Сезон огненных дождей - Олег Шовкуненко

– Огонь по ободу! – вскричал Рутов. – Георг, давай!

Слова Алексея утонули в грохоте очередей. Плазменные пули буквально вспороли бетон стен. Одна из них угодила в неуклонно наползающее стальное кольцо. Обруч лопнул и тут же, полностью отделившись от стены, свернулся в плотную спираль. Стальная змея еще висела в воздухе, когда ее нагнал второй огненный диск. В доли секунды от поврежденного устройства не осталось и следа. Но его место занял другой, точно такой же безжалостный убийца. Самое страшное, что одновременно со всем этим в глубине туннеля вспыхнули новые багровые огни.

– Держите их, сколько сможете! – Строгов резко развернулся к лежащему на платформе стальному цилиндру. – Огюст, помогай!

Под аккомпанемент остервенелой пальбы офицеры одну за другой срывали панели защитного кожуха. В считаные секунды металл исчез, открывая взгляду бесчисленные витки толстой медной обмотки, глубоко утопленные в толще прозрачного полимера.

– Мы не можем их удержать! Лазеры приближаются! Пятнадцать метров! – прокричал Рутов.

– Готово! Отходим! Все назад!

Строгов поблагодарил бога за идею активировать генератор заранее. Индикаторы всех систем горели обнадеживающими зелеными огоньками. Оставалось лишь настроить таймер и нажать пусковую кнопку.

Три секунды – это время Мастер выставил, не задумываясь. Именно столько потребуется ему, чтобы дотащить Рутова со Шредером до безопасной зоны. Ну, что ж, Господи, помоги! Строгов вдавил большую квадратную кнопку и, отпрыгнув от платформы, крепко схватил двух отступающих корсиканцев.

«Один», – он мысленно отсчитал первую из отведенных секунд. Как это было уже не раз, Строгов вновь ощутил себя погруженным в мир полного временно́го коллапса, в котором замерли приклеившиеся к двери нэйджалы, зависли в воздухе падающие у их ног Микульский, Моришаль и Луиза, всего в нескольких метрах позади споткнулся и остановился смертоносный лазерный наждак. Единственное, что продолжало двигаться, это был он сам – Великий Мастер, а вслед за ним, словно две серые бестелесные тени, летели оба «головореза».

«Два», – когда они преодолели половину пути, в голове Николая вновь перещелкнул воображаемый счетчик. Быстрее, надо поднажать! Строгову показалось, что сделано всего несколько шагов, однако на самом деле он промчался около двадцати метров.

Накрывая собой тела своих друзей, он мысленно досчитал: «Три». Вот сейчас!

Сзади полыхнула яркая вспышка, а следом за ней пришел грохот и пропитанная смрадом сгоревшей взрывчатки обжигающе горячая ударная волна. Она сорвала людей с пола, покатила и основательно припечатала к толстой стальной переборке. А впрочем, все это было уже потом… после того, как мир погрузился в густой непроницаемый мрак.

Глава 33

Марк Грабовский справился с болью. Он раздавил, расплющил, перемолол ее и вышвырнул прочь из своей головы. Это оказалось неправдоподобно легко. Морунг ударил и сразу же отпустил. Странно. Непонятно. Неужели разведчик ошибся? Но нет, не может быть. Это был именно морунг… точно морунг! Марк уже не первый раз чувствовал эту жуткую, выжигающую мозг боль и поэтому сразу узнал ее. Звезда Нума притаилась где-то поблизости, выждала момент и напала. Напала на него и на отца… Отец! Пошатываясь, лейтенант поплелся сквозь красноватый сумрак. Он шел туда, где еще мгновение назад стоял его старик.

Черт побери, но почему же вдруг стало так темно! Аппаратура лаборатории, все и без того чахлое освещение – все вырубилось в один момент. Казалось, что электрические цепи издохли, не выдержав мучений, что на них тоже подействовала лютая ненависть, которую излучала страшная черная звезда.

Если бы не призрачный свет красных аварийных ламп, Грабовский рисковал заплутать здесь надолго. Он мог потеряться в лабиринте огромных сюрреалистических резервуаров и безмолвных, мертвых теперь лабораторных машин. Но аварийка… аварийка позволила Марку видеть. Плохо, нечетко, расплывчато, но все же видеть. Именно благодаря ей лейтенант смог различить те два высоких, похожих на телефонные будки компьютерных терминала. Там, между ними, всего мгновение назад стоял его отец.

Все те бесконечно долгие секунды, которые лейтенант затратил на преодоление двадцати метров лабораторных катакомб, в его воспаленном и растерзанном мозгу вертелись слова отца, сказанные за миг до атаки морунга. Вернее, это были не сами слова, это было ощущение от этих слов. Отец нес какую-то бессмыслицу, какой-то бред. Подавленный смертью Жереса, ошарашенный неожиданной встречей с отцом, Марк не запомнил и четверти всего сказанного. Однако и той малой части, которая все-таки дошла до его сознания, с лихвой хватило, чтобы понять – отец не в себе, отец болен. Но ничего, сейчас Марк отыщет его, поможет, вытянет из этого проклятого места, и все будет хорошо, все будет, как прежде.

