержался у подбитой машины, поправляя свою связку, махнул рукой горцам и пополз дальше.

— Он же не сможет ее кинуть, то тяжко, — прошептал Богдан.

— Он не станет ее кидать, — тихо ответил Йерикка.

— То как? — расширил глаза Богдан. Вместо ответа Йерикка обнял его за плечо и, помедлив, сказал:

— Смотри, горец, как надо умирать.

Мальчишка поднялся в рост в шести шагах перед носом танка. Видно было, как пули прошили его насквозь, а потом он упал под гусеницы, вскинув над головой руки со связкой, ударившей по броне.

Олег, Йерикка и Богдан видели, как мальчишку разодрало в куски гусе­ницей... а потом сверкнуло пламя — ослепительно-магниевое, не гранатное. Подброшенная сдетонировавшей боеукладкой, башня танка взлетела и закувыркалась прочь, вращаясь, как тарелочка-фрисби...

— Имя-то его как? — спросил. Богдан. — Как имя-то его?!

И тогда Олег оказал слова, которые десятки раз слышал на Земле, но не воспринимал всерьез — они были далекими, эти слова, они не имели отноше­ния к его, Олега, повседневности... а сейчас вдруг придвинулись, дохнув в лицо сталью, гарью и кровью, сделавшись близкими... Олег сказал:

— Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен... Что еще тебе, Богдан?

Из серых наших стен, из затхлых рубежей нет выхода, кроме какСквозь дырочки от звезд, пробоины от снов, туда, где на пергаментном листе зариПикирующих птиц, серебряных стрижей печальная хроникаЗаписана шутя, летучею строкой, бегущею строкой, поющей изнутри.

Так где же он есть, затерянный наш град? Мы не были вовсе там.Но только наплевать, что мимо, то — пыль, а главное — не спать в тот самый миг, когдаПридет пора шагать веселою тропой полковника Фосетта,Нелепый этот вальс росой на башмаках нести с собой в затерянные города.

Мы как тени — где-то между сном и явью, и строка наша чиста.Мы живем от надежды до надежды, как солдаты — от привала до креста.Как расплавленная магма, дышащая небом, рвется из глубин,Катится по нашим венам Вальс Гемоглобин.

Так сколько ж нам лет, так кто из нас кто — мы так и не поняли...Но странный сей аккорд, раскрытый, как ладонь, сквозь дырочки от снов все ж разглядеть смогли —Так вслушайся в него — возможно, это он качался над Японией,Когда последний смертник запускал мотор над телом скальпированной своей земли.

Ведь если ты — дурак, то это навсегда, не выдумаешь зановоНи детского сна, ни пары гранат, ни солнышка, склоняющегося к воде,Так где ж ты, серый волк — последняя звезда созвездия Иванова?У черного хребта ни пули, ни креста — лишь слезы, замерзающие в бороде.

А серый волк зажат в кольце собак, он рвется, клочья шкуры оставляя на снегу,Кричит: "Держись, царевич, им меня не взять, держись, Ванек! Я отобьюсь и прибегу.Нас будет ждать драккар на рейде и янтарный пирс Валгаллы, светел и неколебим, — Но только через танец на снегу, багровый Вальс Гемоглобин".

Ты можешь жить вскользь, ты можешь жить влет, на касты всех людей деля,Мол, этот вот — крут, а этот вот — нет, а этот, мол — так, ни то и ни се.Но я увидел вальс в твоих глазах — и нет опаснее свидетеля,Надежнее свидетеля, чем я, который видел вальс в глазах твоих и понял все.

Не бойся — я смолчу, останусь навсегда Египетским ребусом,Но только, возвращаясь в сотый раз домой, засунувши в компостер разовый билет,Возьми и оглянись — ты видишь? Серый волк несется за троллейбусом,А значит — ты в строю, тебя ведет вальс веселою тропой, как прежде — след в след.

Рвись — не рвись, но он не пустит тебя, проси — не проси.Звездною фрезой распилена планета вдоль по оси.Нам теперь узнать бы только, на какой из двух половинБудет наша остановка — Вальс Гемоглобин.  [15]

— Я все равно пойду.

Йерикка молча смотрел в глаза Олега. Землянин выглядел, как оживший мертвец, поднявшийся из могилы ради одного-единственного дела. А у Йерикки просто не было сил спорить. Силы все уходили на то, чтобы быть чуточку бодрее остальных. Да и дела были скверными, — мягко сказано. Во время ата­ки вельботов погиб Бодрый, лично лежавший за АГС. Хмур, узнав о гибели брата, ушел, сел над его телом и никому не давал не то что хоронить, но и просто к нему приблизиться. А тут ещё этот придурок решил идти и вытащить Милка. Как будто то, что валяется вокруг без числа и погребения, не было еще недавно людьми! Полверсты через поле, то, что атака может начать­ся вот-вот, собственная усталость — все это не трогало Олега. Похоже, он и не слышал, что ему твердил Йерикка — глядел, себе куда-то в землю отсу­тствующими глазами, иногда вытирал, рукавом мокрое от дождя лицо, развозя по нему грязь. А потом сказал — как припечатал:

— Я все равно пойду.

Йерикка плюнул с досады:

— Иди, — разрешил он. — Иди, может, там тебя уже ждут.

— Один с топором и двое с носилками, — оказал Олег. Улыбка, которой Йерикка уже долго не видел на лице друга, и странные слова удивили рыжего:

— Что? — спросил он.

— Это у нас в школе так говорили, — пояснил Олег. — «Иди-иди, тебя там уже ждут. Один с топором и двое с носилками.»...