Во сне и наяву. Титан - Борис Вячеславович Конофальский

А братья тем временем умылись и собрались, и девочка вывела их из квартиры, повела в садик. А Андрей Сергеевич Фомин подошёл к окну, поглядел на своих детей, пока те не скрылись за углом дома, а после присел за стол дочери. Ни учебников, ни тетрадей. Ничего такого, что напоминало бы о том, что хозяйка этого стола учится в школе. Он выдвинул ящик стола: деньги, таблетки… Всё на своих местах. Деньги не потрачены, таблетки не принимает. Фомин встал и уже по привычке остановился у её кровати. Откинул одеяло… Вот тут его и ждал сюрприз. Впрочем, к подобным сюрпризам он уже стал привыкать. Его уже не очень удивило то, что весь верх постели дочери, и пододеяльник, и простыня, были вымазаны длинными бурыми пятнами. И что же это могло быть?

Ну не краска же в самом деле. Не краска. Это была засохшая кровь. И царапина на щеке — вчера ночью её не было. Не-бы-ло! Он прекрасно это помнил.

И труп… Вчера под кроватью дочери он видел труп. Не надо его дурачить. Он точно видел труп крупного мужчины. Который потом куда-то делся. Андрей Сергеевич не мог этого понять — куда Светка могла его спрятать? Он стал прыгать на костылях по квартире от шкафа к шкафу, открывал дверцы, костылём даже под ванной шарил, но мертвеца не нашёл. Он успокоился, только когда услышал звон ключей в прихожей и как хлопнула входная дверь. Только тогда Фомин уселся на кухне и, ожидая, пока закипит чайник, он вроде как успокоился. Вернее, сделал вид, что успокоился.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Алгебра и начало анализа. Господи, разве может кто-нибудь разобраться в этом? Вообще-то в их классе было человек пять ребят, что понимали в этой абракадабре хоть что-то. Они собирались сдавать экзамен по этому предмету, вот для них физичка Ирина Аркадьевна и вела урок, остальные ученики присутствовали на уроке в виде статистов. Светлана не задумывалась о ЕГЭ вообще, а тут ещё это… Мозг можно сломать, она даже не пыталась понять то, что говорила и что писала на доске учительница. Маленькая, поджарая женщина вообще-то преподавала физику, но часто замещала учителей по алгебре и геометрии. Света уважала её и считала очень умной. Ну а как можно разобраться во всей этой абракадабре, не будучи семи пядей во лбу. А Ирина Аркадьевна не доставала Светлану, считая, что спорт — это большой труд, ставила ей трояки без упрёков, полагая, что девочке, так занимающейся спортом, как Фомина, начало анализа и тригонометрия в жизни пригодятся вряд ли. Кто-то из учеников слушал и записывал то, что говорила учительница, большинство класса бездельничало. Девочки на задних партах перешёптывались и тихонечко хихикали, чатились в телефонах, парни тоже либо болтали, либо смотрели смешные ролики.

Девочке не с кем было поболтать, единственная одноклассница, с которой можно было переброситься хоть словом, Илонка, сегодня не пришла. В кнопочном телефоне смотреть особо нечего. Светлана изнывала от безделья, подперев щёку кулачком. Малевала что-то в своей единственной тетради. И как-то само собой в пальцах девочки появилась нитка, шнурок с шеи, на котором болталось медное кольцо. Да-да, почти кольцо, а не смятый овал из медной проволоки. Теперь его можно было даже надеть на палец. На мизинец оно точно налезло бы. Света немного удивилась, ведь кольцо распрямилось само, она не прилагала к этому никаких усилий. Девочка крутила кольцо в пальцах, ей казалось… Или не казалось, что оно холодное. И как-то само собой пришло желание сжать этот медный кружок. Сжать, сплющить. Попробовать, как работает. Мама-Тая, демонстрируя ей кольцо, показывала, как это делать. Света не думала о том, что она на уроке… Просто взяла и сжала кольцо большим и указательным пальцами. Кольцо смялось, и на неё навалилась… тишина. Ей даже показалось, что у неё заложило уши. Только что класс был наполнен десятками разных звуков, шёпотом девчонок, голосом учительницы, стуком мела по доске, какими-то шорохами, тихим хихиканьем, и вдруг всё это оборвалось.

Звуки исчезли. Совсем. А ещё всё вокруг стало чёрно-белым, как в старых советских фильмах. И замерло. Света подняла глаза и удивилась, ей хорошо было видно только то, что было рядом, до чего можно было дотянуться рукой, всё, что было дальше, было размыто, словно нарисовано серой акварелью на светло-сером мокром листе. И в этой неестественной тишине ничего не двигалось. Всё, включая её одноклассников и учительницу, было статично. Может секунду, может две, может три она оглядывалась, привыкала к произошедшим изменениям, а потом провела в воздухе рукой. Все вокруг сохранили свою неподвижность, а её рука двигалась. Хотя и далось девочке это движение с трудом, как будто рука находилась в воде, а может, и в чём-то более густом. И ещё руке стало горячо. Странно, вообще-то в классе было прохладно. Батареи были едва тёплые. Но она не обратила на это внимания. Ей было интересно, и Светлана решила встать со стула, хотя бы приподняться, и это далось ей нелегко. Её попа и бедра словно прилипли к сиденью, а когда она всё-таки от него оторвалась, её юбка едва не сползла с неё. А ещё ей показалось, что в лицо её пахнул горячий, да нет же, раскалённый воздух, как будто в полуметре от неё горело яркое пламя, языки которого дотянулись до её лица.

В общем, всякое движение девочки было серьёзно затруднено. Но она могла двигаться, двигаться среди окружавшей её полной статики. Девочка сделала шаг к доске, и снова её почти обожгло, но стоило ей остановиться, замереть, как воздух тут же стал обычным, по большому счету этот жар можно было терпеть, и она сделала ещё шаг, и ещё, и ещё, воздух обжигал ей лицо при каждом шаге, ей было очень горячо, но она дошла до самой доски…

— Ах! — воскликнула Ирина Аркадьевна. — Фомина, ты меня убить, что ли, решила?

Испачканная мелом рука учительницы лежала на её груди, Но Светлана ей не ответила, на неё обрушился страшный шум реальности и яркий ослепляющий свет, от которого ей пришлось зажмуриться. И пока девочка молчала, учительница продолжала:

— Ты чего так подкрадываешься? До инфаркта довести меня хочешь?

Тут уже Света пришла в себя, она поняла, что весь