Александр Грабовский лежал на полу лицом вниз, скорчившись и накрыв голову руками. Рядом с ним валялся пистолет. Полированный металл тускло поблескивал в свете аварийных ламп. Вид оружия покоробил Марка. Выходит, ему не показалось. Выходит, это именно отец стрелял в майора. Зачем? Неужели он как-то причастен… Грабовский-старший тихо, едва слышно застонал, и Марк, забыв обо всех своих подозрениях, бросился ему на помощь.

Он упал на колени рядом с отцом, перевернул его, приподнял голову. Старик тяжело дышал, продолжая постанывать. На его лице застряла гримаса боли, оно то и дело судорожно подергивалось.

– Папа, что с тобой? Ты слышишь меня? Это я, Марк! Очнись! Ты ранен? Куда?

Марк лихорадочно осматривал неподвижное тело. Крови не видно, сердце бьется гулко и ритмично. Господи, что же тогда? Что же с ним?

– Папа, очнись! Ты слышишь меня?

Марк сел на пол и притянул к себе отца. Он крепко стискивал ему руку, прижимал к груди его голову и безостановочно твердил:

– Папа, папа, очнись. Это я, твой Марк, я пришел.

Когда с губ отца сорвалось первое, еще невнятное слово, лейтенант чуть не умер от счастья. Потому, что первое слово, и потому, что это слово – его имя.

– Марк, – Грабовский-старший едва слышно пошевелил губами.

– Да, папа, это я. Не волнуйся, я здесь. Теперь все будет хорошо. Скажи, где болит. Я помогу.

– Уходи…

Услышав этот ответ, лейтенант не поверил своим ушам. Он бредит. Вернее, нет, бредит не Марк, бредит отец. Оно и понятно, ведь тот болен.

– Уходи немедленно. – Голос Александра Грабовского чуть окреп. Его слова перестали походить на горячечный бред.

– Но почему? – выдохнул Марк, глотая горечь и борясь с недоумением.

– Она во мне, Марк. Слышишь, она во мне. Она убьет тебя.

– Кто? – В корсиканце шелохнулось подозрение, робкое понимание чудовищной правды. Но он не желал, не смел поверить.

– Звезда Нума. Они впихнули ее мне в мозг. – Голос Александра Грабовского оборвался, иссяк, словно это признание стоило ему остатка сил.

Марк тоже не мог произнести ни слова. Горе, отчаяние, безумие навалились на него, превращая в кусок безмозглой кровоточащей плоти, способной ощущать лишь одну жуткую, невыносимую боль. И эта свирепая боль терзала его с остервенением бешеного голодного хищника. Некоторое время Марк просто сидел, крепко прижав к себе отца, и выл, скулил, как раненое животное.

– Делай как я говорю, – Грабовский-старший спешил, у него не было времени оплакивать свою многострадальную долю.

– Но ты же сейчас в норме, ты говоришь со мной, ты помнишь меня, ты…

Марк запнулся… Запнулся, так как почувствовал это. Пальцы, которыми он поддерживал голову отца, нащупали плотный грубый рубец, пропахавший весь затылок Александра Грабовского. Он не был заметен из-за отросших седых волос, но прощупывался даже при легком касании.

– Нет! – Не скрывая и не пытаясь унять слезы, Марк взревел от боли.

– Уходи, сын, спасайся. У тебя мало времени. Сейчас с морунгом что-то произошло. Он оглушен, он словно без сознания, но он жив. Я чувствую его. И он в любой момент может прийти в себя.

– Я не брошу тебя. – В голосе Марка прозвучал вызов всему этому страшному месту. – Ведь можно попробовать вытянуть звезду, восстановить мозг.

– Нельзя, Марк. – Губы отца тронула едва заметная горькая улыбка. – Ты же знаешь, что нельзя.

– Но почему ты?! За что тебя?! – Марк кричал от отчаяния.

– Это кара, – прошептал отец. – И, скорее всего, я заслужил ее.

– О чем ты говоришь?

Лейтенанту стало жутко. Он терял отца. Теперь это было уже ясно. Но неужели Марк потеряет еще и веру в него, в его светлое, доброе имя?

– Марк, я был одним из руководителей и создателей «Архангела». Одним из двенадцати членов Верховной Лиги, если это понятие тебе что-то говорит.

– Не может быть! – Лейтенант взглянул в лицо отца, он пытался понять, не бредит ли тот.

– Со временем ты бы все узнал… – Глаза Александра Грабовского закатились, и он вдруг захрипел, задыхаясь.